Открылся VI Фестиваль балета в Кремле

На сцене Кремлевского дворца проходит международный фестиваль балета: ведущие солисты различных театров мира выступают в репертуарной классике труппы «Кремлевский балет». Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Выступления гостей изрядно украшают классические спектакли «Кремлевского балета», в целом весьма невысокого уровня. Впрочем, балет балету рознь. Например, относительно камерная «Жизель» выглядит вполне пристойно и без гастролеров. Руки-ноги одетых в длинные тюники виллис кажутся воспитанными, а их повелительница Мирта у Ирины Аблицовой и вовсе получилась отменной если не по образу, то по технике: таких бесшумных легких прыжков и бисерных па-де-бурре не найти и у солисток академических монстров. Даже со сценографией и костюмами — традиционно слабое место Кремлевского балета — обошлось без катастроф. Правда, рядом с домиком Жизели появился однодверный сарай, похожий на «удобства во дворе», а лесное кладбище оказалось усеяно холмами основательных могил, которые, к счастью, с появлением виллис уплыли в кулисы, расчистив площадку для танцев, зато осенние краски мягких декораций успокаивали глаз. В отличие от неистового анилинового полыхания «Баядерки», где лиловый с ядовито-зеленым, фиолетовый с розово-синим раздражают сетчатку не менее, чем густые кусты, отрезающие ноги «теням», спускающимся с Гималаев, по самый пах. «Баядерка» и в танцах выглядела ущербной, особенно в сцене помолвки, где положенных по штатному расписанию многочисленных девушек с попугаями и веерами заменили жалким десятком девиц, не способных ни воспроизвести рисунок массового танца, ни заполнить движением музыкальные лакуны.

Впрочем, главное на фестивале — приезжие солисты. «Жизель» танцевала прима-балерина «Ла Скала» Николетта Манни с внешностью жизнерадостной брюлловской девушки в сопровождении «резервиста труппы» Тимофея Андриященко — юного блондина с тевтонским костистым лицом. Звезд с неба он не хватает, однако кавалер надежный и с достойным набором личных умений: двойные кабриоли делал мелко, но отчетливо, двойные туры — чисто, пируэты — не лихо, но и не валко. Его граф оказался довольно хладнокровным субъектом: плачевный итог затеянной им интрижки его всего-навсего раздосадовал. Так что всю романтическую трагедию Николетте Манни пришлось разыгрывать самой, причем самой интересной оказалась сцена сумасшествия Жизели, которую балерина провела на редкость позитивно. Ее героиня часто улыбалась с отрешенным видом, припоминая лучшие эпизоды своего романа; шалила со шпагой, пугая ею окружающих; очень обрадовалась, придя в себя после помутнения рассудка и узнав маму и Альберта, а умерла от нормального сердечного приступа. Танцевала она уверенно, причем первый акт лучше, чем второй: вариация получилась практически безупречной, разве что в диагонали скачков на пуантах балерина одолела не всю марафонскую дистанцию кремлевской сцены. Прыжки второго акта не поражали высотой, но восхищали дисциплиной: Николетта стоически следовала безумным темпам, которым подвергал артистов дирижер Сергей Кондрашев, по-видимому, полагавший, что в переходе от неимоверных ritenuto к неистовым presto на протяжении одной музыкальной фразы и заключена особая эмоциональность музыки Адана.

С Минкусом в «Баядерке» маэстро обращался не столь трепетно, так что главная приглашенная прима Берлинского государственного балета Полина Семионова, танцевавшая Никию, и премьер Михайловского театра Иван Зайцев в роли Солора пыткам нечеловеческими темпами не подвергались. В этой паре тоже доминировала дама: физическая форма мировой знаменитости, недавно родившей ребенка и к тому же лишенной большого академического репертуара в своей берлинской труппе, руководимой «современником» Начо Дуато, составляла главную интригу ее выступления. Фанаты выпускницы московской академии могут перевести дух: балерина в прекрасной форме. Стройна, эффектна, вынослива, все с тем же отличным вращением, позволившим ей в анафемски трудной вариации Тени без единой помарки делать по три больших тура в арабеск и вправо, и влево (обороты на 360 градусов, и ни градусом меньше!) с безукоризненным переходом на чистые двойные пируэты en dedans. Все с той же сильной стопой, которая умеет спускаться с пуантов в мягкое plie медленно и плавно, будто в растопленное масло. Все с той же королевской осанкой и харизмой, которая отличает настоящую балеринскую породу и которая заставляет следить за примой с ее первого шага из-за кулис. Возможно, слегка уменьшился прыжок: круг перекидных в последнем акте был невысок. Впрочем, балерина умело компенсировала это высокими и мощными «ножницами», которыми ее длинные ноги резали воздух.

Иван Зайцев — стройный, длинноногий, высокий — успешно освоил огромную сцену, легко выпрыгивал в па-де-ша, и хотя ввернул в акт «теней» довольно неуместный там круг «козла», зато прекрасно подходил Полине по экстерьеру. В актерском же плане их дуэт оказался отражением принципиальных различий — почти несовместимостей — московской и петербургской школы. В то время как Полина «плюсовала», сверкая глазами, заламывая руки, извиваясь телом в бурных муках любви и ревности, ее партнер мимировал и жестикулировал с классицистской отчетливостью: даже в кульминационный момент предсмертной агонии возлюбленной он не забывал держать отставленную назад ножку аккуратно дотянутой. Пожалуй, только на таких артистических фестивалях, как кремлевский, и можно увидеть подобные диковинки: танцовщики разных стран и школ приноравливаются друг к другу в экстремальных обстоятельствах, идя на компромиссы, но поневоле являя различия — настоящая школа профессионализма для внимательного зрителя.