Как Владимир Путин при участниках Валдайского клуба решал, что делать с химоружием и оружейным плутонием США

19 октября президент России Владимир Путин выступил перед участниками Валдайского клуба. Это долгожданное для огромного количества политологов и журналистов событие продолжалось дольше трех часов и было ознаменовано подробными рассказами российского президента о том, как Россия много лет разоружалась перед Западом и как больше этого никогда не будет. О том, как речь Владимира Путина выглядела конфронтационной не хуже мюнхенской и как вдруг превращалась в такую миролюбивую, какой до этого не была никогда,— специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников из «Поляны 1389».

На третий день работы Валдайского клуба члены его ждали Владимира Путина. Обстановка была, конечно, нервной и накануне подогревалась сообщениями о том, что Владимир Путин обязательно «скажет что-то очень важное». Разумеется, все решили, что он объявит об участии в президентских выборах в 2018 году (после случившегося накануне с Ксенией Собчак это казалось бы, впрочем, признаком не очень солидной поспешности). Разумеется, ничего подобного произойти не должно было и не произойдет, по крайней мере в ближайшие недели, по данным “Ъ”.

А в Валдайском клубе, пока не приехал Владимир Путин, успели обсудить много чего. А скорее всего, не осталось ничего такого, чего бы не успели обсудить. Самым интересным участники форума признавали выступление главы Сбербанка Германа Грефа. Дело в том, что он рассказывал, как с коллегами из Сбербанка решил заменить один протокол, в соответствии с которым мгновенно определялась благонадежность клиента, на другой — производства американца Михаила Косинского. На основе фантастически большой выборки по фотоизображению клиента определяется его психотип, и сотрудник банка, как только клиент вошел, уже имеет в распоряжении рекомендации, как с ним себя вести и, главное, стоит ли выдавать ему кредит, причем точность прогноза, по словам Германа Грефа, достигает 80% (вопрос, впрочем, к оставшимся 20%).

Один из участников клуба, внимательно слушавший революционный, как обычно, доклад Германа Грефа, сказал мне, впрочем, что лично у него сразу появилось желание подарить Герману Грефу книгу Чезаре Ломброзо, которая больше сотни лет назад тоже стала революционной, причем именно по этому случаю…

Владимир Путин прилетел в отель «Поляна 1389» около четырех часов вечера, успел тут провести еще две встречи, а потом появился в зале, где его ждали члены Валдайского клуба. Модератором дискуссии был главный редактор журнала «Россия в глобальной политике» Федор Лукьянов. Он напомнил про смысл дискуссии именно этого года: «cозидательное разрушение», «из которого рождается целый мир», и признался, что третий день пытается понять, на каком из двух этих слов надо сделать акцент.

Сопредседатель Валдайского клуба Андрей Быстрицкий выступил со вступительным словом и сравнил ситуацию в Валдайском клубе в связи с очередным его заседанием с нотными листами Ференца Листа, в которых были пометки на полях: «Играть быстрее... Еще быстрее... Быстро, как только возможно… Еще быстрее…»

— На следующий год,— поделился Андрей Быстрицкий,— надо придумать что-нибудь особенное!

Нынешний мир, говорил Андрей Быстрицкий, не столько производит безопасность, сколько тратит прежнюю. При этом он сам говорил так стремительно, что я невольно с сочувствием думал про переводчика всех этих его слов и про то, что он, выступая сейчас, быстрее всех остальных соответствует рекомендациям Ференца Листа: «Быстро… Еще быстрее… Быстро, насколько возможно…»

Между тем надо признать, что Андрей Быстрицкий сэкономил Владимиру Путину несколько драгоценных, видимо, минут.

— Когда собираются эксперты,— произнес Федор Лукьянов,— они могут позволить себе алармизм и могут себе позволить даже со страхом смотреть в будущее. Политики себе этого позволить не могут. Поэтому для оптимизма хочу дать слово президенту России Владимиру Путину.

Речь последнего была в той же мере яркой, в какой и откровенной. Следует признать ее при этом временами очень откровенной. Владимир Путин сказал, что, конечно, обострилась конкуренция за место в мировой иерархии, и продолжил было о том, что говорит в последнее время постоянно, что некоторые государства (а вернее, конечно, одно) поставили под сомнение наличие правил вообще; что это приводит к жесткой конфронтации; что ввергает мир «в архаику и варварство»… Было уже понятно, что речь будет конфронтационной (не в этом ли, как однажды в Мюнхене, содержалась ее особенная важность?). Но не было понятно, насколько конфронтационной она станет (хотя можно было, конечно, не сомневаться…).

