Как Владимир Путин открывал Александра III

18 ноября президент России Владимир Путин прилетел в Ялту и в Ливадийском дворце открыл памятник императору Александру III. А специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников ничего не может с собой поделать: сравнивает Александра III с Владимиром Путиным и завидует им обоим.

С утра Александр III был открыт для диалога с любым посетителем Ливадийского дворца (праздных среди них, впрочем, не было: территорию зачистили не хуже, чем во время Ялтинской конференции, но и те, кто зачищал, с удовольствием снимались на фоне того, кто сказал, что «у России есть только два союзника — ее армия и флот»), но к двум часам дня Александра III тщательно укутали в непрозрачное сукно: интригу, видимо, следовало держать до последнего, то есть до Владимира Путина, который прилично (а не то чтобы, например, неприлично) опаздывал: в конце концов, бесконечные мероприятия в Мариинском дворце накануне закончились для него за полночь.

Церемония открытия памятника началась между тем без президента России, и могло показаться, что это даже вызов, продемонстрированный необязательностью. Так, оркестр сыграл несколько жизнеутверждающих мелодий, потом еще несколько, а потом… (хочется написать «на сцене…») на площадке перед затянутым в сукно памятником появился неожиданно жонглер. В руках он держал винтовку, которой, собственно говоря, и начал жонглировать. Я такое видел, конечно, на фестивалях «Спасская башня» на Красной площади, но там этим отличались целые оркестры, которые соревновались друг с другом в этом странном умении. Но чтобы выпустить одного-единственного жонглера — в этом было нечто особенное. Я подумал, что организаторы отчаянно тянут время и что, наверное, после жонглера должен выйти какой-нибудь глотатель шпаг ввиду военного положения Александра III, которое он много времени занимал, так что это тоже могло показаться организаторам уместным.

Винтовка у жонглера, как мне тут же пояснил один знающий человек, была облегченной, сделанной специально для роты почетного караула: видимо, солдаты этой роты не должны чувствовать ничего, что их дополнительно обременяло бы во время многоминутного стояния у Вечного огня.

Потом состоялась церемония поднятия государственного флага Российской Федерации, сыграли гимн, а Владимира Путина все не было. Но разве можно было начать без него? Впрочем, уже начали.

— Может быть, президент имеет право прийти только после того, как флаг уже поднят? — интересовались друг у друга многострадальные люди, получившие заветный пригласительный билет на торжество (таких было больше ста человек).

Но и все равно не было Владимира Путина. Я подумал, что сукно вот-вот спадет, потому что ничто другое уже не могло произойти, и тогда явление президента будет уже, как бы это помягче сказать, неуместным (нет, помягче не получилось).

И тут вдруг все счастливо разъяснилось. Один из сотрудников протокола, лицо которого готово было просиять при взгляде на аллею, где должен был в конце концов появиться Владимир Путин, объяснил мне, что на самом деле все идет по плану:

— Не такое уж это и событие, чтобы президент от начала до конца присутствовал. Памятник все-таки!

Я понял. То есть если бы это был, например, живой император, то Владимир Путин встретил бы его, по всей видимости, первым. А памятник мог и подождать: у него теперь впереди и так вечность.

— Скоро будет,— заверил меня сотрудник протокола.— Уже подъезжает, информируют.

Между тем с Александра III сдернули наконец покрывало. Оказалось, он сидит в сапогах и шапке на камне и глядит на море. Деревья на обрыве, в нескольких метрах от него, отчасти заслоняли ему вид на море (в Крыму, да и везде, это, как известно, вообще отдельная опция, но Александр III заслужил этот вид всей своей трудовой биографией).

— Да,— вздохнул один из гостей, стоявший рядом со мной,— это вам, конечно, не скульптор Щербаков, который везде уже, по-моему!.. Это — художник!..

Он имел в виду скульптора Андрея Ковальчука, создавшего памятник.

— Не кажется ли вам, что Александр III вышел каким-то уж очень классическим памятником? — вступил я в разговор с этим человеком.— И вдаль смотрит очень уж целеустремленно. И поза напоминает писателя Достоевского, установленного около Библиотеки имени Ленина…

— Так они и жили в одно время! — оживился мой собеседник…— Что же тут странного!

— Двуглавый орел, конечно, просматривается на заднем плане,— продолжал я.— Нет никаких неожиданностей. А ведь он, говорят, и водку за голенище от жены прятал, например… А ничего такого не просматривается.

Я понял, что уже, конечно, в критическом азарте и сам сильно перебрал: еще бы скульптор чекушку императору за голенище засунул…

Но мой собеседник неожиданно кивнул:

— Да, было дело! Даже бутылки гнутые после него появились… Да, это все история наша! Российская!..

Чем дольше я вглядывался в Александра III, тем больше он мне, между прочим, нравился. И казался уже, можно сказать, живым человеком, который только для вида опирается, судя по всему, на какую-то палку.

— Да нет, не палка это,— поморщился мой собеседник.— Меч! А на что же ему еще опираться?!

— Да мог бы вообще ни на что не опираться…— пробормотал я.

— Нет, так не пойдет,— возразил мой собеседник.— Как это не опираться?

