Режиссер Такэси Китано — о нравах преступного мира и о своих творческих планах

В мировой прокат вышел новый фильм Такэси Китано "Беспредел: Последняя глава", завершающий трилогию. Накануне премьеры своей картины режиссер дал эксклюзивное интервью "Огоньку"

История кинотрилогии, объединенной словом "беспредел" (англ. Outrage), началась в 2010 году: именно тогда вышел очередной фильм Китано про якудза. Вскоре фильм "Беспредел" был номинирован на "Золотую пальмовую ветвь" Каннского кинофестиваля. Продолжением его стал фильм "Полный беспредел" (2012). В этих фильмах в центре повествования — опытный якудза по имени Отомо, роль которого исполняет сам Китано. В новом фильме трилогии мафиозный мир переживает значительные изменения. Некогда могущественный синдикат, который контролировал Восточные провинции Японии и в котором состоял Отомо, вынужден отдать лидерство новой организации Ханабиси-кай, объединившей под своим началом весь преступный мир. Полиция пытается перейти в открытую атаку, и, пользуясь этим, Отомо решает также расплатиться по старым долгам.

Несмотря на всю "криминальность" жанра, трилогия Китано — не только о борьбе между кланами или с полицией. Второй — и более глубокий план каждого фильма — влияние глобальной среды и культуры на японские традиции; часто это принимает абсурдный характер, но в то же время ярко характеризует конфликт или взаимодействие, а также взаимовлияние современности и традиции.

— Судя по тому, что на создание заключительного фильма трилогии ушло гораздо больше времени, чем на предыдущие, мир якудза, вероятно, сильно изменился за это время? По крайней мере, именно внутренняя трансформация криминального мира и стала, похоже, главным мотивом нового фильма?

— Да, вы правы. Все сильно изменилось. Сегодня группировки якудза похожи на крупные деловые корпорации. Разница лишь в том, что якудза применяют оружие и физическое насилие для достижения своих целей. Во всем остальном, даже во внешнем облике, современные якудза, если, конечно, опустить тот факт, что многие из них сидели в тюрьме и их тела украшают татуировки, вполне могут сойти за обыкновенных бизнесменов. А некоторые даже за политических деятелей, имен которых я по понятным причинам упоминать не буду. Позволю лишь заметить, что сюжеты моих фильмов гораздо гуманнее, чем жестокая реальность. И мои герои выглядят гораздо симпатичнее, чем реальные персонажи преступного мира. Наверное, Япония является единственной страной, где выставлять напоказ свое криминальное происхождение не считается постыдным. Якудза существует вполне открыто, рядовые граждане знают названия преступных организаций и даже то, каким способом они зарабатывают свои деньги. Иногда на офисах гангстеров открыто висят таблички, указывающие их имена и принадлежность к "клану".

— Ну насчет "выставлять напоказ криминальное прошлое" — это относится не только к Японии, в России до недавнего прошлого также было популярно. В новой картине вы снова играете Отомо — кажется, что ваш герой как раз и не изменился. Почему так?

— Мой герой относится к старой гвардии якудза, той самой, у которой еще имелись принципы, понятия чувства долга и кодекса чести. Сегодня у людей все меньше чести, как и обязанностей, у всех на уме одни лишь права. Отомо в чем-то похож на меня. Не только по возрасту, но и потому, что он, как и я, вырос в старом деловом квартале Токио, где людей воспитывали в уважении друг к другу, приучали относиться к ближнему с добротой. Говорят, мой отец был рабочим и якудза одновременно. Я в этом не совсем уверен, потому что отец редко бывал дома и у меня не было возможности его об этом спросить. Однако в нашем районе жили и другие якудза. Они всегда ласково обращались с нами, детьми, и давали деньги на карманные расходы. Единственное, чего они никогда не терпели,— когда дети не были вежливы друг с другом и особенно если не выказывали уважение своим родителям. Конечно, моя картина — вымышленная история, но мне было важно, чтобы сюжет имел солидную основу, включал в себя элементы реальности, потому что вымысел без реальности не убеждает, а реальность без фантазии — скучна. Кроме того, мне было необходимо снять развлекательный фильм. Иначе в Японии картину никто не станет смотреть. Реальность мало кого интересует, да и реалии якудза сегодня очень трудно воссоздать. Например, когда я снимал первую часть трилогии, мне доводилось встречаться с якудза и даже однажды отобедать. Так они оказали мне уважение, считая, что я "прославил" их в кино. Однако через некоторое время после съемок первой картины вышел закон, запрещающий рядовым гражданам общаться с якудза.

— Половина фильма посвящена бесконечным переговорам о деньгах и наказаниях. Мы ждем от фильма про криминальные группировки больше действий, чем диалогов. Что это — современная форма ведения криминальных дел?

