Страх выходит на сцену
Андрей Архангельский видит в аресте Кирилла Серебренникова системное явление
23 августа Басманный суд Москвы отправил режиссера Кирилла Серебренникова под домашний арест. После этой новости вздрогнул каждый худрук государственного театра в России. Такое случиться может с любым — так устроена система, по правилам которой художник согласился играть много лет назад
Есть такой прием в кино — экран разделен на много квадратиков, и в каждом персонажи одновременно говорят или делают одно и то же. Можно предположить, что почти в каждом государственном театре — а в России почти все театры государственные, особенно в регионах — некоторое время спустя после задержания Кирилла Серебренникова каждый худрук совершил примерно одно и то же действие. Он снял трубку и позвонил в бухгалтерию театра. Бухгалтер очень удивился: вообще-то Георгий Петрович (Асламбек Вазиевич, Илья Соломонович) редко звонит в бухгалтерию. Он все больше в эмпиреях, так сказать, а мы люди маленькие: годовой отчет, налоговая, потом забрать старшую из танцевальной группы, не забыть купить младшему школьную форму... Поэтому бухгалтер собиралась сегодня уйти пораньше с работы, а тут вот звонок.
"Здравствуйте, Леночка! (Женечка, Диана, Эсфирь). Как поживаете? Как дети? Хорошо ли учатся? Как муж?.." Бухгалтер очень удивлена почтительному интересу к ее скромной персоне и отвечает невпопад и односложно: спасибо... все хорошо... Справляемся, да, и за билеты, кстати, спасибо, конечно, видели, конечно, в восторге, особенно детям понравилось. И только в конце худрук спросит невзначай: все ли там у нас, кстати, с отчетностью... с бумагами... по последнему спектаклю... Я в этом ничего не понимаю, но вам доверяю... Я уверен, что там у нас... у вас... все в порядке, но проверьте все еще раз. Чтобы к нам не было претензий от...э-э-э... правоохранительных органов. Нет-нет, ничего не случилось. Пока. Но вы же видите, что происходит...
Конечно, все в курсе, телевизор есть у всех, и компьютеры.
Нужно учесть, что мы говорим о людях в подавляющем большинстве порядочных и законопослушных. В театр не идут зарабатывать деньги. Театр вообще... как бы это помягче сказать — не особенно приспособлен для махинаций. Он требует затрат всегда больше, чем запланировано, а гарантий успеха — никаких. Большинство театров в России финансируется даже не из федерального, а из регионального бюджета, по остаточному принципу. Почему так устроено? Во время последней театральной реформы было решено: лучше пусть будет в городе плохой театр, чем не будет никакого. Но плохонький театр приходится "тянуть" или "волочь", то есть денег из бюджета им выделяют примерно столько, чтобы выжить, но не более того.
Но даже на хороший театр местные власти посматривают косо. Вроде были какие-то спектакли... Я сам не видел, правда, но племянница вроде в восторге. Но кто его знает. И особенного тревожит эта... как ее... молодежная студия... какие-то эксперименты... А результат-то где? Как это можно проверить, пощупать? Так сказать, измерить вклад в культуру.
Да невозможно это измерить. Иногда получилось, а иногда не получилось и все пришлось скомкать и положить в ящик стола. Иногда получилось в очень странной форме. А иногда вообще не сложился ансамбль. Все это в высшей степени непонятно стороннему наблюдателю. Как так? Деньги выделены, средства потрачены. А нам говорят — "не сложился ансамбль". Как это — "не сложился"? Зарплаты ведь у вас сложились?..
Объяснить это невозможно, как невозможно объяснить на пальцах, почему самолет летит. И тут еще есть одна особенность: чем оригинальнее спектакль, тем меньше в нем видны потраченные "средства". Психоаналитик Мелани Кляйн выдвинула предположение, что в сознании человека в детстве формируются своеобразные "борозды", по которым мышление и движется всю жизнь. Если на сцене во время спектакля "ничего не происходит", нет сюжета, нет привычных костюмов или декораций — борозда подсказывает: это все сделано специально для того, чтобы "украсть, попилить деньги". Потому что "нет вещественного результата".
