«Необходимо перестраивать всю конструкцию политического управления»
Политолог в эфире «Ъ FM» — об итогах единого дня голосования
В России подводят итоги региональной избирательной кампании — последней перед предстоящими в марте 2018 года президентскими выборами. Представители «Единой России» победили на выборах глав регионов в Калининградской, Новгородской, Томской, Ярославской и Свердловской областях, а также в Карелии, Бурятии и республике Марий Эл. Ведущий «Коммерсантъ FM» Борис Блохин обсудил итоги кампании с политологом Владимиром Слатиновым.
— Что означают результаты выборов для федерального центра?
— Они означают, что система имени Вячеслава Володина, которая была сформирована в 2012-2013 годах и которая обеспечивает формат проведения губернаторских кампаний, работает и решает свои задачи. Главная задача – воспроизводство действующей политической модели и действующей политической системы. И дальше — внутренняя ротация и обновление. Я имею в виду ситуации, когда в регионы направляются, например, молодые технократы, которые побеждают с разгромным счетом. Но все это происходит, я бы сказал, при минимальном участии населения. То есть политическое участие деградирует, и, решая задачи воспроизводства и даже внутренних ротаций и обновления, система, конечно, не решает задач политического участия, легитимности, подотчетности и обратной связи.
— Какие в результате прошедшей кампании может сделать выводы власть? Какие-то перестановки серьезные могут произойти?
— Я думаю, что достаточно серьезная реакция, наверное, будет на московскую кампанию — это отдельная тема по отношению к губернаторским. Что касается губернаторских кампаний, то задачи их решены. Но я думаю, есть понимание того, что эта модель функциональна, но все менее и менее эффективна с точки зрения задач подотчетности и особенно легитимности. Обратите внимание: и команда Кириенко, и Элла Памфилова фактически оказались заложниками этой модели, нельзя уже ничего было менять накануне президентских выборов, хотя понимание того, что что-то менять нужно, есть. И разговоры о том, что и муниципальный фильтр надо ослаблять, и единый день голосования переносить с сентября на октябрь, все-таки идут. Но понятно, что если эти задачи и будут решаться, то теперь уже после президентских выборов.
— А низкая явка, которая фиксировалась на этих выборах, выгодна партии власти? Или все-таки надо как-то с этим бороться?
— Вопреки моим коллегам из прокремлевских фабрик и их мыслям о том, что явка — не главное и политическая конкуренция — не главное, я думаю, и в администрации президента многие понимают, что это, конечно, очень плохо. В какой-то степени это катастрофично с точки зрения легитимности долгосрочной, стратегической. Поэтому я думаю, что изменения здесь будут. Но чтобы произвести эти изменения, надо перестроить всю политическую модель. Вот как вы введете в регион молодого технократа, который там неизвестен, который был федеральным чиновником, против которого могут выставиться местные ресурсные кандидаты? Не применяя муниципальный фильтр и все остальные приемы, которые используются в рамках этой модели, этого не получится. Это означает, что необходимо перестраивать всю конструкцию политического управления, но делать это будут, как я уже сказал, после марта 2018 года.
— Если смотреть на итоги муниципальных выборов в Москве, на результат оппозиции — это можно считать успехом?
— Да, безусловно, это успех. Когда есть конкуренция, есть выдвижение ресурсных кандидатов, способных провести политическую мобилизацию, то даже в условиях низкой явки выходит, что такая стратегия может быть эффективной. Обратите внимание: та же самая ситуация была отчасти на московских выборах мэра в 2013 году, когда Навальный собрал очень много голосов тоже при низкой явке. Вот фактически ситуация повторилась. Есть ресурсные кандидаты, способные вести эффективную кампанию и политическую мобилизацию своего электората. Есть, соответственно, конкуренция, и тогда оппозиция может доказывать, что она состоятельна. Что касается губернаторских кампаний, то все ресурсные кандидаты фактически там были исключены, поэтому мы видим то, что видим.