Выбор Игоря Гулина

Джорджо де Кирико Воспоминания о моей жизни

К окончанию московской ретроспективы Джорджо де Кирико вышел перевод мемуаров великого итальянского модерниста. Книга эта очень странная. Она требует либо фанатичной лояльности к художнику, либо цинического желания посмеяться над гением, либо большой любви к курьезам истории искусства. "Воспоминания о моей жизни" мало похожи на то, что ожидаешь от изобретателя метафизической живописи. Вместо знойной меланхолии, одиноких прогулок, внимательного созерцания вечной природы обыденных вещей ее заполняют ярость и желчь.

Формально это обычная автобиография: детство, учеба, отношения с родителями, первые художественные пробы, путешествия, знакомства с представителями европейской богемы, первая слава, дальнейшие поиски. Но спокойный тон повествования почти на каждой странице срывается на проклятия и обличения "педерастов, онанистов и кастратов", иначе говоря — модернистов. Достается старым товарищам — и Аполлинеру, и Бретону с Элюаром, и Моранди, и сотням фигур, чьи имена уже забылись бы, если бы не страстное желание художника донести до потомков их убожество. В этом крестовом походе заклинания великих предков идут рука об руку с комическими сплетнями. Новое искусство в описании де Кирико — вторая беда века после нацизма — чудовищный признак фатальной деградации человечества. Для читателя из России его позиция обретает дополнительный забавный оттенок. Она кажется чем-то средним между стратегиями главных провокаторов недавнего русского искусства — Александра Бренера и Тимура Новикова, двух панк-традиционалистов, тоже объявивших джихад современности во имя вечной классики. В каком-то смысле, несмотря на все проклятия шарлатанам от дада и сюрреализма, де Кирико и работал в своих воспоминаниях как скрытый акционист, раздающий пощечины представителям художественного истеблишмента. Работал на грани комической профанации (такой же, какой были его почти постмодернистские изготовления бесконечных копий собственных ранних работ, полностью размывавших идею оригинала).

Но одновременно это очень грустная книга. Де Кирико пишет ее в середине 40-х и дописывает вторую часть в начале 60-х. В истории искусства он остается как автор метафизических пейзажей 1910-х годов — и, кажется, уже понимает, что никакие новые техники и прозрения не смогут это изменить. Поэтому он изобретает собственную историю искусства, запирается в ней, как в высокой башне, и ведет оттуда пальбу по современникам. Он старательно изображает, что борьба ведется с обеих сторон, что его башня находится под многолетней осадой, но — как в знаменитом стихотворении Кавафиса — кажется, вот-вот обнаружит, что варварам все равно.

Издательство Ad Marginem — МСИ «Гараж» Перевод Елена Тараканова

Илья Будрайтскис Диссиденты среди диссидентов

В центре книги историка, публициста и активиста Ильи Будрайтскиса — большой очерк об истории левого свободомыслия в СССР. Есть традиция видеть диссидентское движение как растянутое между двумя полюсами: либеральным, правоохранительным, прозападным с одной стороны и оборонительно-почвенническим, националистическим — с другой. Так была практически забыта долгая история критики "реального социализма" слева: от романтических студенческих кружков позднесталинского времени до ориентированных на еврокоммунизм объединений, возникших накануне перестройки. Свободные социалисты, видевшие в позднем СССР не движение к бесклассовому обществу, а царство превратившейся в отдельный класс бюрократии, были крайне неудобны государству. Не нужны они были и канонизированному впоследствии диссидентству, для которого приверженность марксистским идеям была знаком конформизма, покорности врагу. Попытка извлечь из забвения эту страницу истории сопротивления кажется не только актом восстановления справедливости, но, что еще важнее, усложнением привычной картины, отказом от слишком удобных оппозиций, за которыми исчезает реальная история. С этой установкой связаны и остальные вошедшие в книгу тексты. Все они так или иначе посвящены отношениям современного российского общества с советским наследием: от призрака новой Холодной войны до феномена очереди. Будрайтскис показывает, что след этот устроен гораздо сложнее, чем привыкли думать. Мы живем не в мире воображаемых пережитков советского (сама борьба с этими фантазмами — отказ видеть историю как процесс, превращение ее в ослепляющую риторику). Скорее — в мире нерешенных вопросов, поставленных самим существованием советского государства, триумфом и крахом революции.

Издательство Свободное марксистское издательство