Андрей Белоконь: «углеводородный потенциал Прикамья наполовину исчерпан»
Одиннадцать наиболее крупных месторождений Пермского края выработаны на 60%, большая часть запасов находится в распределенном фонде, новые территории — пока «чистый лист» с непредсказуемым результатом. О перспективах добычи углеводородов в регионе и тенденциях рынка недропользования рассказал заместитель начальника департамента по недропользованию по Приволжскому федеральному округу Федерального агентства по недропользованию (Приволжскнедра) Андрей Белоконь.
BUSINESS GUIDE: В последний раз BUSINESS GUIDE записывал с вами интервью в 2010 году, и тогда речь шла о том, что запасов нефти в Пермском крае осталось на 40–50 лет. Изменилась ли ситуация? Как вы оцениваете запасы пермских недр сейчас?
АНДРЕЙ БЕЛОКОНЬ: Если говорить об обеспеченности запасами действующих предприятий, разрабатывающих те месторождения, которые экономически целесообразно разрабатывать, то сейчас речь идет о 34–35 годах. Давая такую оценку, мы исходим из объема разведанных запасов, это примерно 500 млн тонн, и ежегодного объема добычи, который в последние годы составляет примерно 15 млн тонн (15,8 млн тонн в 2016 году, 10,4 млн — в 2005-м. — BG). В следующем году этот прогноз, возможно, будет скорректирован с учетом анализа отчетности предприятий, составленной по новой классификации запасов и прогнозных ресурсов углеводородного сырья. С этого года мы считаем уже в двух вариантах. И если старая методика исходит в основном из геологических предпосылок, то новая ориентируется в первую очередь на экономическую оценку целесообразности освоения месторождения. Так что ситуация может поменяться, хотя не думаю, что кардинально.
Но в целом Пермский край — относительно старый добывающий регион, его известный углеводородный потенциал наполовину исчерпан. Крупных месторождений (с запасами 30–300 млн тонн нефти) в Пермском крае в принципе нет. Средних, с остаточными запасами 5–39 млн тонн, — 11. На них приходится 40% добычи, и они выработаны примерно на 60%. Все остальные месторождения — мелкие или очень мелкие. Но это не значит, что скоро нужно будет ставить точку, речь идет только об известном потенциале.
BG: Где еще есть потенциал в Пермском крае? Нераспределенный фонд?
А.Б.: На нераспределенный фонд особенно рассчитывать не стоит, поскольку все основные месторождения уже предоставлены в пользование. Всего в Пермском крае открыто 233 месторождения, в распределенном фонде из них находится 190, соответственно 43 — в нераспределенном. Но это небольшие месторождения с очень малым объемом запасов, и их доля в общем количестве запасов вряд ли превышает 5%.
Помимо того что эти месторождения незначительны по объемам запасов, некоторые из них, к тому же, по каким-то причинам не могут быть введены в разработку. Например, Краснокамское месторождение нефти. Извлекаемые запасы промышленных категорий там неплохие, около 3 млн тонн, но оно находится под городом Краснокамском, поэтому добыча там с точки зрения промышленной и экологической безопасности ограничена. Есть Елкинское месторождение в 35 км к северу от Кунгура, тоже довольно привлекательное с точки зрения запасов (извлекаемые — 1,7 тыс. тонн), правда находящееся большей частью в границах особо охраняемой территории, режимом охраны которой пользование недрами запрещено. Неплохое Талицкое месторождение (извлекаемые запасы — 860 тыс. тонн), но оно расположено в зоне санитарной охраны Чусовского водозабора, используемого для водоснабжения г. Перми. Соответственно органы Роспотребнадзора не разрешают вести там деятельность по добыче нефти.
Разумеется, недропользователям мелкие месторождения малоинтересны, поскольку строить инфраструктуру, чтобы за несколько лет полностью отработать запасы, смысла нет. Так что сейчас предприятия скорее заинтересованы не в получении в пользование оставшихся месторождений, а в исследовании малоизученных территорий, в проведении на них поисковых работ с целью открытия там новых месторождений. Это подтверждает и тот факт, что раньше мы проводили больше аукционов по предоставлению в пользование месторождений, а сейчас в основном выдаем поисковые лицензии. Пока, конечно, 90% усилий недропользователей сосредоточено на добыче УВС на разведанных в советское время месторождениях. Из 200 выданных в крае лицензий на УВС только 20 в чистом виде поисковых, но соотношение меняется.
BG: Сколько участков вы планируете предоставить в пользование в ближайшее время?
А.Б.: До конца года планируем подготовить перечень участков, перспективных для проведения геологоразведки (это примерно десять участков), и будем принимать заявки на них. Ну и конечно, все равно продолжим выставлять на торги малые месторождения и искать заинтересованных в их разработке. Но в этом году мы готовы выставить всего три месторождения на торги. Три против десяти — и такая тенденция, думаю, сохранится.
BG: Можно ли оценить потенциал этих новых территорий?
А.Б.: Оценить потенциальный прирост невозможно, потому что формально это пустые территории, они пока не говорят нам ни о чем. И все-таки именно новые, малоизученные территории являются перспективными в части новых значимых открытий. Прирост запасов на действующих месторождениях может быть связан с открытием отдельных пропущенных залежей. Все-таки геологоразведка в советское время была организована очень хорошо, и, по большому счету, все совершенные тогда открытия месторождений подтверждены по итогам последующей организации на них добычи. То есть поиски и оценка были проведены объективно.
BG: И тем не менее на действующих месторождениях предприятия, в первую очередь, конечно, «ЛУКОЙЛ-Пермь», делают новые открытия и восполняют ресурсную базу. Или лукавят?
