Патрисия Каас об уязвимости трендов, завете Азнавура и новой жизни

Хрупкая женщина с сильным характером, которая предпочитает кроссовки шпилькам, но никогда не выйдет на улицу без макияжа. Обладая ангельской внешностью, она уже в восемь лет пыталась петь хриплым голосом, подражая Эдит Пиаф. Кажется, противоположности и основа имиджа Каас, и суть ее натуры. Певица приехала в Россию выступить на 15-летие «Крокус Сити Молла» в качестве приглашенной звезды. А уже в декабре в московском Crocus City Hall состоится ее сольный концерт в рамках масштабного турне. Наряду с хитами на концерте прозвучат и песни с пластинки «Patricia Kaas», выпущенной в прошлом году. В преддверии шоу «Коммерсантъ Стиль» встретился с Патрисией Каас и узнал о том, почему ее путь к успеху был не таким легким, как все думают, кто изменил судьбу певицы и что значит для нее стиль — в музыке и в жизни.

— Патрисия, вы назвали новый альбом своим именем и представляете его как «результат перерождения». Это какая-то личная история?

— Вы очень точно сформулировали — именно история: пластинка стала лишь ее итогом, главная тут сама женщина. Эта женщина — я. У меня такое ощущение, что я начинаю новую жизнь, но уже с тем опытом, багажом, который удалось накопить за долгое время. Мне наконец удалось прийти к гармонии, к миру с самой собой. Я стала больше себе доверять. И, конечно, это сказывается на творчестве, отражается в самих песнях, которые составили пластинку, в выборе тем и их интерпретации. Это влияет на то, как я чувствую и веду себя на сцене.

— Вы икона стиля. Как формировался ваш собственный стиль?

— Знаете, я до сих пор каждый раз удивляюсь, когда меня так называют. Я очень люблю красивую одежду, аксессуары и трепетно к ним отношусь. Могу провести несколько часов перед зеркалом, выбирая, что надеть — наверное, как и все женщины, но никогда не стремилась быть иконой стиля. Стиль для меня это прежде всего комфорт. Поскольку большую часть жизни занимают гастроли, постоянные переезды, мне важно, чтобы одежда была удобной.

— В 16 лет вас пригласили работать в модельное агентство. Это как-то повлияло на вашу дальнейшую судьбу?

— Не думаю, что сильно. Это было что-то вроде стажировки. Мы пошли туда вдвоем с сестрой, чтобы научиться позировать, красиво ходить — вот и все. Тогда мы, конечно, были молоденькими и, с одной стороны, развлекались таким образом, а с другой — очень серьезно относились ко всей этой истории. Сейчас я вспоминаю ее с улыбкой. С моим ростом немыслимо было стать манекенщицей, да я об этом и не мечтала.

— Связан ли для вас имидж с музыкой, с теми мыслями и эмоциями, которые вы передаете публике?

— Музыка — это вся моя жизнь, моя страсть. Я делюсь с поклонниками совсем личными историями, которые оживают в песнях, и, мне кажется, чувствую людей. Связь между сценическим образом и творчеством очень тонка, поэтому ее сложно уловить. Я всегда стараюсь прислушиваться к своему настроению. Выбор костюма зависит и от внутреннего состояния, и, безусловно, от той программы, которую я исполняю. Могу с уверенностью сказать одно: перед выходом на площадку я продумываю все до мелочей, потому что из них складывается то целое, которое в итоге слышит и видит зритель. Это как мозаика.

— А стиль исполнения — он как менялся со временем?

— Мне кажется, сейчас я пою лучше, чем раньше. (Смеется.) Меняться могут комбинации жанровых элементов, звуковая окраска, эмоции, настроение композиций. Я стараюсь идти в ногу со временем, чтобы моя музыка так или иначе отражала эпоху. Честно говоря, это не всегда бывает легко, потому что публика очень настороженно относится к любым переменам. Когда ты впервые появляешься на сцене, в сознании зрителей фиксируется определенный образ. Мои первые альбомы были очень успешными — публика и дальше хотела слышать и видеть именно такую Патрисию Каас, но я меняюсь, расту и не могу всегда быть одинаковой. Думаю, нужно с уважением относиться к своим поклонникам, но не бояться двигаться вперед.

— Вам приятны сравнения с Эдит Пиаф, Марлен Дитрих? Или все-таки артист должен быть абсолютно уникален?

— Безусловно, приятны. Я считаю, их имена давно стали не просто легендарными — священными для культуры. И, кстати, возвращаясь к предыдущей теме, этих певиц можно с уверенностью назвать иконами стиля. Такие сравнения возможны и очень ценны, но все-таки самое главное для меня — быть самой собой. Не только артисты, все люди уникальны. У каждого свой путь, свои желания, свои радости и страдания, которые приходится переживать.

— Несколько лет назад вы приезжали в Россию с очень эффектной программой «Каас поет Пиаф». Как она создавалась?

