Глава Россвязи Олег Духовницкий о работе в новых геополитических условиях

Санкции продолжают влиять на отрасль связи в России — ограничены возможности по закупке оборудования для спутников, государство готовится реагировать на потенциальную возможность отключения интернета из-за рубежа. О том, как в этой ситуации работает отрасль, “Ъ” рассказал руководитель Федерального агентства связи Олег Духовницкий.

— Как изменилась ваша работа после того, как в 2014 году появились и в последующем усиливались санкции против России?

— Я бы посмотрел через призму деятельности государственного предприятия «Космическая связь» (ГПКС). До 2014 года, когда начался поток санкций, довольно часто конкурсы ГПКС выигрывали западные компании, имеющие основные офисы в Европе, США, Канаде. В результате санкций эта работа изменилась. Вся электронно-компонентная база, полезная нагрузка для космических аппаратов теперь должна заказываться у нас, потому что ввоз-вывоз и переговоры существенно затруднились. Но это и мотивирует. Теперь мы заказываем спутники на одном из предприятий «Роскосмоса». Два конкурса отыграно на спутники «Экспресс-80» и «Экспресс-103». Я внимательно наблюдаю за процессом их изготовления. Естественно, часть оборудования будет иностранного производства, но оно будет адаптировано, проверено. В технической документации заложено требование по сроку активной службы спутников — не менее 15 лет. Надеюсь, они окажутся на орбите в 2019 году.

Все понимают, что санкции — это политическая конъюнктура, но работать надо в любых условиях. Такой крупный рынок, как Россия, естественно, интересен для всех. Поэтому отношения с зарубежными компаниями остаются, и часть элементов продолжает изготавливаться за границей. Это нормально. Никакая санкционная политика полностью изолировать экономику не может. Мы что, зря в ВТО вступали? Мы же оттуда не вышли, и санкции абсолютно все застопорить не могут. Весной я летал в командировку на форум спутниковой связи в Вашингтон, встречался с производителями, которые работали раньше, работают и готовы работать в дальнейшем в части спутниковой тематики. Они понимают, что если у них что-то не будет получаться во взаимодействии с генподрядчиками, то появятся конкуренты. Даже Северная Корея, как ваши коллеги говорят, делает двигатели для ракет на Украине. Я не знаю, так это или нет, но тем не менее.

— Какие задачи не может решить сейчас российская спутниковая группировка и как потери аппаратов сказались на ее функционале?

— С 2011 года мы потеряли три аппарата. К сожалению, для страховщиков в первую очередь и для нас это большая беда. Это миллиарды рублей, труд сотен и сотен людей и нескольких десятков предприятий. Это случилось в рамках пусковых услуг, это зона не нашей ответственности, а организации, с которой мы работали. Тем не менее мы смогли перенастроить систему в целом, аппараты были перемещены по орбите, нагрузка перераспределена, так что и организации, и граждане в целом не почувствовали ущерба для себя. Сейчас в группировке 12 аппаратов, их количество, естественно, будет расти. Несмотря на различные сложности, они отлично справляются, и у меня есть уверенность, что в будущем вся группировка будет так же отлаженно работать.

— Санкции повлияли на конкуренцию между странами за точки на геостационарной орбите?

— Тут, слава богу, несмотря на санкции, есть Международный союз электросвязи (МСЭ), который это регулирует. Точка изначально принадлежит государству и не должна находиться в свободном состоянии какое-то время, надо, чтобы спутник ее занимал. Если она не занята космическим аппаратом, есть возможность обсудить вопрос, чтобы эта точка могла быть передана для использования другому государству. Но на моей памяти не было таких прецедентов, у нас в этом плане все четко отрегулировано, и все мы занимаем взвешенную позицию. Есть точки, которые, условно говоря, находятся в пограничной зоне и которые интересны для других стран, в частности, для Белоруссии, Китая. Нам удается договариваться, потому что все прекрасно понимают, что космос — это безграничное пространство, а с позиции МСЭ эти вопросы регламентированы, и мы еще не сталкивались с тем, чтобы кто-то пытался эти устоявшиеся правила нарушить.

— Несколько лет назад у главы Минкомсвязи была идея акционировать ГПКС. Ведется ли работа в этом направлении?

