Историк Леонид Максименков — о новых рассекреченных документах из личного архива Сталина

Ось "Пхеньян — Москва — Пекин" появилась в корейском конфликте без малого 70 лет назад, но как она "работала", историки не очень понимают и теперь. Полной картины нет: рассекречена лишь малая часть документов, так что знакомство с любыми новыми становится событием. "Огоньку", впрочем, повезло

Леонид Максименков, историк

Первые порции прежде недоступных документов начали дозированно попадать в широкий доступ с начала 1990-х, когда "фильтровались" бывшие советские архивы. "Дебют" этих бумаг вызвал сенсацию, на их основе было написано много томов. В том числе ставшее классическим и самым полным на данный момент исследование академика Анатолия Торкунова "Загадочная война: корейский конфликт 1950-1953 годов" (Москва, РОССПЭН, 2000). Переведенная на корейский и японский языки, эта документальная монография читается как захватывающий дипломатический детектив. Сегодня это главный и необходимый путеводитель. Вот только (по объективным причинам) неполный...

Архивные подарки

Архивный "ренессанс" на корейском направлении длился вообще-то недолго. Все началось с заветной папки документов, подаренной президентом Борисом Ельциным в июне 1992-го президенту Южной Кореи Ро Дэ У. Ее основу составили бумаги дела N 347 из описи бывшего сталинского фонда 45 Кремлевского архива. В 1995-м еще одну папку собрали в подарок следующему президенту Южной Кореи — Ким Ен Саму. На этом традиция архивных подарков на высшем уровне прервалась, зато возникла на другом уровне — в 2000-м много корейских документов было "подарено" Библиотеке Конгресса США наследниками генерал-полковника Д.А. Волкогонова, первого исследователя, допущенного к советским архивным закромам. А дальше снова "подморозило": наша архивная власть молчаливо, как говорится, явочным порядком, не просто ограничила ввод в публичный оборот новых порций документов, но и перезасекретила многое из того, что уже было прежде открыто и на Западе опубликовано. Совпадение, наверное, но очередной "ледниковый период" крепчал по мере роста напряженности, вызванной реализацией ядерной программы КНДР.

Китайцы не стараются вводить полученную технику на фронте. Даже полученные "катюши" находятся в тылу. Ким Ир Сен отметил также, что теперь ему стали понятны причины топтания у 38-й параллели и неготовность китайских войск

И вот на таком фоне событие: снят гриф секретности с части документов по корейским делам из личного архива Сталина, которых не удостоились ни два южнокорейских президента, ни уважаемые коллеги из американских университетов, ни даже генерал Волкогонов. Сделано это, правда, было негромко: тем же явочным порядком, без пресс-релизов, телекамер, фуршетов и презентаций.

"Огоньку" посчастливилось в заветные бумаги заглянуть: они касаются деликатных вещей — китайского участия в корейском вопросе (роли Мао Цзэдуна, Чжоу Эньлая, командующего китайскими добровольцами в Корее маршала Пэн (Пын) Дэхуая), шифровок советских послов в Пекине (Рощина) и в Корее (Штыкова и Разуваева) в адрес Сталина и ответов на них.

Учитывая, что раздражать китайских товарищей накануне очередного, 19-го съезда Коммунистической партии Китая в Москве явно не намерены, спешите ознакомиться: ибо нет гарантии, что завтра все это не засекретят по новой. Ведь у наших чиновников есть золотое правило: "Факт публикации документа не означает, что он рассекречен". Еще большевики не уставали учить друг друга: "Постоянно перешифровывать один раз зашифрованное".

Политические узоры

А теперь в подробностях о документах из "сталинской папки". Прежде всего обращает на себя внимание меморандум, направленный в октябре 1949 года Мао Цзэдуном товарищу Филиппову (это один из псевдонимов Сталина). В нем, по сути, дорожная карта "освобождения Южной Кореи", вернее, ее поглощения коммунистическим севером:

"Тов. Филиппову.

Передаю Вам информацию, полученную нашим информационным органом в Яньцзине:

"1. 25 июня с.г. Отечественный фронт Кореи вынес решение о проведении 20 октября всеобщих выборов в стране.

Это решение было вынесено в тот момент, когда мирные переговоры между КПК и Гоминьданом были сорваны, а части войск НОА (Народно-освободительная армия Китая.— "О") форсировали реку Янцзы и заняли города Шанхай, Нанкин и т.д. Эти события подняли настроение и боевой дух населения Южной Кореи.