А.Б.: Разумеется, разведочные работы на действующих месторождениях тоже дают свой результат. В целом прирост запасов на действующих месторождениях Пермского края составил 10 млн тонн. В то же время в прошлом году на новых участках было открыто два месторождения с общими запасами около 500 тыс. тонн нефти.
Есть также потенциал у изучения больших глубин. Например, сейчас добыча в крае ведется в основном на глубине до 2 км. Но нефть и газ и в мире, и у нас в стране добываются и с глубин 5–6 км. Другое дело — чем глубже, тем дороже.
Кроме того, сейчас извлечение нефти из залежей по технико-экономическим причинам составляет не более 40%, оставшиеся более 60% — это потенциал, за который надо бороться и который, в общем-то, все держат в уме. При благоприятной конъюнктуре рынка и по мере развития технологий, думаю, интенсификация добычи будет расти.
BG: Сейчас вроде бы речь идет о том, что сланцевая нефть может стать перспективным ресурсом?
А.Б.: Сланцевая нефть — это нефть, содержащаяся в тех пластах, которые раньше не считались способными отдавать углеводороды. Они малопроницаемые, малопористые. Извлекать нефть из них возможно, но это требует специфического бурения, применения интенсивных мер воздействия на продуктивный пласт. Это дорого и небезопасно с точки зрения экологии. То есть вопрос «сложной» нефти, конечно, обсуждается, но пока для нашей страны это вторично, так как есть «традиционная» нефть. Недропользователям нет смысла вкладываться в это направление, если имеющиеся запасы позволяют держать добычу на приемлемом уровне, не увеличивая себестоимость. С научной точки зрения этот вопрос, конечно, прорабатывается, крупные предприятия изучают возможности добычи такой нефти, но пока только с исследовательской целью, на далекую перспективу. Сейчас, если говорить в масштабах всей страны, приоритетной задачей скорее является освоение территорий, связанных с шельфом.
BG: Геологоразведка и освоение новых территорий и технологий добычи — прерогатива крупных компаний, или малые тоже могут в этом процессе поучаствовать?
А.Б.: Недропользование вообще в большей степени сфера деятельности крупных компаний. Все-таки это затратный, наукоемкий и очень рисковый бизнес, перспектива которого зависит от многих причин. Он требует больших вложений, а доступ к кредитным ресурсам сейчас ограничен. Сложность еще и в том, что до выхода на добычу предприятию нужно уладить массу бюрократических сложностей, связанных с получением разрешений и согласований различных ведомств. При этом каких-то специальных льгот для малых предприятий нет. Но по мере работы копится опыт, небольшие компании не уходят с рынка — значит, все-таки что-то у них получается.
Сейчас в Пермском крае 34 компании имеют лицензии на УВС, из них три предприятия входят в группу «ЛУКОЙЛ». Остальные можно отнести к малым предприятиям, большинство из которых не интегрированы в какие-либо холдинги. Причем за последние 13 лет их число увеличилось ровно в три раза. Конечно, лицензий на пользование недрами у них немного — от одной до пяти на компанию, и доля от совокупной добычи Пермского края невелика — примерно 4%. Но она растет: еще несколько лет назад не связанные в «ЛУКОЙЛ» предприятия добывали всего 1% от общего объема добычи в крае. Так что малые компании тоже пытаются развивать свой бизнес.
BG: Как вы считаете, доля малых предприятий будет расти? Или чем сложнее и, соответственно, дороже будет становиться добыча, тем меньше их останется на рынке?
А.Б.: Во всяком случае доля малых компаний в общем объеме добычи в крае точно может вырасти. Далеко не все из них приступили к активной добыче, многие месторождения находятся на этапе ввода в эксплуатацию и в ближайшие годы начнут активно отрабатываться. Так что, вполне возможно, в среднесрочной перспективе на их долю придется до 10% добычи. Словом, как у малых, так и у крупных предприятий есть возможности как для осуществления геологоразведки, так и для интенсификации добычи, весь вопрос в экономической целесообразности.
BG: Стоит ли предприятиям рассчитывать на какие-то меры господдержки?
А.Б.: Преференции и льготы зависят от тех задач, которые ставит государство. Если сегодняшняя добыча нефти, которая в стране составляет примерно 550 млн тонн в год, устраивает руководство страны, то какого-то смысла форсировать добычу нет. Если завтра падение будет значительным и мы не сможем выполнять обязательства, взятые перед нашими покупателями, то встанет вопрос, что бизнес надо поощрять.
И сейчас существуют отдельные льготы, например для предприятий, которые занимаются добычей трудноизвлекаемой нефти, или для работающих на территории Дальнего Востока. Пермский край пока не подпадает под их действие.
Другой вариант — программа воспроизводства минерально-сырьевой базы за счет государственных средств. Бизнесу интересно все-таки приходить не на пустые территории, а туда, где есть хотя бы разведанные ресурсы, где имеется какая-то геологическая информация. Правда, Пермский край здесь не в самом выгодном положении. С одной стороны, это не такая перспективная, как считается, территория, как шельф или Восточная Сибирь. С другой стороны, регион со стабильной добычей, который не нуждается в дотациях.
BG: Что же остается в этой ситуации региону? Те самые 35 лет, и точка?
А.Б.: Даже через 35 лет запасы вряд ли истощатся. Во-первых, происходят пусть не крупные, но новые открытия. Во-вторых, увеличивается объем наших знаний о недрах, что, соответственно, повышает ценность недр. У нас есть перспективы, связанные с интенсификацией добычи на действующих месторождениях, освоением более глубоких горизонтов и изучением новых территорий.
Тем не менее какие-то решения на долгосрочную перспективу органам власти нужно искать уже сейчас, чтобы привлекать бизнес в отрасль, повысить качество недропользования и создавать задел на будущее. Пока углеводороды все-таки являются незаменимым источником энергии и доходов бюджета.