— Тут вопрос экономической целесообразности. Предполагалось, что если поменять организационно-правовую форму, на предприятие придет больше инвесторских денег. А ГПКС будет в состоянии оказывать весь перечень услуг — от создания спутника до появления его на орбите и будет это делать за собственные средства. Но если в единый пакет сложить и сам спутник, и запуск, то бизнес-кейс не складывается. За те 15 лет активной службы, которые должен находиться спутник на орбите, он себя не окупит. К тому же спутниковый рынок не очень большой, потому что у нас активно развиваются наземные элементы электрической связи.

— «Космическая связь» так и останется ФГУПом?

— Сегодня это ФГУП, а дальше посмотрим. Вывеску поменять можно, но какую смысловую нагрузку это несет? Предприятие работает устойчиво. По итогам 2016 года в бюджет перечислена часть чистой прибыли в размере 586,3 млн руб., по итогам 2015 года — 328,2 млн руб., а по итогам 2017 года планируется перечислить 659,8 млн руб. Все услуги оказываются в должном объеме, есть устоявшийся коллектив, плотные международные связи и все остальное. Если будет меняться организационно-правовая форма предприятия, это повлечет за собой смену единственного полномочного органа — генерального директора — на совет директоров. Устраивать такую перестройку, когда мы срочно готовим концепцию ФЦП развития спутниковой группировки гражданского значения до 2025 года, нецелесообразно. Если менять ФГУП на АО сейчас, это сильно повлияет на концепцию развития предприятия, а оно играет очень серьезную роль в российской отрасли спутниковой связи.

— Можете рассказать подробнее об этой концепции?

— Основные параметры концепции такие, что до 2025 года мы должны запустить на геостационарную орбиту пять спутников. В 2019 году «Экспресс-80» и «Экспресс-103», в 2020 году «Экспресс-АМУ7» и «Экспресс-АМУ3» и, надеемся, в 2021 году «Экспресс-АМУ4». И вторая часть проекта — высокоэллиптические спутники связи «Экспресс-РВ». Это спутники, которые будут оказывать услуги в Арктике, то есть за Северным полярным кругом. Сегодня есть проблемы использования геостационарных спутников связи в северных широтах из-за плохих условий их наблюдения — очень малых углов линии визирования между абонентом и спутником, находящимся над экватором. Это простая геометрия. Земля круглая, не добивает оттуда, если по-простому говорить, сигнал от геостационарных спутников. Создание спутниковой системы гражданского назначения на высокоэллиптических орбитах полностью решает эту проблему для коммерческих и государственных потребителей как в северных широтах, так и на всей территории России. Это связано с тем, что высокоэллиптические спутники лучше видны из любой точки России, чем геостационарные спутники. Это наше развитие, все эти программы связаны с развитием Арктики и экономики России в целом.

— А денег сколько потребуется на реализацию концепции?

— Немало. В проекте концепции ФЦП оптимистический вариант оценивается в объеме около 132 млрд руб., включая 75 млрд руб. из бюджетных средств и около 57 млрд руб. из внебюджетных источников. Сейчас завершается согласование этих экономических параметров с заинтересованными органами исполнительной власти.

— Какие еще предприятия Россвязи готовятся к акционированию?

— ФГУПы должны быть акционированы, это политика правительства. Несколько месяцев назад мы акционировали АО «Марка». Все российские марки, которые есть в стране, изготавливаются на этом предприятии. На подходе акционирование ФГУП «Электросвязь» в Чеченской Республике и ФГУП «Российские сети вещания и оповещения» (РСВО).

— Какая, по вашей оценке, капитализация у «Марки» и «Электросвязи»?

— Это зависит от стоимости активов и финансовых показателей. В прошлом году выручка «Марки» превысила 1 млрд руб., чистая прибыль — около 25–30 млн руб. Но мне сейчас трудно говорить о цене акций, это вопрос не далекого, но будущего. Общая стоимость имущества «Электросвязи» около 3 млрд руб., отсюда можно и смотреть, если в дальнейшем кто-то заинтересуется приобретением и Росимущество разрешит купить часть пакета. Наша задача в том, чтобы контрольный пакет «Марки» и «Электросвязи», конечно, оставался у государства. Связь — это часть системы управления, и, безусловно, тут влияние государства должно быть очень большим.

— Предприятия готовы к приватизации и привлечению частного капитала?