Наряду с этим демократические деятели Северной и Южной Кореи считали, что это политическое наступление является предпосылкой военного наступления, которое должно быть осуществлено в октябре месяце. Их руководство это также считало своей стратегической целью и поэтому планировало в этом направлении свою работу и посылало большие группы кадров в Южную Корею для ведения подпольной работы с тем, чтобы подготовить выступление в октябре.

Трудовая партия Южной Кореи активно мобилизовала народные массы на поддержку этой борьбы. Население Южной Кореи также считало, что уже настало зрелое время, чтобы проявить свое лояльное отношение. Таким образом, и прогрессивные, а также сочувствующие элементы были подняты для участия в борьбе. Они либо покрывали и покровительствовали революционным деятелям, либо активно оказывали поддержку — готовились к выступлению в срок, это обстоятельство заставило в то время Ли Сын Мана (глава временного правительства Кореи, а затем первый президент Южной Кореи.— "О") отказаться от насильственного осуществления закона о военной повинности.

2. Однако в течение июля месяца на линии 38-й параллели произошли лишь мелкие стычки, а к октябрю наблюдалось полное затишье.

8 октября в Северной Корее была созвана четвертая сессия Верховного совета Народного собрания, на которой была внесена коренная поправка в намеченную ранее линию.

Среди ответственных работников об этом было сделано разъяснение, что цель политического наступления уже достигнута, и поскольку Южная Корея не выступает, поэтому Северной Корее тоже неудобно делать первый выстрел. Но среди низовых работников это разъяснение не проводилось.

3. В результате всего этого население Южной Кореи сильно разочаровалось, многие считают, что трудовая партия обманула их.

Посланные из Северной Кореи в Южную Корею работники в своем большинстве расконспирированы, расшифрованы. Из них неустойчивые перешли на сторону противника, а сочувствующие отходят назад.

Со второй половины октября реакция в Южной Корее начала расправы; члены горкома трудовой партии в Сеуле почти все арестованы, таким образом, ее основная позиция в Южной Корее провалилась.

Остальные ответственные работники из ЦК Трудовой партии в своем большинстве также арестованы, кроме Пак Юнь Сика и некоторых других лиц, которые продались врагу.

4. В настоящее время внутри трудовой партии и отечественного фронта началась дискуссия о политической линии.

Как революционные работники в Южной Корее, так и сочувствующие и лица, принимавшие участие в этой борьбе, жалуются на то, что политические лозунги не осуществляются на практике, теперь нанесена противником потеря, что усилило затруднение в деле объединения — присоединения Южной Кореи. Особенно печально то, что почти что все работники, посланные в Южную Корею, сейчас потеряны.

Не знаю, соответствуют ли действительности вышеизложенные данные. Но если они соответствуют действительности, тогда нам следует обратить на это серьезное внимание.

Весной сего года я дал советы посетившему тогда нас представителю Северной Кореи, что в настоящее время они должны занимать оборонительную позицию и что не следует пока вести наступление. Видимо, они поторопились и не продумали как следует мои советы.

Мао Цзэдун.

21.10.1949 года"".

Весьма занятное, согласитесь, чтиво. Здесь и выборы, и расконспирированное и расшифрованное подполье, и вечная дилемма "Кому делать первый выстрел?", и пятая колонна, и Верховный совет... Телеграмма Мао вызвала в Москве замешательство: вроде принципиальное решение наступать на юг было принято, а тут исполнители заартачились... Узкий круг политбюро ЦК ВКП(б) (руководящая шестерка) ничего не мог решать без Сталина. А вождь отдыхал в Сочи. Начался процесс шлифовки ответа: из Москвы в Сочи, из Сочи в Москву. Проект ответа был подготовлен Андреем Громыко.

"Пекин

Ковалеву

Передайте Мао Цзэдуну следующий ответ Филиппова на его телеграмму от 21 октября.

"Тов. Мао Цзэдуну.

Мы согласны с Вами, что сейчас не время для наступательных действий со стороны Северной Кореи. В свое время мы также указывали корейским друзьям на это. Нам, конечно, понятно стремление корейских друзей активно содействовать объединению Северной и Южной Кореи, но это дело пока нельзя считать подготовленным. Поэтому в настоящее время для борьбы за объединение Кореи необходимо сосредоточить силы на организации народно-освободительного и, в частности, партизанского движения в Южной Корее и на всемерном укреплении народной армии Кореи.