Тут Владимир Путин обвинил Европу в потакании «старшему брату» в истории с бомбардировками Сербии, в истории с независимостью Косово, в том, что Европа должна была помнить о «веками длящихся противоречиях в самой Европе, и помнила, разумеется, не могла не знать и не помнить, а все равно получила Каталонию» и «серьезнейший политический кризис…»

Возник в его речи, конечно, и Крым в связи с этим, и Курдистан, и «правильные борцы», и «сепаратисты» в терминологии, очевидно, старшего брата…

И Владимир Путин естественным образом пришел к тому, из-за чего его речь, очевидно, тоже следовало считать очень важной: к отношениям с США в сфере ядерного разоружения. Это действительно то, на чем не могут не специализироваться большинство приглашенных экспертов, сидевших сейчас в зале, или по крайней мере то, что их больше всего интересует и что они готовы в любой момент начать обсуждать с перманентной страстью скорее всего остального.

Российский президент рассказал, как в 1990-х годах американские специалисты «совершили 620 проверочных визитов на предприятия российского оружейного комплекса»:

— На все совершенно секретные объекты!.. Потом еще 170 визитов на обогатительные комбинаты… Прямо в цехах были созданы постоянные рабочие места, куда американские специалисты ходили как на работу… Да просто на работу! И там стояли американские флаги! (Вот это, конечно, выглядело драматичней всего остального — пожалуй, вместе взятого.— А. К.) И все это продолжалось десять лет!

Российская сторона, по словам Владимира Путина, получила за все это только одно: полное пренебрежение российскими национальными интересами, поддержку сепаратистов на Кавказе и так далее.

— Конечно,— вздохнул Владимир Путин,— посмотрели, в каком состоянии наш оружейный комплекс…

Это было бы неожиданное признание, если не учитывать, что обо всем этом договаривались еще до того, как Владимир Путин стал президентом России.

Самое сильное впечатление на него, судя по всему, произвело то, что Россия выполнила все обязательства по уничтожению химического оружия, построила для этого восемь огромных заводов, с которыми «надо было решать, что потом делать…», а Соединенные Штаты отложили утилизацию своего химического оружия до 2023 года.

То же самое произошло и с оружейным плутонием, который из обогащенного согласились превратить в «обедненный»:

— США построили один такой завод, довели его готовность до 70%, а в этом году попросили заложить в бюджет деньги на консервацию этого завода.

— Где деньги? — по привычке, приобретенной на заседаниях президиума Госсовета,— спрашивал Владимир Путин.— Украли… Но нас интересует: что с плутонием и ураном?..

И он возвращался к химическому оружию, потому что это, похоже, задевало его больше остального, в этом он видел унижение России, а значит, и свое собственное:

— Мы же закончили утилизацию химического оружия! Это не заметили! Где-то в Канаде промелькнуло и все!..

— Человечество,— неожиданно спокойно закончил российский президент,— несмотря ни на что, способно выработать общие правила поведения.

Того, что такое возможно, после всей этой его речи ничто, честно говоря, собственно, не предвещало.

Выступили коллеги Владимира Путина, сидящие в креслах на сцене перед участниками клуба. Джек Ма, создавший и владеющий Alibaba, недоумевал, почему его до сих пор не приглашали в этот клуб, и демонстрировал оптимизм, которого, судя по всему, был лишен весь Валдайский клуб от начала до конца:

— Я чувствую,— говорил Джек Ма,— все большую уверенность в России!

Он настаивал, что «мы делали машины для людей, а теперь людей пытаются делать наподобие машин, а надо делать машины наподобие машин, а людей — наподобие людей…»

Бывший президент Афганистана Хамид Карзай настаивал, что афганская демократия — это афганская демократия, а не американская, и не надо, как делал бывший госсекретарь США Джон Керри, «приезжать и считать наши голоса…»

— Да Джон считать-то не умеет…— успокаивал его господин Путин.— С арифметикой у него пока не очень…

Владимир Путин демонстрировал необыкновенную расслабленность, а может, и недопустимую.

Российского президента спрашивали, возможно ли сейчас полное ядерное разоружение — тема по-прежнему интересовала западных экспертов.