Он рассказал к тому же, что на этом месте, где в свое время стоял Малый Ливадийский дворец, в котором даже после коронации предпочитал жить и умирать Александр III, последние годы располагались частные теннисные корты, и их с большим трудом удалось в конце концов передать в собственность (42 гектара) музею-заповеднику «Ливадийский дворец». Трудность была понятна, все-таки это частная собственность; то, что проблема в конце концов решилась, объяснимо, впрочем…

Тут ведь пришел Владимир Путин и произнес недлинную речь. Она в каком-то смысле потрясла меня.

— Мы открываем,— сказал Владимир Путин,— памятник императору Александру III, выдающемуся государственному деятелю и патриоту, человеку сильного характера, мужества, несгибаемой воли! Он всегда чувствовал огромную личную ответственность за судьбу страны: сражался за Россию на ратном поле, а став главой государства, делал все для развития и укрепления державы, для стабильности, для развития, для того, чтобы сберечь ее от потрясений, внутренних и внешних угроз!

Дело в том, что Владимир Путин говорил так, как будто памятник самому себе. Каждое слово относилось, кажется, прежде всего к нему самому (и даже слова о сражении на ратном поле: разве не Владимир Путин с размахом действовал в свое время в Дрездене, разве не он в одиночку выходил против разъяренной толпы, обороняя здание советского торгпредства?!).

Да, это был он, Владимир Путин:

— Современники называли его царем-миротворцем, но… он для России эти 13 лет (на самом деле уже 17.— А. К.) не поступками… э-э… уступками!.. а справедливой и непоколебимой твердостью… отстаивал интересы страны прямо и открыто, и такая политика обеспечила рост влияния России, повышение ее авторитета в мире! Открывались заводы и фабрики, расширялась сеть железных дорог... началось качественное перевооружение армии.

Да, Владимира Путина, конечно, ни с кем нельзя было спутать сейчас, даже с Александром III.

— При этом он считал,— продолжал, можно сказать, за глаза, Владимир Путин,— что сильное, суверенное, самостоятельное государство должно опираться не только на экономическую и военную мощь, но и на традиции… Что великому народу важно сохранять самобытность, а движение вперед невозможно без уважения к своей истории, культуре и духовным ценностям…

Без сомнения, авторы многочисленных памятников и бюстов Владимира Путина, которые будут в скором времени возникать при его жизни и творчестве, могут списывать речи на открытии этих бюстов со слов Владимира Путина на открытии памятника Александру III: в конце концов, Владимир Путин сам произносил эти слова, то есть благословил их или по крайней мере одобрил.

Впрочем, правление Александра III (как ведь и Владимира Путина) не было таким уже однозначным. Ему приписывают ограничения земского и городского самоуправления, усиление полицейского режима или ликвидацию многих положений судебной реформы 1864 года (например, чрезвычайный закон о борьбе с революционным движением, создание охранных отделений и политического сыска, ликвидацию мировых судов), введение ограничений в сфере печати и образования (по новым «временным правилам о печати» можно было закрыть любой печатный орган)… Сложный, в общем, человек. Противоречивый.

Кто-то сделал знак, и гости рванулись к Владимиру Путину, плотно окружив его. Но я все-таки увидел, что он беседует с девушкой, которая оказалась ближе всех к нему.

Девушку звали Полиной Левченко, она учится на третьем курсе факультета журналистики Севастопольского филиала МГУ имени Ломоносова. Владимир Путин, услышав только, что она будущий журналист, не стал ее ни в чем ограничивать и спросил, наоборот, что бы она написала на памятнике Александру III. Полина неожиданно ответила, что ничего не написала бы, а издала бы книгу, в которую собрала бы прозу и поэзию про императора. Тут Владимир Путин попросил такую книгу сделать и сообщил, что найдет спонсора (такие книги про самого Владимира Путина, как известно, уже существуют). Девушка, конечно, онемела, и уж не от слов про спонсора, которые она, кажется, и вовсе пропустила мимо ушей (а зря).

Я между тем нашел в толпе скульптора Александра Ковальчука. Он оказался очень приветливым человеком и рассказал, что ему хотелось сделать Александра III сильным и мудрым.

— Да,— подтвердил скульптор, можно сказать, мои опасения,— сидит и смотрит на море! Камень, на котором сидит, неслучаен: кресло смотрелось бы неорганично природе!.. Да, опирается на шашку!..

— Не на меч разве? — с тревогой спросил я: ведь все считали тут, что на меч.

— На шашку,— успокоил меня Андрей Ковальчук.— Он рубил с плеча не мечом, но шашкой!

— А почему он сидит?.. Подумают, что больной…— все еще тревожился я.

— Наоборот! — замахал руками скульптор.— Сидит очень мощно! И думает. О чем? О России. Глядит на море… Тут, конечно, кусты были, они мешали ему глядеть на море…Просто ничего ему не видно было! Но слава богу, договорились вырубить кусты…

Насчет идеи всей композиции скульптор, по его словам, прежде всего посоветовался с владыкой Тихоном, сам памятник создавался в Москве, а перевозили его в Крым частями на машинах:

— Отдельно — орла, отдельно — императора, отдельно — барельеф (с картой Крыма как частью единой и неделимой России.— А. К.). Денег дали два московских бизнесмена, Олег Сиенко и Игорь Алтушкин (очевидно, покоренные историчностью фигуры императора и возможностью осваивать эти благословенные места и дальше).

— Ну вот,— удовлетворенно сказал Андрей Ковальчук,— теперь он сидит и все время любуется морем.

Да завидно, чесслово.