— Да, я бы назвал это "духом времени". С одной стороны, современная индустрия развлечения в Японии стала принимать новые формы. Раньше, когда тема насилия была необычной для большого экрана, подобными сценами пытались "развлечь" зрителя. Сегодня, зритель стал более чувствительным и изощренным. Он не хочет видеть грубых кровавых расправ, достаточно лишь намека на них. Да и в самом криминальном мире ситуация изменилась. Раньше сразу переходили к действиям. А сегодня криминальные группировки больше времени проводят в обсуждениях действий и планов, опять же совсем как современные корпорации.

— Почему, когда речь заходит о криминальных группировках, по своей структуре они всегда напоминают семью? Шеф общается с подчиненными, как "отец с детьми". То и дело употребляются такие термины, как "клан", "семья", "братья"...

— Мне кажется, что семейственность у японской мафии носит иной характер. В японском криминальном мире отсутствуют элементы романтизма, которыми любят злоупотреблять европейские или американские режиссеры, берясь за подобные темы. Если Фрэнсис Форд Коппола называет свою картину "Крестный отец", то в его картине действительно присутствует персонаж, который ведет себя как отец во всех смыслах, и в социальном тоже: он как бы "отец" всему кварталу, в котором все так или иначе "родственники". Американский режиссер оправдывает такое поведение своего персонажа тем, что американское правительство не может гарантировать иммигрантам соблюдение их прав, защитить их бизнес и даже жизнь. И тогда эту задачу берут на себя криминальные группировки, одну из которых возглавляет "крестный отец". А в Японии... хотя боссы формально и называют друг друга "братьями" или имеют принадлежность к той или иной "семье", но структура этих организаций гораздо больше напоминает армию, чем семью. Там в основу положены не отношения между "отцом" и "сыном", а скорее, между командиром и подчиненными, согласно принятому уставу. В западном кинематографе сплоченность мафии и мотивация часто основывается на чувстве "братства", а в Японии большую роль играет идея "исполнения долга". Если в клан принимают новых якудза, это сопровождается рядом ритуалов, в том числе и тех, которые указывают на место и обязанности новичков в иерархии криминальной системы. Может быть, между реальными якудза и имеются некоторые личные, эмоциональные связи, но я пытался избежать любых эмоций на экране. Я не хочу, чтобы у зрителя создавалось впечатление, что я чем-то даже в незначительной мере сочувствую подобным героям.

— Насколько ваше решение снять "последнюю главу" "Беспредела" окончательное? Или возможны еще продолжения?

— Мне тяжело снимать фильм, где много насилия. Когда я закончил съемки первой картины "Беспредел", ее ожидал невероятный успех в Японии, и меня попросили продолжить работу. Я даже подумывал сделать из этого телевизионные серии, но во время работы над второй и затем третьей картиной я понял, что у меня не хватает мотивации. Для завершения истории мне нужно было убрать Отомо. Но если и третья часть окажется популярной, а продюсеры начнут настаивать на продолжении темы, тогда я не буду знать, как это осуществить без Отомо, которого уже не будет в живых. Дожив до съемок третьей картины, я так устал от гангстеров и убийств, что мне хочется для разнообразия снять что-нибудь другое, например фильм о любви. Конечно, у меня уже были фильмы на эти темы — "Сцены у моря" (1991) или "Фейерверк" (1997), но в них имеются лишь некоторые любовные элементы. Теперь я созрел для съемок истории о настоящей любви.

— Итак, ваш следующий проект — о любви?

— Не совсем так. Недавно я закончил писать роман, который выйдет осенью 2017 года. Мой издатель настаивает на том, чтобы я превратил его в сценарий. Этот роман посвящен одному мужчине, который не дружит с современной техникой, он также против мобильных телефонов и других новшеств — пока не влюбляется в женщину. Далее он начинает мечтать о том, чтобы как-то вступить с ней в отношения. И вдруг убеждается, что никакие отношения в современном обществе невозможны без мобильного телефона. Поэтому моему герою приходится пересмотреть свои жизненные установки. До сих пор меня успокаивала мысль, что на протяжении многих миллионов лет человек не менялся только в одном плане — эмоциональном. Эмоции нельзя было отнять — радость, грусть, любовь, ненависть... Однако сегодня, когда развитие технологий приобрело необыкновенный размах, мне кажется, что человек вскоре может потерять и эту свою уникальную способность — испытывать чувства. И наоборот, люди, возможно, скоро придумают машину, которая в состоянии будет заменить человека, включая его способность выражать эмоции. Если я доживу до тех времен, то продолжу снимать комедии, потому что лишь юмор еще как-то помогает относиться к миру с сочувствием или хотя бы беспристрастно наблюдать за его изменениями. А если я до той поры не доживу, тоже не страшно. Ведь смерть — самое неизбежное событие в жизни любого человека, к которому тот должен быть всегда готов.

Беседовала Татьяна Розенштайн, Венеция