Национальный балет Марселя на DanceInversion

На сцене «Геликон-оперы» в рамках фестиваля DanceInversion Национальный балет Марселя показал «Кордебалет» и «Болеро» в постановке своих руководителей Эмио Греко и Питера Шольтена. Рассказывает Татьяна Кузнецова.

Созданная Роланом Пети в 1972 году труппа была для жителей СССР окном в Европу: гастроли Балета Марселя потрясли смелостью постановок и уровнем артистов. «Собор Парижской богоматери», перенесенный Роланом Пети в Кировский (Мариинский) театр, прорезал дыру в железном занавесе. Хореограф приглашал в свои марсельские спектакли русских звезд без оглядки на политику — то невозвращенца Барышникова, то народных артистов СССР Майю Плисецкую и Владимира Васильева с Екатериной Максимовой. Именитые артисты протаскивали балеты Пети на советскую сцену, исполняя на концертах их фрагменты. Словом, Национальный балет Марселя для россиян явление знаковое. Впрочем, с 1998 года, когда Ролана Пети «ушли» из труппы, ориентированная на «современность» компания сильно сдала позиции. В 2014 году ее возглавили хореограф Эмио Греко (Москва знает его с 1999-го, когда танцовщик выступал на Первом европейском фестивале современного танца, как тогда назывался DanceInversion) и его многолетний соратник режиссер Питер Шольтен.

Их марсельский первенец «Le Corps de Ballet» и был показан на DanceInversion. Соавторы объединили в нем «современность» в виде взмахов беззаконных рук, подвижного расслабленного корпуса и фривольных бедер с солдатской дисциплиной классической лексики, утрированной крестом пятой позиции ног, суровыми ракурсами поз и «деревянными», вытянутыми в локтях, руками. Совмещением противоположностей постановщики хотели подчеркнуть единство двух полюсов одного явления под названием «танец». К тому же для Эмио Греко и Питера Шольтена понятие «кордебалет» — основа не только балетного, но любого иерархического общества, так что изучение законов жизни «тела балета» — ключ к пониманию мира.

Однако понять концепцию «Кордебалета» было нелегко. Главным образом из-за слабости марсельской труппы, в которой рыхлые дородные танцовщицы и узловатые корявые танцовщики составляют весомое большинство. Костюмы — облегающие комбинезоны телесного цвета — лишь подчеркивали их физические особенности. Вдобавок танцевали они стандартный классический репертуар: сочинением оригинальных ансамблей Эмио Греко не озаботился, заполнив половину времени цитатами из наследия. «Белый» дуэт из «Лебединого» с крючками-аттитюдами местной Одетты, кособокая диагональ адажио из «Дон Кихота», антраша бесподъемной Жизели, убитые косолапостью фуэте, скрипучий круг jete en tournant казались чистой пародией, тем более что у Эмио Греко на пуанты взгромождались и мужчины. И только после многократных исчезновений артистов за «железным занавесом» (завеса из блестящих цепочек обрамляла сцену), после того как прояснилось значение масок-чулок на лицах танцующих (оказавшихся символом цельности и безликости кордебалета), после того как под финал вымотавшаяся труппа благоговейно исполнила grand plie (первое движение экзерсиса), стало понятно, что это не стеб, а манифест.

Пилюлю разочарования Балет Марселя подсластил равелевским «Болеро», балетом не концептуальным, но отчетливо чувственным. Хотя буклет уверяет, что соавторы «сосредоточились на конфликте тела и музыки», конфликт этот не просматривается. Как и во многих постановках «Болеро» (в первую очередь у Бежара), амплитуда и мощь движений тут нарастают вместе с музыкой, одновременно увеличивается и количество танцовщиков. У Эмио Греко протагонист ведет партию, остальные дублируют ее почти буквально, временами давая передохнуть солисту, фиксирующему особо патетическую позу. Серые длинные прозрачные туники скрывают подробности телосложения артистов, эмоциональность хореографии выгодно подчеркивает их актерскую самоотдачу, а подвижная непредсказуемость лексики узаконивает неровность исполнения одинаковых комбинаций.

Но главная сила этого «Болеро» — солист Анхель Мартинес-Фернандес. Высоченный, длинноволосый, с величественными жестами ветхозаветного пророка, с лицом христианского мученика и телом, полным неподавленной сексуальности, он унаследовал исступленно-самозабвенную и, казалось бы, неповторимую манеру танца самого Эмио Греко. А танец Эмио Греко и есть его хореография. Вывод однозначен: Балет Марселя Ролана Пети умер. Теперь будет здравствовать новый король. Благо Мартинес-Фернандес, сценическое alter ego хореографа Греко, достаточно молод и полон сил.