Культурная политика

70-й фестиваль в Локарно дал площадку современным авторам, поддержал любопытные эксперименты, однако не принес больших открытий. Акцент развития фестиваля все более явно перемещается в область ретроспективы. Причем история кино здесь представлена не как канонический учебник, а как сборник занимательных задач и вопросов.

Прежде всего, фестиваль настаивает на том, что история кино существует не в единственном, а во множественном числе. Еще в 2000 году сюда привезли программу «Неизвестная история советского кино»: фильмы, малознакомые западной публике или обреченные советской цензурой на «полочную» судьбу. Постоянный цикл, обновляемый в Локарно каждый год, так и называется — «История(и) кино» и включает альтернативные версии кинопроцесса, высвечивание тех работ и авторов, которые прежде считались маргинальными. В этом году почетными «Леопардами» здесь наградили, с одной стороны, обласканного фестивалями и призами Тодда Хейнса, с другой — Жан-Мари Штрауба, радикального экспериментатора со своей личной концепцией кино, близкой брехтовскому театру. Даже для юбилейной программы, посвященной 70-летию фестиваля, выбрали раритетные вещи. Среди них — «Одинокий голос человека»: представить свою дебютную картину приехал Александр Сокуров, получивший первую международную награду 30 лет назад именно в Локарно.

Не так давно альтернативной могла считаться и ретроспектива Жака Турнёра — француза, натворившего на жанровом конвейере Голливуда с полсотни фильмов: «Человек-леопард», «Анна — королева пиратов», «Путь гаучо», «Тимбукту». В свое время такие фильмы вызывали насмешки солидных критиков. С современной точки зрения, Турнёр — не просто талантливый ремесленник, но почти что Висконти жанрового кино, которому историческая и этнографическая «клюква» вовсе не противопоказана. Ретроспектива Турнёра позволяет не только пересмотреть его признанные «мистические» шедевры вроде «Я гулял с зомби» или «Ночей демона», породивших множество подражаний и ремейков, но и призадуматься над загадками сравнительно малоизвестных фильмов этого мастера на все руки.

Ломбардию XII века Турнёр снимал в Калифорнии. Понятно, что он не преследовал цели аутентичности, да и скромный бюджет заявлял свои права. Это еще один интересный вопрос для истории кино — где оно снимается и почему именно там. «Касабланка» снималась вовсе не в Марокко, а в США, «Доктор Живаго» — в Испании, Финляндии и Канаде, а вестерны-спагетти — в странах Средиземноморья. Каждый раз для этого находились веские причины — экономические или политические.

Как только человечество начало производить фильмы, одной из самых популярных кинематографических локаций стала Швейцария. Об этом напомнила проведенная в рамках фестиваля выставка Backdrop Switzerland Expo, где история кино представлена через его географию. И здесь тоже допустима множественность вариантов.

Страна гор и озер привлекала кинематографистов своими великолепными пейзажами. Лени Рифеншталь снимала тут «Голубой свет» — классику «горного фильма». А вот Альфред Хичкок предпочел построить «Швейцарию» на лондонской студии «Пайнвуд» для съемок фильма «Человек, который слишком много знал». Ингмар Бергман не любил без веских причин покидать Швецию и для картины «Жажда» выстроил у себя на родине декорацию Базельского вокзала. А вот Луи Маль привез Брижит Бардо в настоящую Женеву для съемок «Частной жизни», там же снимал важные сцены фильма «Невыносимая легкость бытия» Филип Кауфман.

Но чаще всего Женеву (город, символизирующий нейтралитет, экстерриториальность и свободу) выстраивали на студиях: так поступил Мартин Скорсезе, снимая «Волка с Уолл-стрит» в Голливуде, Питер Гринуэй — «Восемь с половиной женщин» в Лондоне, а Режис Варнье — «Индокитай» в соседнем Люцерне. Так что в истории кино существует несколько «Женев»; много и других талантливых фальшивок. Например, в мюзикле Роберта Уайза «Звуки музыки» швейцарские сцены сняты неподалеку в Австрии: кто будет разбираться, чьи это альпийские луга.

Есть, однако, уникальные объекты, они существуют в единственном числе, их «гений места» неповторим. Поэтому Паоло Соррентино с Майклом Кейном и Харви Кейтелем едут снимать «Молодость» в Давос, а самая эффектная сцена бондовского «Золотого глаза» разыгрывается на 220-метровой плотине Верцаски в Тичино — совсем недалеко от Локарно.

Андрей Плахов