Филиппов".

Исполнение телеграфируйте".

Предложенный сценарий в итоге будет осуществлен в июне следующего, 1950 года — когда на Корейском полуострове начнется "война за освобождение".

Сталин из Москвы и Сочи не просто следит, а часто руководит деталями операции.

В этот период для корейцев у него новый псевдоним — Фын Си (для китайцев он пока остался Филипповым). Старт "мероприятия" был успешным, но после первых побед на юге полуострова войска Северной Кореи вынуждены отступить: в конфликт вмешались американцы. Сталин держит руку на пульсе, 13 июля, например, дает рекомендации о том, как надо решать деликатный вопрос о военнопленных. Вот из шифровки совпослу в Пхеньян: "...в печати корейцы пусть выступят с разоблачением клеветы американской печати насчет плохого обращения корейцев с пленными. Хорошо было бы, чтобы кто-нибудь из пленных заявил по радио, что обращение корейцев с пленными очень хорошее.

Фын Си".

Потом стало не до пленных: захвачен Пхеньян, разгромлено советское посольство, северокорейская армия отброшена к китайской границе. Ситуацию спас только брошенный в бой миллион китайских "добровольцев", благодаря которым Пхеньян удалось отбить и стабилизировать фронт на уровне 38-й параллели.

Братский разлад

Рассекреченные документы открывают неведомую прежде страницу корейских событий — противоречия внутри "братской тройки". Судя по архивным материалам, разборки между партнерами шли всерьез, как и поиски крайнего в провале задуманного еще в 1949-м блицкрига.

Вот, например, 24 июня 1951 года посол Разуваев докладывает начальнику генштаба генералу армии Сергею Штеменко о результатах поездки Ким Ир Сена в Пекин.

"Ким Ир Сен прибыл на КП (командный пункт.— "О") 22.6.51 г. поздно вечером. Утром 23.6.51 г. он подробно меня проинформировал о своих поездках.

Касаясь поездки в Пекин, Ким Ир Сен сказал: что только теперь он убедился в том, что пекинское руководство не едино в корейском вопросе и Пын Дэхуай (командующий китайскими добровольцами в Корее.— "О") неправильно дал ему информацию в апреле месяце о позиции китайского руководства по корейскому вопросу.

За дальнейшую борьбу стояли только Мао Цзэдун и Гао Ган (руководитель китайских коммунистов в Маньчжурии.— "О"). Трое занимают нерешительную позицию. Остальные все против. В числе тех, кто против, и Чжоу Эньлай.

До прибытия в Пекин Гао Ган был сторонником активной борьбы, однако после совещания он, Гао Ган, стал спрашивать Ким Ир Сена о его мнении по вопросу перемирия.

К его приезду в Пекин уже были вызваны также командармы китайских войск, которых заслушало китайское руководство.

Прибывшие военные руководители из Кореи отрицательно отнеслись к продолжению борьбы, что также резко сказалось на китайском руководстве.

Китайцы не стараются вводить полученную технику на фронте. Даже полученные "катюши" находятся в тылу.

Ким Ир Сен отметил также, что теперь ему стали понятны причины топтания у 38-й параллели и неготовность китайских войск.

В отношении своей дальнейшей поездки и решения всех вопросов он удовлетворен и дал указания начальнику Генштаба Корейской народной армии приступить к подготовке войск к предстоящей операции". (Далее идет перечень указаний.)

Посол и главный военный советник Разуваев просит информировать Инстанцию. Инстанция (то есть Сталин) 2 июля пишет Разуваеву: "Передайте Ким Ир Сену, что корейское правительство должно сговориться по поставленным в телеграмме вопросам с Китайским правительством и выработать совместные предложения. Из полученной телеграммы не видно, что предложения Ким Ир Сена согласованы с Мао Цзэдуном". Смысл очевиден: Москва не хочет влезать в споры Пхеньяна и Пекина, пусть сами разбираются между собой.