Да, возможно, отвечал он и переспрашивал:

— Хочет ли Россия этого? Да, хочет и стремится к этому. Но есть вопросы…

Опять эти «но»… Главное «но» состоит в том, что, по его мнению, на Западе создаются новые виды вооружений, по разрушительной силе не очень уступающие ядерным.

— И мы к этому будем готовы! — воскликнул Владимир Путин.

— Понятно…— поощрительно проговорил еще один сильно расслабленный человек в этом зале, модератор господин Лукьянов. Он даже вопросы задавал, казалось, нарочито вяло и как-то простовато, формулировал цинично даже словно нехотя, словно не считал нужным промолчать, хоть и не было никакого желания говорить… При этом, страшно сказать, было в его словах какое-то необъяснимое очарование…

Еще один вопрос, следующий, снова был про ядерный контроль: Дмитрий Суслов из Высшей школы экономики предположил, что «мы возвращаемся в 50-е годы прошлого века, которые закончились Карибским кризисом…»

— Мы не возвращаемся в 50-е…— качал головой господин Путин.— Нас пытаются вернуть в 50-е годы!..

И опять он говорил про химическое оружие, да как же не давала ему покоя эта тема!

— Американская сторона ничего не делает!.. «У нас на химическое разоружение денег нет!» — словно передразнивал он партнеров.— У них печатный станок работает, и у них денег нет! А у нас есть!.. Мы не вышли из соглашений!.. Мы приостановили некоторые из них, ожидая реакции наших коллег… Теперь их СНВ-3 не очень устраивает!.. Но мы не собираемся из него выходить!.. Что касается договоров о ракетах средней и меньшей дальности (РСМД)… Если бы у нас не появились, как и у США, ракеты морского и авиационного базирования, может, у нас и было бы искушение выйти из этого договора… Когда СССР в свое время уничтожил в соответствии с договором наземные ракеты, у США другие остались… И у нас в России они появились!..

Он добавил, что не только «Калибры», чья эффективность на виду,— 1,4 тыс. км, а и ракеты 4,5 тыс. км дальности…

— Мы просто выровняли ситуацию! — пожимал он плечами…

— Если кто-то захочет выйти, наш ответ будет мгновенным!

Наконец, кажется, политологи услышали от него по этому поводу все, что хотели, и перешли к другим вопросам.

На большинство он отвечал так же, как много раз до этого: про дело Магнитского, про ситуацию с КНДР и Украиной. И тут не было никаких новостей, и вопросы, как и ответы, следовало считать в целом бессмысленной тратой времени (впрочем, судя по тому, как подробно он них отвечал, сам Владимир Путин так не считал). Но вдруг один из членов Валдайского клуба вспомнил, как бывший министр иностранных дел России Андрей Козырев, разговаривая с бывшим президентом США Ричардом Никсоном, сказал, что у России нет национальных интересов, а есть только общечеловеческие, а господин Никсон в ответ покачал головой,— и тут Владимир Путин обезоруживающе, так сказать, честно проявил отношение и к Андрею Козыреву лично, а особенно к тому, что тот сказал:

— Это говорит о том, что у господина Никсона есть голова, а у господина Козырева — только черепная коробка…

Это по всем признакам оскорбительное замечание с головой выдавало во Владимире Путине человека, для которого разговор о существовании национальных интересов России является настолько главным, что по сравнению с ним в его голове моментально меркнут все правила приличия.

Главный редактор Russia Today Маргарита Симоньян спрашивала, как Владимир Путин относится к тому, что эту телекомпанию и радио Sputnik пытаются сделать в США иностранными агентами, и надо ли бороться с этим или подставить другую щеку, и вопрос был риторическим, и президент России отвечал, что «у России и США, конечно, несопоставимые мощности, просто несопоставимые, у нас нет мировых СМИ!.. А то, что происходит… Это просто не знаю, как назвать! Недоумение – это слишком мягко сказано!.. Их СМИ влияют на политику чуть не во всех странах!..» (Неожиданно энергично закивал Хамид Карзай.)

Господин Путин заявил, что он снимает шляпу перед талантом и бесстрашием сотрудников Russia Today:

— И в данном случае мы будем действовать зеркально! Тут же последует ответ!

Политологи, которых господин Лукьянов призывал формулировать коротко, были, конечно, не способны на такое. Не для этого они в конце концов сюда приехали и спрашивали Владимира Путина после длительных вступлений, как ему видится историческая миссия человека, который будет избран президентом России, и президент России вынужден был отвечать, что надо сделать Россию «очень гибкой с точки зрения экономики, политической системы, укрепления безопасности».

