Обозреватель “Ъ” Максим Юсин о российской военной кампании в Сирии

Два года назад Россия вступила в сирийскую войну. 30 сентября 2015-го Совет федерации дал согласие на проведение в этой стране военной операции, и в тот же день российские ВКС нанесли первые удары по противникам президента Башара Асада.

За эти два года были успехи и неудачи, стратегические победы и моменты тревоги. Самая напряженная ситуация возникла в ноябре 2015-го после уничтожения турецкой авиацией бомбардировщика Су-24. Тогда на полгода Анкара из партнера превратилась чуть ли не в потенциального противника, что серьезно осложнило положение российской группировки в Сирии, отрезанной от большой земли. Но в итоге, к большому облегчению и Турции, и России, конфликт удалось урегулировать, и отношения в значительной степени восстановились. Еще одним неприятным эпизодом стала потеря войсками Башара Асада Пальмиры в конце 2016-го — через девять месяцев после ее освобождения и через семь месяцев после выступления в древнем амфитеатре оркестра Валерия Гергиева.

Но побед за два года было намного больше. Переломным моментом во всей сирийской войне стало взятие Алеппо в декабре 2016 года. К тому времени стало ясно, что одними ударами с воздуха кампанию не выиграть, что российским советникам и силам специального назначения придется подключиться и к наземным операциям, которые сирийская армия годами не может завершить. В этом списке — бои за Алеппо. И когда в какой-то момент резко изменились ход боевых действий и почерк наступающих, стало ясно: операцию отныне разрабатывают не те люди, что раньше. Единственный горький осадок в ходе операции оставили сообщения правозащитников, арабских и западных стран о неоправданно высоких жертвах среди мирного населения. Сегодня, впрочем, об этих обвинениях мало кто вспоминает. Как и об аналогичных упреках, звучавших в адрес иракской армии и американской авиации при освобождении Мосула.

Взятие Алеппо стало водоразделом. Это был колоссальный удар по оппозиции, не связанной с запрещенным в России «Исламским государством». Потеряв свой главный опорный пункт, многие полевые командиры поняли бессмысленность сопротивления, осознали, что спасшие Башара Асада русские здесь всерьез и надолго и что надо договариваться.

Результатом стали активизация мирного процесса (в том числе в Астане), появление зон деэскалации, а главное — высвобождение правительственных сил для более эффективного использования на других фронтах, прежде всего в противостоянии с ИГ. Потом последовала серия успехов — среди них символическое повторное освобождение Пальмиры в марте 2017-го, стремительное сокращение контролируемой «халифатом» территории и, наконец, снятие трехлетней осады Дейр-эз-Зора.

Сегодня совместными усилиями двух антитеррористических коалиций (условной российско-иранской и условной американской) битва с ИГ практически выиграна. «Халифат» скоро окончательно перестанет существовать — как в Сирии, так и в Ираке. Но, к сожалению, это не будет означать конца войны.

Во-первых, остаются другие террористические группировки, такие как бывшая «Джебхат-ан-Нусра» (филиал «Аль-Каиды»), контролирующая провинцию Идлиб на западе Сирии. Во-вторых, территориальный передел страны не только не закончен — он лишь начинается. Подтверждением тому стали взаимные упреки Москвы и Вашингтона, обвиняющих друг друга в неподобающем поведении в районе Дейр-эз-Зора, где на берегах Евфрата сошлись силы двух коалиций. В отличие от 1945 года Евфрат не стал Эльбой — ни одна из сторон не готова остановиться, хочет закрепить свои завоевания, что создает угрозу прямого военного столкновения между ними. И, наконец, в-третьих, в регионе существует курдский фактор, заметно обострившийся после референдума о независимости в Иракском Курдистане 25 сентября. Этот фактор грозит стать миной замедленного действия, заложенной не только под иракское, но и под сирийское государство.

Что касается Москвы, то своей главной цели в сирийской войне она уже добилась: правительство Башара Асада устояло, сегодня о его свержении и взятии Дамаска оппозиционными отрядами речи не идет — в отличие от 2015 года. Кроме того, сворачивается проект «исламского халифата». Но возникают неизбежные вопросы. Что дальше? Как долго российский контингент будет оставаться в Сирии? Есть ли стратегия выхода? Пока на эти вопросы четких ответов нет. Слишком быстро меняется ситуация, слишком она нестабильна, чтобы прямо сейчас вести речь о заметном сокращении военного присутствия (военно-морскую и военно-воздушную базы Москва, судя по всему, в любом случае планирует оставить за собой).

Но Кремлю надо быть готовым к тому, что рано или поздно ему потребуется гораздо более четко, чем это делается сегодня, разъяснить соотечественникам свои стратегические планы в отношении Сирии и сирийской войны.