Сверхсекретные переговоры

Эта позиция прослеживается и в других стенограммах и записях бесед Сталина по корейскому вопросу. В этом сегменте тоже появился эксклюзив: впервые стал известен протокол беседы Сталина, Ким Ир Сена и Пын Дэхуая в Москве 4 сентября 1952 года. Историки до этого лишь подозревали, что такая встреча состоялась. А кто в ней участвовал, о чем говорили — еще недавно было тайной за семью печатями. Вот подробности.

За столом помимо высоких руководящих лиц оказались еще: с нашей стороны — Молотов, Маленков, Микоян, Берия, Булганин и Каганович (Хрущева к таким мероприятиям не подпускали близко); с китайской и корейской стороны — премьер Чжоу Эньлай (почти все время он промолчал), вице-премьер и руководитель китайского Госплана Чэнь Юнь, его заместитель плановик Ли Фучунь, китайский посол в СССР Чжан Вэньтянь, замначальника Генштаба НОАК Су Юй и министр иностранных дел КНДР Пак Хен Ен. Говорили лишь Сталин, Ким, маршал Пын, да под занавес выступил Маленков (будущий неудачный наследник Сталина). Вот несколько характерных фрагментов из стенограммы.

"Сталин. Как ведут себя американцы в бою, хорошо ли они дерутся?

Пын Дэхуай. Самая слабая черта американцев — это плохое моральное настроение.

Сталин. Причина этого лежит в том, что война непопулярна. Я хотел бы знать, как они воюют: с воодушевлением, с большим умением, с превосходством сил?

Пын Дэхуай. В течение января-февраля месяцев американцы провели свыше 200 наступлений, но удачи их составляли всего лишь 1%. Мы же в течение месяца провели около 30 наступлений, из которых 80-90% были удачными.

Сталин. В чем выражались эти удачи?

Пын Дэхуай. Нам удавалось уничтожить небольшие подразделения противника — взвод или роту.

Сталин. Вы согласны, Ким Ир Сен?

Ким Ир Сен. Конечно, согласен..."

"Сталин. Есть ли у вас истребительная авиация?

Ким Ир Сен. Есть одна дивизия.

Сталин. Китаю трудно включить свою авиацию, так как все могут заявить, что это уже не добровольцы, а государственные войска. Добровольцы не имеют своей авиации. Мы можем спросить: будет ли это выгодно для демократического лагеря? По-моему, невыгодно объявлять, что китайские государственные войска ведут войну. Ким Ир Сену нужно иметь корейскую авиацию..."

"Сталин. Каково положение с продовольствием, хлебом, рисом?

Ким Ир Сен. В этом году хороший урожай, но до будущего года его не хватит. Мао Цзэдун обещал обеспечить нас продовольствием и одеждой.

Сталин. Едят ли у вас пшеницу или только рис?

Ким Ир Сен. В самый трудный момент Вы, товарищ Сталин, прислали нам в подарок 50 тысяч тонн продовольствия. Народ наш любит пшеничную муку..."

"Сталин. Если вам не хватает чего-либо, составьте соответствующий список.

Ким Ир Сен. Такой список составлен.

Сталин. Имеются ли у вас минометы?

Ким Ир Сен. Да, 122-мм.

Сталин. Мы дадим вам материальную часть для 10 полков зенитной артиллерии.

Ким Ир Сен. Благодарим Вас, товарищ Сталин..."

"Сталин. Говорят, что у вас, корейцев и китайцев, имеется некоторое разногласие по вопросу о том, как следует себя вести в переговорах с американцами. Это верно?

Ким Ир Сен. По-моему, принципиальных разногласий у нас нет. С теми вариантами, которые были предложены китайскими товарищами, мы соглашались. Но ввиду тяжелого положения, в котором оказался корейский народ, мы заинтересованы в скорейшем заключении перемирия. В этом заинтересованы и китайские товарищи.

Сталин. Мы здесь обсуждали этот вопрос с китайской делегацией. Было высказано предложение о том, чтобы с выдвигаемыми американцами условиями насчет военнопленных не соглашаться и настаивать на своих. Было высказано мнение о том, что если американцы не пожелают вернуть 20% китайских и корейских военнопленных, то следует задержать 20% американских военнопленных до тех пор, пока не будут возвращены китайские и корейские военнопленные, либо сказать, что если они не вернут эти 20% китайских и корейских военнопленных, то не будут возвращены 20% их военнопленных до тех пор, пока они будут держать китайских и корейских военнопленных. Возможно, что эта позиция еще лучше. На этом можно было бы остановиться и договориться о прекращении огня. Разговоры же о невозвращенной части военнопленных продолжать после прекращения боевых действий, после прекращения огня.

