Андрей Архангельский — об отражении современного понимания политики в сериалах «Демон революции» и «Троцкий»

Сериалы "Демон революции" и "Троцкий", которые выходят почти синхронно на "России" и "Первом", 5 и 6 ноября,— вклад ведущих федеральных телеканалов в линейку медийных форматов, посвященных 1917 году. Вклад, надо сказать, концептуальный

Андрей Архангельский

Учитывая, как широко обсуждают и отмечают 100-летие Октября во всем мире, поразительным может показаться тот факт, что на родине революции почти не появилось художественных произведений, посвященных этой дате. Спектакль "Оптимистическая трагедия" в Александринке, спектакль "10 дней, которые потрясли мир" на Таганке, шоу на Дворцовой площади... негусто. Главный ажиотаж вызвал в этом году фильм "Матильда", но единственная его связь с годовщиной в том, что он произвел революцию в сознании некоторых неокрепших умов.

Тем занятнее оба сериала. И "Демон революции", и "Троцкий" самим своим фактом появления по крайней мере пытаются дать оценки революции 1917 года, хотя и они крайне размыты. Чувствуется, что авторы стараются уйти от однозначности, предупреждая, что не претендуют на историческую достоверность, а представляют лишь версии (особенно это касается истории с Парвусом на "России" — там повествование ведется от лица выдуманного офицера Мезенцева, который расследовал его дело). С одной стороны, это выглядит нелепо — спустя 100 лет после Октября и четверть века после образования новой России опять считать революцию "нерешенным вопросом" или даже "тайной", как сказал режиссер "Демона революции" Владимир Хотиненко. С другой стороны, подобная неопределенность в отношении одного из важнейших событий ХХ века объяснима: в оценках прошлого опять нет ясности, потому что в очередной раз меняется общество.

Немаловажно и другое: зрителя ждет уникальный опыт, главное в котором — встречи с экранными дублями. Поскольку сериалы выходят почти одновременно, в телеэфире в течение одной недели появятся сразу два Ленина и два Парвуса, не говоря уже о других повторах. Это создаст своеобразный эффект стереофонии, или даже 3D, поскольку в одних и те же обстоятельствах в обоих сериалах поступки героев трактуются по-разному. Возникает при этом и другой непрогнозируемый эффект — "дополненной реальности". Например, в "Демоне революции" нет Троцкого (о нем Парвус только зло упоминает); зато в самом "Троцком" как раз есть эпизоды его плотного общения с Парвусом. Таким образом, получается, что сериалы еще и как бы дополняют друг друга. Вряд ли конкурирующие телеканалы сознательно предполагали такой эффект, но он обязательно возникнет: обе телеверсии в восприятии зрителей могут слиться в одну — непередаваемое, надо полагать, ощущение.

Но есть в сериалах и предсказуемая общая идея, которую можно назвать концептуальной: акцент на искусственности, запрограммированности, проективности революции 1917-го. Революцию "сделали" — не важно, кто и как; но она — прежде всего плод искусственный, а не естественным путем созревший. В этом смысле фигура Парвуса как "делателя", проектировщика революции 1917 года выходит на первый план. И это объективно ранжирует сериальные подачи: "Троцкий" на первой кнопке при таком акценте ведь тоже получился "про Парвуса" и, стало быть, по отношению к "Демону революции" оказался несколько вторичен.

Оба Парвуса (Федор Бондарчук в "Демоне" и Михаил Пореченков в "Троцком") выглядят похоже: оба в демонических пальто и с бородками, в окружении темных делишек и людишек. В "Троцком" Парвус еще и имиджмейкер: он, по сути, создает даже самого Троцкого — таким, каким мы его узнаем впоследствии. Забавная параллель: в "Демоне революции" над имиджем Ленина работает Инесса Арманд. "Ушки нужно убрать",— неожиданно говорит она Ленину во время прогулки, имея в виду, что кепку с завязками нужно сделать более "мужественной". За всем этим чувствуется мышление тех, кто воспитан уже не на "Рассказах о Ленине", а на рассказах о великих имиджмейкерах, которые подарили миру политика Н. или привели к успеху кандидата M.

В "Демоне революции" Парвус, конечно, масштабнее — он и главный креативщик, и куратор, и одновременно спонсор революции. Появляется всегда в нужный момент, как Фигаро. "Это все придумал Парвус",— вот новый миф о революции.

Не то чтобы мы совсем уж не были к этому готовы. Таких демонов вокруг любых революций вертится уйма, не один и не два, такой тип личности (интриган, манипулятор) был знаковым для того времени, и мы с ходу можем найти аналогии в истории — те же Распутин или поп Гапон. И хотя подлинный Парвус был, кроме прочего, еще и серьезным теоретиком-марксистом (его хвалил не сериальный, а реальный Троцкий именно за широту понимания марксизма), в телеэфире акцент сделан именно на "демоничности" персонажа.

Неожиданное воскрешение этой фигуры в новой мифологии вызвано попытками объяснить революцию рационально, с помощью логики, синонимом которой сегодня являются деньги ("много денег", как не устает повторять Парвус в разговорах с врагами России). С одной стороны, это понятно: современности свойственно размышлять в категориях бизнес-плана. С другой стороны, возникает вопрос: адекватна ли такая логика заданным историческим координатам? Вопрос, правда, вредный и мешает смотрению, диссонирует с концепцией подачи: революцию придумал Парвус на германские деньги; вдалеке маячат вожди пролетариата; "рабочие и крестьянские массы" — статисты (в обоих сериалах этот фактор не упоминается вовсе).

