Новые книги
Выбор Игоря Гулина
Рене Кревель Трудная смерть
Сюрреализм неплохо освоен в России, но удивительным образом один из главных авторов этого движения до сих пор был представлен по-русски парой крохотных эссе и мимолетными упоминаниями в чужих книгах. Рене Кревель был маргиналом даже в сюрреалистической среде: бисексуал, наркоман, истовый коммунист еще с середины 20-х, он то сближался, то страстно расставался с Бретоном и компанией. Динамика страсти и была главным предметом его интереса. Еще Кревель всю жизнь бредил самоубийством и совершил его в 1935 году (как считается, поводом послужила ссора Бретона и Эренбурга на антифашистском Международном конгрессе писателей). Замечательный роман "Трудная смерть" написан на девять лет раньше, но посвящен той же проблеме — добровольной, но предначертанной смерти. Роман этот выглядит на первый взгляд удивительно просто. Это история любовного треугольника в декорациях богемного Парижа. Невротичный несчастный Пьер мечется между доброй самоотверженной подругой Дианой и изысканно-бесчеловечным соблазнителем американцем Брагглом. Также фигурами возвещающего рок хора на сцене присутствуют две матери (деспотичная и суетливая) и призраки двух отцов. Один повесился, отправившись за настойками во время дружеского ужина, другой заперт в сумасшедшем доме и каждый день пишет письма мадам де Помпадур. Действие умещается в один вечер, но между чаепитием, ужином и дружеской попойкой происходит множество событий. Кревель превращает любой обмен репликами, жестами, взглядами в маленькую битву с собой и другим, в которой каждый обречен на поражение. Есть еще один важный момент: Кревель не декадент, скорее стоик. Он не наслаждается обреченностью любви, разума и тела, но принимает ее как единственную возможность и встречает во всеоружии великолепной трагической иронии.
Издательство Kolonna Publications Перевод Валерий Нугатов
Ирина Шевеленко Модернизм как архаизм
Книга литературоведа Ирины Шевеленко может показаться немного академичной, погруженной в маловажные для неспециалиста детали, однако она предлагает крайне интересный и непривычный взгляд на русскую культуру начала прошлого века. Эпоху довоенного модернизма принято считать временем, когда Россия перестала восприниматься миром как провинция, превратилась в полноценного участника большой европейской культуры. Шевеленко смотрит на это время с прямо противоположной стороны: как на эпоху отделения от Европы, поисков национальной идеи, в процессе которых культурные элиты были иногда союзниками, а иногда конкурентами официального патриотизма. Интересующий ее период: с рубежа веков до начала Первой мировой. К этому времени уже казалось, что русский национализм существовал всегда. Однако процесс изобретения якобы вековой традиции напряженно шел в предыдущие десятилетия. Образованные классы, еще недавно ориентированные на западноевропейскую культуру, пытались заново придумать себя как русские: найти идеи и образы, которые объединят элиту с "простым народом" в единую нацию, будут способны представлять Россию как обладательницу собственной великой истории перед остальным миром. Шевеленко описывает впечатляющее разнообразие этих поисков. Ремизов, Городецкий и другие эксцентрики приносят в литературу русскую мифологию (выдумывая по дороге добрую ее половину). Искусствоведы "открывают" иконы: из области ремесленного производства они превращаются в искусство, сравнимое с живописью европейского Возрождения. Одновременно наследниками иконописной традиции объявляют себя авангардисты, представляющие отказ от линейной перспективы символом национального искусства. Вячеслав Иванов ищет соборности, молодой Хлебников обращается к идеям всеславянского языка, Рерих призывает к уходу еще глубже — к первобытной архаике. И конечно же, Дягилев с компанией изобретают модернистский русский балет — эффектный образ синкретического действа, древней мистерии, использующей все средства новейшего авангарда, чтобы представить миру неведомую мощь русской цивилизации. Книга Шевеленко — не искусствоведческое исследование, скорее археологическое: ее интересуют не столько сами произведения, сколько идеология — поиски художников, теоретиков и критиков, в процессе которых всего за пару десятилетий появилась такая вещь, как "русское искусство".
Издательство НЛО