Я не знаю, как вы отнесетесь, но думаю, что при таком положении все бы убедились в справедливости вашей позиции. Американцы могут сказать, что 20% китайских и корейских военнопленных не желают возвращаться к себе на родину. В этом случае следовало бы заявить, что мы этому не верим..."

Женьшень на сладкое

Закончим на неожиданной ноте — народно-медицинском аспекте корейской войны. 18 октября 1952 года Ким Ир Сен шлет очередное коленопреклоненное обращение к Сталину, а к посланию — подарок:

"Воодушевленный Вашей любовью и вниманием, корейский народ с чувством глубокого уважения и преданности посылает вам свои скромные подарки из урожая этого года, любовно подготовленные для Вас нашим народом в искренней благодарности и любви к Вам и народам Советского Союза".

Через две недели Поскребышеву докладывают:

"В Москву прибыли поездом в изотермическом вагоне преподнесенные товарищу И.В. Сталину правительством КНДР следующие подарки: пять тонн риса, пять тонн яблок и груш, две тонны каштанов и пятнадцать коробок корня женьшень. Корейский посол в Москве Лим Хе посетил заведующего Протокольным отделом МИД СССР и просил оказать содействие в передаче этих подарков по назначению".

Яблоками и каштанами Сталина было не удивить. Из всего содержимого "изотермического вагона" его заинтересовал лишь корень женьшень. Немудрено. Только что он выгнал, а затем арестовал своего лечащего врача академика Владимира Виноградова. Сталин готовит погром в Лечебно-санитарном управлении Кремля. Уточняет последние детали облавы на "сионистских врачей-убийц" в Кремлевке. Но здоровья от этого генералиссимусу не прибавилось, и он заинтересовался народной медициной. А вдруг поможет?

Куратор восточноазиатского направления в МИДе Яков Малик просвещает Поскребышева: "Направляю Вам присланные корейским посольством две инструкции, содержащие способы приготовления корня женьшень. Инструкции получены на русском языке". Рецепт эффективной дозы (рассекречен Межведомственной комиссией РФ по охране гостайны): 150 граммов женьшеня на 2 литра воды. Кипятят до тех пор, пока не остается 0,4 литра. Затем добавляют 15 граммов риса. Якову Александровичу Малику нужно подстраховаться и на всякий случай он предупреждает, дабы самому потом не оказаться на Лубянке в роли киллера-дипломата рядом с убийцами в белых халатах: "Одновременно посольство сообщило, что указанные в инструкциях способы приготовления являются не научными, а народными, применяемыми с давних времен".

Картина была бы неполной, если бы с дарами природы к вождю не подоспели и китайские товарищи. 3 января 1953 года другой заместитель министра — Георгий Пушкин докладывает все тому же Поскребышеву о том, что Министерство сельского хозяйства КНР также передало в подарок Сталину ящик "безъядерных фиников".

Однако здесь происходит досадная осечка: "Экспертизой, произведенной в Центральной лаборатории по карантину сельскохозяйственных растений, было установлено, что в плодах фиников обнаружены гусеницы бабочек. Финики в этой лаборатории были уничтожены. Посольство СССР в КНР поблагодарило Министерство сельского хозяйства за подарок. МИД СССР сообщит Посольству, что финики оказались зараженными..."

Отведал ли женьшеня вождь? Историкам сие неизвестно: все сохранившиеся документы о болезни и смерти Сталина (заметим, что весьма сомнительные), в том числе опубликованные за минувшие годы, сегодня опять перезасекречены. Достоверно известно только одно: в середине февраля 1953 года позывной "Семенов" (новый псевдоним Сталина в шифропереписке) окончательно исчезнет с кремлевских радаров, а последние депеши в Кремль от Мао Цзэдуна и Ким Ир Сена навсегда останутся без ответа — 6 марта рано утром объявят о кончине генералиссимуса.

А 27 июля в Пханмунджоме будет подписано соглашение о перемирии на Корейском полуострове. КНДР выйдет из него 13 марта 2013 года, заявив об этом 5 марта 2013 года, аккурат к юбилею смерти Сталина. Но это скорее всего простое совпадение...