Он вспомнил вдруг про слова Джека Ма о значении Big Data и рассказал историю, которую, по его представлениям, должны были знать все тут, а судя по реакции участников клуба, знал он один: про то, как из интернет-магазина 14-летней девушке в США стали приходить предложения покупать товары для беременных и как по понятным причинам возмутились ее родители… А потом выяснилось, что она и правда беременна! Оказалось, одна машина посчитала это, изучив новые предпочтения девушки, не осознаваемые до сих пор ею самой, в интернет-пространстве, и передала информацию другой машине, которая стала отправлять девушке конкретные предложения, потому что ей это теперь было так нужно…

Владимиру Путину, судя по всему, это не очень понравилось: история говорила о том, что все это уже очень похоже на восстание машин, а не хотелось бы. Для этого человек должен быть более гибким, чем машина… И по крайней мере, видимо, чаще ходить к врачам…

Федор Лукьянов «с глубоким прискорбием» сообщил, что клуб работает уже два с половиной часа, и, обращаясь к президенту, сочувственно поинтересовался: «Вы как?». Господин Путин пожал плечами: «Хорошо…» — и вопросы продолжились.

Но все неожиданно пошло по второму кругу: вопросы про Украину («Петлюре… ставят памятник на Украине! Это человек нацистских взглядов!.. И все молчат, кроме Сионистского конгресса! Вам своего клиента жалко, что ли, в Киеве?! А мы любим Украину!..» Владимир Путин добавил впопыхах, что считает ее чуть не частью России и что рано или поздно произойдет объединение… Не в том, смысле… Но обязательно произойдет…), и про Дональда Трампа (президент России оборвал участника клуба, который стал неаккуратно выражаться о президенте США…), про учения НАТО вблизи российских границ («Пусть они тренируются… У нас все под контролем…»). Одной даме из США он признался:

— Мы вам слишком доверяли! И это была наша ошибка. Ваша ошибка — в том, что вы злоупотребили этим доверием!

На этом можно было бы и закончить эту встречу: мысль тоже была не новая, но на этот раз господин Путин формулировал ее предельно жестко, не задумываясь, видимо, о том, что после такого заявления перевернуть эту страницу в отношениях с США, как он потом предлагал, будет тем более затруднительно.

Но его еще успевали спросить о масштабной ротации губернаторов (то, что произошло, естественно, и дальше будет продолжаться, и надо это делать, чтобы был баланс между искушенными профессионалами и начинающими этот путь людьми… Так говорил Владимир Путин… И все было сделано удачно…).

Тут его спросили, почему он, руководствуясь своими стереотипами, так критически настроен к США — и его еще прорвало, и он опять вспомнил о «беспрецедентной, ничем не обоснованной антироссийской кампании в США»:

— Кто-то проиграл господину Трампу, и развернули антироссийскую истерию!.. Но по любому вопросу ищете российский след!.. Я не создавал стереотипы!..

И он снова, уже в четвертый, кажется, раз, или в пятый, вспомнил историю с химическим оружием и несколько других таких же историй… Да, пора было это заканчивать.

— Мы не спрашивали вас, как делали всегда раньше на Валдайском клубе… Ну, вы понимаете…— так же нехотя говорил господин Лукьянов.

— Нет,— качал головой Владимир Путин.

— Ну собираетесь ли вы…

— Пора заканчивать! — первый раз за вечер быстро произнес Владимир Путин, и он, конечно, хотел пошутить. Ну да, пошутил. Но не закончил.

Федор Лукьянов убеждал его, что он — талисман и что полюс «видимо, зла» для равновесия, и что «нужны!..»

Владимир Путин тогда упомянул, что надеется: если этого и не произойдет, его не сразу «снимут с довольствия, как солдата, который демобилизовался», а потом рассказал анекдот про олигарха, который разорился и поделился с женой, что Mercedes придется сменить на Lada, а особняк на Рублевке — на московскую квартиру… И как потом сказал ей: «Но ведь ты будешь меня любить?!» и как та ответила: «Буду очень любить и очень скучать!..»

— Я не думаю, что по мне будут так скучать! — закончил Владимир Путин и после этого выдержал еще и чаепитие с теми же примерно людьми, только числом раз в пять поменьше.

А вопросы-то были все равно те же. И все началось сначала.

И так и будет на такой же встрече в 2018 году.

И в 2019 тоже.

И дальше. И снова.

Андрей Колесников, Сочи