— Пока у «Марки» такой готовности нет, потому что сейчас проводится диверсификация ее бизнеса. Общество будет реализовывать не только марки и конверты, но и филателистические принадлежности, значки, медали, открытки, сувенирную продукцию.

— Как будет развиваться розничная сеть «Марки»?

— Розничная сеть уже существует, филиалы открыты практически во всех городах-миллионниках. Недавно были открыты салоны в Ярославле и Калининграде. В стратегии долгосрочного развития заложено создание до 50 филиалов. Это не создание конкурентной среды для «Почты России», которая традиционно реализует марки. Дело в том, что в обороте «Почты России» они составляют всего 0,09%, и коллеги на «Почте», может быть, обоснованно, а может, не очень, не заинтересованы в реализации этой продукции, потому что она не очень маржинальна и не приносит большую прибыль. Но вместе с тем на реализации марочной продукции по результатам работы во время Олимпиады в Сочи «Почта России» заработала 1,5 млрд руб. Сейчас проходил Кубок конфедераций, в следующем году — чемпионат мира по футболу, в результате которых мы ждем около 5 млрд руб. от продажи марок.

— Предприятию требуется финансовая поддержка?

— Оно абсолютно самоокупаемое, прибыльное, производит отчисления в бюджет и показывает хорошие показатели в плане развития. Это не то предприятие, которое нуждается в инвестициях, поддержке государства, субсидиях.

— Есть случаи подделок на рынке марок?

— При моей бытности таких случаев не было, такие события, насколько я помню, были зафиксированы где-то в начале 1990-х годов. Марка имеет достаточное количество степеней защиты. Все наши марки под полным учетом, они печатаются на Гознаке. Подделать марку и запустить ее в производство можно только при сговоре на месте. Такое теоретически возможно, но это вопрос к правоохранительным органам.

— Одна из функций Россвязи — поддержание связи во время чрезвычайных ситуаций. Как часто вы решаете эти вопросы?

— Очень часто. Любое чрезвычайное происшествие, объявленное официально, либо просто гроза, град и т. д., как правило, несет за собой нарушение системы связи. У нас в этом отношении все операторы давно мобилизованы и оттренированы, у них есть регламент действий в случае таких происшествий, и они все очень активно и продуктивно работают. Создаются бригады по устранению, они выезжают на место, быстро устраняют все неполадки, переключаются на резервные каналы, и наши граждане практически ничего не чувствуют. Когда случается масштабное явление, как, например, Лайонрок на Дальнем Востоке или в Крыму был ветер, затопление, тогда мы помогали, отправляли генераторы. Чтобы масштабные явления не были для операторов связи неожиданностью, мы проводим тренировки с ними. Мы выработали алгоритм действий: в случае если связи долго нет, людей вывозят в места временного размещения, там должен быть какой-то вид связи, несколько стационарных телефонов, несколько мобильных. Необходимо отрегулировать вопрос с роумингом между операторами — в кратчайшие строки сделать так, чтобы абонент МТС, если вдруг затопило базовую станцию МТС, мог пользоваться сетью «МегаФона» и наоборот.

— А если, допустим, в России происходит отключение интернета из-за рубежа, какие действия? Такие версии записываются в документах Минкомсвязи?

— Это вопрос скорее к Минкомсвязи. Мы понимаем, где был интернет изобретен и где на сегодняшний день складываются его основные параметры и требования. Это штат Калифорния, ICANN, международная организация, которая находится в США. Параметры интернета формируются именно там. Для нас это не очень приемлемо. И все, что связано с DDoS-атаками, и перечень негативных явлений, который являет нам интернет, конечно же, нас не может не расстраивать. Тут еще вопрос в том, что мы очень динамично развиваемся, мы сейчас на второй-третьей позиции по проникновению интернета, широкополосного доступа и т. д. Конечно, вопросами информационной безопасности в области интернета мы должны заниматься очень предметно. Без интернета ничего не будет, в том числе цифровой экономики,— если мы не будем этим заниматься, не будем строить цифровую экономику, интернет вещей. Но вопрос в чем? В пунктах пропуска трафика, а они за рубежом.