Советские фильмы делали акцент на силе народного духа (и общем желании справедливости), что выражалось обычно в форме коллективного исполнения решительным шепотом "Вихри враждебные веют над нами". Современный же сериал делает акцент на "крови" революции, то есть на деньгах, совершено игнорируя, так сказать, "народные чаяния". Из-за этого меняется даже ленинский слог. Вот, например, в "Демоне" Ленин сыплет бизнес-фразами — от былого образа только знаменитый ленинский прищур остается прежним. Что вызывает комический эффект: напоминает анекдоты про вождя или рекламу из 90-х, где "Ленин" появлялся с тем или иным товаром в руках, сообщая, что нужно брать, поскольку "вчера было рано, а завтра будет поздно". С Лениным, впрочем, не задалось не только в "прикладном аспекте", но и в концептуальном — для зрителя важнейшим персонажем обоих сериалов в итоге все равно оказывается именно он.

Советские фильмы о революции делали акцент на силе народного духа. Современный сериал делает акцент на деньгах

В "Троцком" это произошло из-за того, что авторы переусердствовали с исполнителем главной роли Константином Хабенским, навязав ему роль мачо, который берет женщин и города одним взглядом. Выглядит неубедительно, поскольку психотип у актера иной. Инстинктивно ищешь на экране другие источники энергии — и неожиданно упираешься в того же Ленина (Евгений Стычкин), хоть он и выглядит как в комиксе (во время первой же встречи едва не сбрасывает Троцкого с крыши мансарды, крича "я с тобой что захочу, то и сделаю").

Ленин в исполнении Миронова в "Демоне революции" другой — совершенно неожиданный и нетривиальный (моет посуду в университетской столовой, где обитают революционеры; шутит, используя религиозные термины; чувствует спиной конкурентов и нутром — агентов охранки). Он вызывает отклик, и дело не только в мастерстве актера. Сценаристам "Демона" (Надежда Воробьева и Кирилл Журенков) доверяешь больше, поскольку "их Ленин" честнее: Ленин — политическое животное, игрок, у него мощное чутье, инстинкт. Он политик — вот важное открытие сериала: эра политики тогда только начиналась, и Ленин первым превратил это занятие в профессию.

Оба сериала подчеркивают, что вожди революции — что Ленин, что Троцкий — больше всего любят власть. Этим объясняется их жестокость, их готовность тратить чужие жизни. Именно внечеловечность Ленина и удалась Миронову лучше всего: он играет человека, не лишенного достоинств, но напрочь лишенного души. Ленин-Миронов словно бы пытается эту душу найти и не может, одновременно осознавая это и пугаясь. Ленин в "Демоне" не жесток, не слаб — он попросту лишен каких-то обычных человеческих инстинктов. Ленин именно и есть сам в первую очередь — нечеловеческая музыка, в такт которой потом закружился весь мир.

Заметим, что ни один сериал в год столетия революции не посвящен Ленину; он тут или на втором плане, как в "Троцком", или спарринг-партнер главного героя, как в "Демоне". Но именно такой "Ленин второго плана" и выходит художественно убедительнее, чем те, на ком акцентируют внимание авторы. Парадокс? Скорее, психология: хочется обычно смотреть не туда, куда светит фонарь, а туда, где проходит граница между светом и тенью. Задвигая Ленина на второй план, авторы тем самым невольно поместили его в самое органичное для его политической манеры место — в тени, до поры до времени. Ленин переиграл создателей сериала, так же как настоящий Ленин переиграл своих политических противников в 1917 году. Собственно, благодаря сериалам и понимаешь теперь, почему в итоге победил он, а не Троцкий или Парвус.

...В "Троцком", несмотря на жанр байопика, есть между тем важное размышление о природе власти. Троцкий, как известно, позаимствовал свой псевдоним у надзирателя одесской тюрьмы, известного своей жесткостью. Одновременно он позаимствовал у него и систему ценностей, и мировоззрение: усвоил, что насилие — универсальный ключ к управлению массами. Вывод, который делают авторы, в общем-то вписывается в современную систему ценностей: все революции бессмысленны, поскольку они не могут изменить саму суть человека, и управлять людьми всегда будут одинаково.

Правда, сериальному Троцкому никак не удается реализовать свои умения даже в кадре: знаменитая сцена его выступления перед толпой солдат не рождает никаких эмоций у слушателей. Проблема тут, как представляется, в большей степени техническая: у нас потеряли навык работы с массовкой. Нанятая за условные 500 рублей, она может изобразить эмоций ровно на эту сумму, не более. Но тут возникает еще и неконтролируемый эффект: чем же, думаешь ты, мог увлечь солдатскую массу реальный Троцкий?

Ленин в сериалах, в отличие от Троцкого, имеет дело с такими же, как он,— циничными и расчетливыми людьми, вроде Парвуса. Но и тут возникает вопрос: как все эти люди, мыслящие в категориях политических выгод и междоусобных интриг, могли увлечь, повести за собой миллионы других людей, внушив им какие-то идеи? И вот тут рационального объяснения не находишь. Есть в этом действительно что-то демоническое...