— Работая над ней, я все время мысленно благодарила Эдит за удивительные песни и за вдохновение. Мне хотелось отдать дань уважения ее таланту, но по-своему. Было интересно не просто взять и исполнить ее произведения (хотя многие, обращаясь к творческому наследию, поступают именно так), а сделать полноценный спектакль, соединить музыку, танец и театр. Каждый элемент постановки был так или иначе связан с историей Пиаф. Для меня это посвящение Эдит, благодарность. Программа, которую я покажу в Москве сейчас, очень сильно отличается от предыдущей. Это уже не спектакль, а концерт, в котором нет никаких вставок, композиции следуют одна за другой, там будут и старые, и новые песни. Я могла бы много говорить о том, что чувствую, но на этом выступлении зрители сами увидят и услышат, кем я стала теперь. (Улыбается.)

— Вы решили сделать программу-посвящение. А есть ли такие вещи в дизайне, в искусстве, которые всегда будут актуальны?

— Если говорить о классике, то да, но только время покажет, какие из сегодняшних явлений станут новой классикой. Быть в тренде не всегда хорошо, потому что чаще всего мода проходит. Я предпочитаю придерживаться своего вектора движения, оставаться верной себе, но при этом не спорить со временем, а улавливать его. Никогда не забуду свою встречу с Шарлем Азнавуром. Он сказал мне очень важную вещь: «Ты никогда не выйдешь из моды, если не гонишься за ней». Это стало моим жизненным кредо.

— Кто еще кроме Азнавура сыграл в вашей жизни особую роль?

— Артистов, которые вдохновляли меня, довольно много. Благодаря им я пробовала себя в разных стилях, меняла манеру исполнения, хотя в целом она всегда оставалась узнаваемой, но самым важным человеком в моей жизни всегда была мама. Она научила меня быть такой, какая я есть.

— Какие этапы вашего творческого пути были самыми сложными и что помогло их преодолеть?

— Мне кажется, самым сложным оказалось начало. Оно было далеко не таким безоблачным, как многие думают. Первой самой известной песней стала «Mademoiselle chante le blues», но она не подошла для радиоформата. Продюсеры сказали, что она очень тяжелая и у меня слишком зрелый голос для такого юного возраста. В общем, так вышло, что публика приняла меня раньше, чем медиа. Потом все как-то быстро закрутилось... Когда я говорю «начало», то имею в виду первые 15 лет на сцене. В этот период стала успешно развиваться моя карьера, и в это же время я потеряла своих родителей, самых близких мне людей. Мне было невыносимо больно не только от разлуки с ними, но и от того, что я не могла разделить с ними свой успех. Я все время думала о том, что они никогда не смогут прийти ко мне на концерт, не испытают те эмоции, которые испытываю я: ни радость, ни печаль... Возможно, в тот момент меня поддержали именно поклонники. Стоя перед большим залом, я видела их глаза, чувствовала, что нужна им, ощущала поддержку, но потом время все равно догоняло, снова приходила боль. И лишь сегодня, мне кажется, я опять начинаю жить заново. Я только сейчас снова начинаю по-настоящему ценить жизнь, радоваться тому, что происходит.

— Какие главные советы вы можете дать начинающим артистам?

— Давать советы очень трудно. Все зависит от того, как складывается судьба каждого из них, к чему они стремятся. Дело не только в том, что и как ты поешь — это лишь часть профессии. Тебе приходится отдавать всего себя. И это уже колоссальная работа, за которую ты, конечно, получаешь потом щедрое вознаграждение: эмоции и благодарность людей бесценны.

— На сцене вы откровенны, а случается ли вам надевать маску?

— Я считаю, что сцена не приемлет лжи, а зритель всегда чувствует фальшь. Иногда мне приходится надевать маску, но только чтобы защитить себя — это бывает крайне редко. В основном я очень открыта. Хотя, говоря об откровенности, не стоит доводить ее до абсурда: человек, пришедший на концерт, не должен знать, например, что у тебя был неудачный день. Это недопустимо. Он должен всегда видеть тебя улыбающейся, красивой, в хорошем настроении. Впрочем, мне не кажется, что, улыбаясь сквозь слезы, я обманываю публику — в этом я тоже искренна и, наверное, в принципе привыкла не обременять окружающих своими проблемами. Часто даже моя семья удивляется, когда я жалуюсь на что-то. Они говорят: «У тебя же все есть!» Но «все» для меня — это только оболочка. Важно то, что ты чувствуешь внутри.

— Остается ли у вас при плотном графике время на себя?

— Когда я в туре, то нет. Так было всегда. Приезжая в какой-то город с гастролями, ты не успеваешь ничего увидеть. Вчера за ужином с другом мы как раз обсуждали, что в Москву нужно приезжать хотя бы на неделю просто отдохнуть, чтобы прочувствовать это место.

— Какие ваши идеи и амбиции еще остались нереализованными?

— Я часто говорю о том, что живу в мечте, которая еще до конца не сбылась. А мечта живет во мне, потому что я хочу оставаться человеком. И может быть, она совсем не связана с моей карьерой.

Екатерина Мирная