Прелесть интернета в том, что он безграничен. Можно находиться здесь и общаться с кем угодно. Другой вопрос — вопрос регулирования, защиты, насколько гражданин или юридическое лицо, пользуясь интернетом, будут уверены в том, что все их данные защищены, от персональных до коммерческих и производственных. Насколько сеть будет устойчива, зарезервирована, дублирована, какое оборудование будет установлено, будет ли оно российского производства либо завезенное извне, которое по какой-то указке может быть отключено. Это сфера, которой наше министерство успешно занимается при помощи коллег в Роскомнадзоре. Это особая сфера, и ей нужен особый подход. Когда начинают закручивать гайки, кто-то возмущается. Когда отпускают, другая половина нашего общества возмущается — дети попадают под пагубное влияние. Без линий связи интернет существовать не может. А вопросы мониторинга интернета, местонахождения хостинга, правила регулирования относятся к госполитике. Госполитикой у нас занимаются министерства, правительство, администрация президента.

— В июле Украина отключила магистральную линию связи с Крымом. Что произошло, можете рассказать?

— Если я правильно помню, там две линии на север в сторону Украины: одна через Армянск, другая через Джанкой. Их и отключили. Операторы связи на Украине не очень заинтересованы в этом, потому что получали плату за пропуск трафика. Наверное, это было не их решение, а каких-то других лиц. Но ограничить полуостров с точки зрения наличия услуги связи они не смогут, это однозначно. Еще с советских времен через Керченский пролив пролегала линия связи, а совсем недавно оператор связи «Миранда Медиа» построил еще одну волоконно-оптическую линию. Теперь эти две нитки обеспечивают Крымский полуостров всеми услугами связи с большой землей. Когда закончится строительство Керченского моста, будет проведено оптоволокно. Более того, там динамично развивается ряд операторов электрической связи — «К-Телеком», «Крымтелеком», «Севтелеком». В этой части не боимся. Пусть отключают.

— Вы можете пояснить: точки обмена трафиком — это что такое? Есть мнение, что это и сотовые операторы тоже. И если предлагать ограничить иностранный капитал в точках обмена трафиком, то, соответственно, и в сотовых операторах.

— Одна из идей, которые сейчас обсуждаются, состоит в том, чтобы эти точки обмена трафиком были перенесены из-за границы на территорию РФ. Это можно сделать, но это не входит в круг нашей компетенции. Всем понятно, что структура капитала наших основных операторов мобильной связи включает в себя иностранный капитал. Это вопрос к бенефициарам, акционерам, советам директоров. Это международные компании, которые котируются на иностранных биржах, это серьезный политический процесс. Нельзя просто взять и нарушить устоявшуюся систему с точки зрения капиталовложений и пакетов акций. Вопрос должен решаться внутри компаний, но государственные интересы здесь должны преследоваться. Российские компании с государственной юрисдикцией должны жить по российским законам. При этом неправильно говорить о том, что им необходимо уйти из-за рубежа и вернуться в Россию. Это нецелесообразно. Мир, несмотря на санкции и политические процессы, которые сейчас происходят, настолько интегрирован, что разорвать это нельзя. Более того, разумная экономическая политика рано или поздно все политические процессы направит в нужное направление. Но вопрос государственной информационной безопасности — это превалирующий момент.

— Россвязь участвовала в командно-штабных учениях МЧС. Планируете участвовать в учениях «Запад-2017»?

— Да, Россвязь участвовала и участвует в командно-штабных учениях и тренировках МЧС. На базе опыта взаимодействия с МЧС, в том числе в этих учениях, у нас появилось решение, которое подходит не только для МЧС, Минобороны или других силовых структур, но и для всех федеральных органов власти, крупных предприятий, корпораций и т. д. И именно с этим решением мы планируем участвовать в учениях «Запад-2017». Это универсальный программно-аппаратный комплекс, который в состоянии реализовать громадный перечень вопросов, связанных с безопасностью, управлением и прочим. Комплекс разработан нашим предприятием РСВО. Он сейчас в испытательном режиме и, надеюсь, заинтересует широчайший перечень предприятий и организаций.

Это вычленение влияния человеческого фактора на управленческий процесс работы предприятия. Условно говоря, это громадная система приемников, передатчиков, механизмов с камерами наблюдения, которые собираются на громадный экран, где оператор видит, что происходит. Если что-то загорелось, остановился станок, произошло несанкционированное проникновение, закончился бензин, перестало работать электричество — тогда комплекс это прорабатывает, предлагает отработанные алгоритмы и нажатием на кнопку начинается нейтрализация тех или иных негативных событий на заводе, фабрике, АЭС. Это очень современная важная вещь, наши инженеры, разработчики, программисты сделали ее сами, с применением нашего российского «железа».

