Социолог Елена Омельченко рассказала о специфике российских молодежных субкультур Ольге Филиной

Центр молодежных исследований НИУ ВШЭ в Санкт-Петербурге завершил трехлетний проект по изучению молодежных культурных сцен в российских городах. О полученных открытиях — в интервью директора центра Елены Омельченко "Огоньку"

— Вы изучали молодежные "культурные сцены" в российских городах — это потому что единой "сцены" нет? Молодежные субкультуры фрагментированы?

— Это потому, что общая "картина по больнице" в случае с молодежными объединениями мало о чем говорит. Наш проект, поддержанный РНФ (Российский научный фонд.— "О"), предполагал комбинирование различных исследовательских методов. Мы выбрали четыре города с разной композицией этнических групп и политгеографическим положением: Санкт-Петербург, Ульяновск, Казань и Махачкалу. Сначала провели там количественный опрос учащихся колледжей, техникумов и университетов — всего 3200 респондентов, по 800 человек в каждом городе. Потом устроили в этих городах 16 фокус-групп и дополнили их 120 глубинными интервью с представителями молодежных субкультур. Завершили все 8 кейс-исследованиями "в поле": когда наши молодые сотрудники центра внедрялись в то или иное сообщество (при его согласии) и проводили там от месяца до двух, протоколируя наблюдения. Именно такое разнообразие подходов позволяет делать реальные выводы.

— И каков ваш главный вывод?

— Первое и самое яркое впечатление: российская молодежь массово включена в субкультурные группы, движения и инициативы. Если раньше мы говорили о "субкультурном меньшинстве", которое разделяет какие-то общие увлечения, то сейчас, видимо, придется вводить термин "субкультурное большинство". По всем четырем городам порядка 70-75 процентов молодых людей непосредственно участвуют в той или иной субкультуре, еще у 20 процентов есть друзья, включенные в молодежные сообщества, и только 7 процентов наших опрошенных совсем ничего не знают о молодежных солидарностях и ни с кем не связаны. Разнообразие субкультур при этом колоссально. Мы начинали наш опрос с 25 наименований, но в ходе фокус-групп респонденты расширили итоговый список до 38.

— В разных городах субкультуры разные?

— Да, они представлены в разных конфигурациях, многие общие, даже глобальные увлечения в регионах приобретают местный, этноконфессиональный колорит. Скажем, в Казани рэп — не просто рэп, а татарский рэп, на национальном языке. В этом смысле количественный опрос стоит использовать как некий фон, на котором более выпукло видны специфические для того или иного города тренды. При этом парадоксальным образом оказалось, что по профилю молодежь Казани ближе к молодежи Питера, а молодежь Махачкалы — к молодежи Ульяновска. То есть, скажем, религиозный или этнический фактор не является определяющим при формировании молодежных увлечений в том или ином городе.

— Вы хотите сказать, что религиозные или этнические сообщества не пользуются спросом у молодежи?

— Пользуются, но определяют не все. На самом деле мы обнаружили большую вовлеченность молодежи в религиозные субкультуры: как околоправославные, так и промусульманские. Скажем, в Махачкале "активных мусульман", как было сказано в нашей анкете, порядка 20 процентов, в Казани — около 7. Это если судить по ответам на прямой жесткий вопрос. Но различия религиозных и этнических традиций считываются и по ответам на другие вопросы анкет, скажем, про предпочтение различных ценностей: гендерного равенства или патриархата, сексуальной свободы или сексуального контроля и так далее. Очевидно, что наиболее патриархальный гендерный режим проявился в Махачкале, а наименее патриархальный — в Питере. Но внутри самих сообществ определение ценностей и их набор более сложный, более подвижный.

— Какие сообщества и солидарности выходят сегодня в российских городах на первый план? Есть ли что-то общее?

— В принципе, можно ранжировать молодежные субкультуры по количеству их участников и распространенности. На первом месте окажутся, конечно, сообщества, построенные вокруг различных практик здорового образа жизни. В молодежной среде в тренде своеобразный аскетизм: не есть тех или иных продуктов, не пользоваться теми или иными "вредными" гаджетами, контролировать свои привычки и потребительские предпочтения. Второе место — за спортивными субкультурами, будь то любители воркаута, паркурщики или "фитоняши" (девушки, выкладывающие свои отчеты о фитнес-успехах в Сеть для общего обсуждения). Третья строчка — за волонтерами (колоссальная популярность поискового движения, например, наблюдается в Казани). Но много и других различных волонтерских проектов, привлекающих молодежь. Наконец, последний выраженный общий интерес — это компьютерные и интеллектуальные игры, их любители тоже образуют устойчивые сообщества.