Только пару лет назад губернаторы поняли, что от современного театра есть символическая прибыль: например, губернский театр получил "Золотую маску", регион прозвучал на всю страну, улучшился инвестиционный климат. И еще: если у тебя в регионе хороший театр, ты в первой двадцатке губернаторов, с хорошим рейтингом. Как это связано?.. Загадка. Но, говорят, проверенное средство.
Вернемся к нашему худруку. Он как никто понимает, что случилось — и случиться это может с каждым. Сегодня деятельность театра, например, невозможна без проведения госзакупок и торгов, которые регулируются Федеральным законом от 05.04.2013 N 44-ФЗ "О контрактной системе в сфере закупок..." Да-да. Жизнь любого государственного театра немыслима без этого — "для определения поставщиков (подрядчиков, исполнителей) закон предусматривает использование таких способов их определения, как: конкурсы (открытый конкурс, конкурс с ограниченным участием, двухэтапный конкурс, закрытый конкурс, закрытый конкурс с ограниченным участием, закрытый двухэтапный конкурс)..." Вся эта многоэтапная система была придумана для прозрачности, чтобы избежать коррупции, но это усложнило жизнь в первую очередь художнику. И любой худрук понимает, что при желании в любом его прославленном спектакле можно найти нарушения, и искать их будут в первую очередь у бухгалтера Леночки (Женечки, Дианы, Эсфири), которой нужно кормить детей.
Немаловажно, что объектом преследования стала именно площадка современного искусства. Все прекрасно поняли этот намек — это значит, что современное искусство токсично, и первая реакция — нужно попридержать коней со всеми этими экспериментами, "платформами"... Результатом этого процесса — а нет сомнений, что он во многом показательный — станет общая невротизация культурной среды, конец всем экспериментам и новаторству. И самая успешная на сегодня в России область искусства — театр — загнется. А самый известный в России режиссер находится под домашним арестом. Другим итогом этой истории будет страх — художника перед государством: не иметь больше с ним никаких дел, держаться от госсредств подальше. И, наконец, общая атмосфера недоверия — всех ко всем.
Результат будет один — невротизация культурной среды, конец всем экспериментам, страх художника перед государством, подозрительность и недоверие. Это означает конец театра
Если делаешь что-то на государственные средства, ты заведомо под колпаком. Система построена так, что ты не можешь не нарушать правила, если вообще хочешь что-то сделать. И поэтому всегда есть опасность, что тебя могут обвинить, как Серебренникова. Творить в такой атмосфере невозможно.
Изъян современных отношений художника и государства в России даже не в том, что за каждую копейку нужно отчитываться. А в том, что две эти вещи в современном мире — театр и государство — попросту несоединимы. Театр — это поиск, риск, а государство — это машина, пусть даже и отлаженная. И на каких-то тонких вещах она просто глохнет, она не "понимает". То, что у нас все наоборот — театры не представляют себе, как можно жить без господдержки,— следствие глобального искажения нормы.
Корень проблемы — в тех самых 1990-х, когда деятели культуры, вместо того чтобы воспользоваться свободой во всех смыслах слова, сами, добровольно опять отдались государству: вот, тяните нас, как встарь. Кто-нибудь умный тогда должен был бы сказать им: ребята, э-э-э, вы зачем опять лезете в петлю, вам предыдущих 70 лет не хватило, что ли? Нет-нет, отвечал художник, я не боюсь государства, оно же теперь хорошее, я ему верю! "Доверяете? Мне? Ну-ну",— государство ухмыльнулось и спустя 20 лет вспомнило, что художник принадлежит ему с потрохами, и попросило должок обратно. А самым дерзким припомнило прежние обиды.
Стоило бы срочно формировать в России частную культуру — кино, театр и т.д., но это сегодня сложнее, чем 20 лет назад. Нет традиции меценатства, нет законов, поощряющих жертвовать деньги на искусство, нет доверия в обществе... Впрочем, так можно сказать почти о любой отрасли человеческой деятельности у нас. В конечном итоге все упирается в определение того социально-экономического строя, который получился в России к 2017 году: это не социализм, но и капитализмом назвать нельзя. Можно, правда, назвать "театром" — но с непременным добавлением слова "абсурд".