— РСВО владеет радиоточками. Ведь это уже такой анахронизм.

— Соглашусь…

— И отказаться от них нельзя?

— Во-первых, большая часть населения продолжает активно пользоваться радиоточками. Мы это видим из учета трафика. Достаточно большая часть, в основном это люди пенсионного возраста, включают приемник, чтобы у них на кухне в шесть утра заиграл гимн, как это было в советское время. По радиоточке постоянно идут новости, но это не самая важная функция. Главное — это вопрос оповещения граждан. Оно должно быть достоверным, адресным и гарантированным. Потому что и катастрофы, и аварии, и происшествия — все это должно доводиться до сведения всех граждан страны. Так называемая слаботочка — это такая вещь, которая работает в воде, не требует большого энергопотребления. У нас есть примеры, когда все виды связи отключались, а слаботочка работала и сигналы проходили. Например, во время наводнения в Крымске. В настоящее время мы получаем предупреждение от МЧС на мобильный телефон, по телевизору пускают по некоторым каналам бегущую строку, но это не адресно. Включен телевизор или не включен? А тут гарантированно и адресно. И с правительством Москвы я на эту тему разговаривал, коллеги понимают, что мы не торопимся избавляться от этой точки, стимулируем ее существование.

На площадке РСВО прорабатываются инновационные вопросы. Предприятие не живет на взносах, которые платят люди, имеющие радиоточку. Оно развивается динамично, имеет большую инфраструктуру, целый перечень услуг. Я очень рад, что там нет старорежимного болота, когда сидят на этой услуге, получают в едином платежном документе 50 копеек за радиоточку и радуются жизни. Такого нет. Предприятие развивается, движется вперед.

— У РСВО были планы создавать Wi-Fi-сеть в Москве?

— Если такой проект будет объявлен, будет организована пилотная зона на небольших участках. Мы обязательно поддержим инициативу и будем выходить на конкурс. У нас имеются свои внутренние решения, мы понимаем, как это делать, какое оборудование ставить, на каком удалении, с какой мощностью и т. д. Как это будет работать, как это администрировать с точки зрения доходов, как будут регистрироваться граждане. Поэтому, если такая задача появится в очередной раз и дойдет до этапа реализации через конкурсные процедуры, мы обязательно будем участвовать.

— А вы можете напомнить, какое количество сборов РСВО получает от населения?

— Оборот у них неплохой — в среднем около 3 млрд руб. в год. На население из этой величины приходится около 2,3 млрд руб. Остальные средства — от взаимодействия с коммерческими и государственными структурами. Почему считается, что с граждан что-то сдирают? Кто не хочет — пишет заявление, и эта точка снимается с обслуживания.

— Можно отказаться?

— Конечно. Отказаться никто не запрещает. Другой вопрос, что будет проект реновации, есть нормы и правила, и если они не нарушены, то в новых домах тоже обязательно надо проводить систему оповещения. Еще раз повторю: радиоточка не самоцель. Цель — это оповещение граждан.

— Они работали, кстати, когда в Москве ураган был?

— Конечно. Где это установлено, где это администрируется, там это работает.

— Перейдем к универсальной услуге связи. Недавно сообщалось, что государство больше не имеет задолженности перед «Ростелекомом» по этой услуге.

— На самом деле это не совсем так. По обязательствам, возникшим до заключения десятилетнего контракта в 2014 году, остался долг около 950 млн руб., который будет погашен в 2018 году. Если говорить о действующем контракте, то здесь ситуация такая. Недофинансирование контракта с 2015 года составило около 9 млрд руб. По этой причине «Ростелеком» воспользовался правом уменьшить объем выполняемых обязательств. При поддержке Минкомсвязи мы договорились об уточнении объема обязательств, заключили дополнительное соглашение и тем самым урегулировали ситуацию. Поэтому сейчас можно сказать, что задолженности нет. Но вопрос не в долге, а в том, что ситуация с недофинансированием сложилась из-за того, что резерв универсального обслуживания не является отраслевым фондом, как некоторые другие фонды. И он не тратится полностью на универсальную услугу связи. Мы собираем в год порядка 13,5 млрд руб., а на финансирование контракта Минфин выделял в 2015-м и 2016 годах существенно меньше, отсюда и образовалось недофинансирование.