— Перечисленные вами сообщества не назовешь субкультурами в традиционном смысле: они не кажутся ярко выраженными, контркультурными по отношению к обыденному социальному порядку...

— Классические субкультуры, к которым можно отнести готов, эмо, граффитистов, панков, скинхедов, ушли в маргинальный сектор. Молодежь в целом живет уже другими ценностями и объединяется по другим принципам, и поэтому мы, в частности, стараемся искать альтернативы самому термину "субкультура". Нужно понимать, что субкультуры имеют классовое происхождение: они заявили о себе в 60-е годы в Европе как протест молодежи против классовой принадлежности своих родителей, навязанной молодежи "в наследство". Отсюда эпатажный вид, провокативный образ жизни, отсюда же — политизированность. Сегодня мы, однако, живем в другом обществе, где классов больше нет, и молодежная сцена стала куда более сложной. Сейчас для нее актуален разговор не о политике, а о гражданственности, об ответственности в разных ее проявлениях — от ответственности за свое здоровье и физическое состояние до ответственности за других людей и их будущее. При этом мы видим, как новые солидарности причудливо смешивают, заимствуют практики самоопределения классических субкультур.

— Вы упомянули о 38 названиях современных молодежных сообществ. Можете привести примеры?

— Почти в каждом городе есть что-то свое, специфическое. Скажем, в Махачкале очень популярны турникмены (те, кто занимается на дворовых спортплощадках), бэпэанщики (БПАН — аббревиатура от словосочетания "без посадки авто нет": люди, занижающие клиренс российского автомобиля, чтобы он выглядел как иностранный). Веганы часто придумывают себе различные "растительные" названия, помимо "фитоняш" есть еще несколько других "няш"... Чтобы понять, чем реально живут молодежные объединения, могу сказать, какие субкультуры мы изучали методом "включенного наблюдения" в каждом городе. Скажем, в Махачкале это были культуры воркаута и аниме, в Казани — поисковики и татарский рэп, в Ульяновске — волонтеры и инстаграм-няши, в Питере — готы и веганы.

— Напрашивается вопрос: не является ли контркультурым по отношению к местным порядкам сообщество аниме в Махачкале?

— Оно себя таковым не считает и не позиционирует: открыто проводит свои фестивали, приглашает всех к участию. Мы спрашивали молодежь о ее патриотических настроениях, в частности, предлагая выбрать, что для нее важнее: патриотизм или космополитизм. Могу заметить, что большинство нашей молодежи — патриоты. Только понимают они его по-разному. Скажем, в воркауте патриотизм замешан на любви к своей региональной идентичности, данной с рождения (причем активно подчеркивается, что региональная идентичность выше этнической: неважно, кто ты по крови, важно, что ты из Дагестана). Это демонстрирует некое уважение к отечеству, к республике. Но и анимешники тоже патриоты. Только у них выражено желание сделать республику более открытой, включенной в глобальный контекст. Или, скажем, татарский рэп — это ведь очевидная смесь космополитизма и патриотизма. В этой субкультуре есть и своя доля протеста: против принижения "национальных языков", которые в обыденном сознании могут восприниматься как "деревенские и отсталые". Так что сообщества, демонстрируя свой патриотизм, становятся способны и на резкие высказывания. Иными словами, лики патриотизма в молодежной среде очень разные, в частности, поэтому очень опасно предлагать "универсальные методы", и тем более единый закон, объясняющие нам, как любить родину.

— Инстаграм-няши тоже патриоты и проникнуты гражданской ответственностью?

— Во всяком случае, у них высок уровень солидарности. Если говорить о гражданственности не только с позиций торжественного стиля, но и как о живой потребности участия, включенности в социальную ткань, то эта потребность у девушек есть. Для них площадка инстаграм — это определенное место встречи, вырабатывающее свои правила и нормы поведения, практики ухаживания за собой, стандарты семейной и сексуальной жизни, карьерные стереотипы. Девушки, начав общение онлайн, потом встречаются офлайн, образуют сетевые сообщества. Пусть это не "прорывная" субкультура, но это важная для регионального города солидарность. Существенно, что девушки, равно как и представители других молодежных субкультур, сами соглашались впустить нашего "включенного наблюдателя" на свои собрания — для них было важно развеять свой "дурной" или упрощенный имидж, вписать себя в современное российское общество. И в этом смысле молодежь сейчас очень открыта для общения и вполне "системна": не понять ее, а тем более поссориться с ней было бы глупостью.

Беседовала Ольга Филина