Если бы мы строго тратили эти собираемые средства на развитие универсальной услуги, не возникало бы вопроса, денег бы хватало. И Николай Анатольевич (Никифоров.— “Ъ”), наш министр, много говорил о том, что нужно сделать фонд отраслевым. В таком случае у нас бы универсальная услуга светилась и пылала. А когда средств не хватает, то получается, что «Ростелеком» должен на свои деньги в рамках обязательств исполнять возложенные на него функции. В 2014 году в мае мы заключили с ними договор на десять лет. В рамках этого договора они должны проделать громадную работу. У нас не хватает средств, они должны все делать за свои. Возмещения ждать приходится в течение нескольких кварталов. Отсюда возникает ситуация пробуксовки.

Как только эти средства будут тратиться целенаправленно на поддержание универсальной услуги связи, все вопросы будут сняты. Другой вопрос, что она будет представлять в ближайшем будущем. Сейчас это таксофоны — 147 тыс. с лишним, это ПКД (пункты коллективного доступа в интернет.— “Ъ”), которые на самом деле практически не оплачиваются, потому что не хватает средств. В прошлом году увеличили скорость и опустили тарифы, трафик вырос, но люди пользуются все равно мало. Потому что мобильная связь развивается хорошими темпами. Как и точки доступа, которые являются новой услугой. Там трафик растет галопом. Поэтому сейчас два приоритета. Таксофоны точно останутся, потому что где-то это единственный вид связи за пределами больших и малых городов. С ПКД пока история приостановлена, потому что средств не хватает.

Точки доступа будут развиваться и далее. Боле того, я думаю, «Ростелеком» эту историю будет предлагать усовершенствовать с точки зрения перечня услуг. Будет не просто столб в центре села, а будут какие-то здания, помещения. Сейчас имеющееся оборудование способно раздавать Wi-Fi только на расстояние до 100 м. А в дальнейшем нужно будет протянуть в сельсовет, в школу, в больницы. У нас 13 958 населенных пунктов с численностью населения от 250 до 500 жителей, где по нашему договору с «Ростелекомом» они должны до 2019 года закончить стройку по новым требованиям, а в 2024 году контракт заканчивается. И все населенные пункты должны быть обеспечены Wi-Fi. Перечень населенных пунктов может быть увеличен до 700 или 750 жителей. Это было бы целесообразно при наличии средств, а пока их нет, вопрос решить будет сложно.

— Прошлой осенью «Ростелеком» предупреждал, что программа по устранению цифрового неравенства может быть продлена. Это так?

— Пока такого нет, мы постоянно в контакте с Михаилом Осеевским (президент «Ростелекома».— “Ъ”) и его коллегами. Пока основные параметры контракта остаются прежними до 2024 года. Единственное — где-то ориентировочно на год будет продлено строительство. Они должны были закончить в 2018 году, а теперь срок сдачи перенесен на 2019 год. Причина в нехватке средств. «Ростелеком» молодцы, они справляются, продолжают строить за счет собственных средств.

— А что с ПКД теперь случится? Почта их продавать будет?

— Нет. Компьютеры с ПКД выработали свой срок и технически устарели. Их не будут продавать, объективно — их следует подвергнуть списанию. Пока в законе «О связи» ПКД есть. Я неоднократно говорил, что нужно начать с изменений в области нормативно-правового регулирования, пересмотреть приоритеты. Сейчас эта работа ведется, но это не совсем наш вопрос, он министерский.

— Кризис, который начался в 2014 году, повлиял на собираемость резерва универсального обслуживания?

— Средства собираем, операторы сдают. Кто нерадиво сдает, того принуждаем в судебном порядке. Большая, тяжелая работа, неплательщиков более 3 тыс. Кому-то достаточно побудительного письма, а кого-то приходится в суд тянуть. И начинают платить. На сегодняшний день около 70% уже собрано. Кризис в какой-то части даже не закончился. Но к чести большинства операторов связи, это требование закона они выполняют, 1,2% от выручки сдают добросовестно.

Интервью взял Владислав Новый