«Ноль объект» в петербургском Музее Новой академии

В Музее Новой академии изящных искусств в художественном кластере на Пушкинской, 10 в Санкт-Петербурге проходит коллективная выставка «Ноль объект». Она посвящена 35-летию одноименной акции Тимура Новикова и Ивана Сотникова, которая в значительной степени провозгласила начало арт-революции в Ленинграде 1980-х годов и стала отправной точкой для формирования и развития движения «Новые художники». Ностальгировала Кира Долинина.

На первый взгляд эта выставка лаконична и ностальгична до невозможности. Несколько витрин и стендов с фотографиями, документами, странными и очень странными объектами вроде смятых полиэтиленовых мешков и пустых рамок, висящих на почетном месте, записками, вышедшими из рук культовых фигурантов ленинградских 1980–1990-х. Пыльные занавеси и пустынная теснота Музея Новой академии изящных искусств тоже отсылают к временам почти былинным, когда любой сквот или комната в коммуналке в одночасье объявлялись музеем, академией, университетом и вполне прекрасно себя в этом статусе чувствовали, не пыжились особо. Однако то, что в 1990-х было нормой, в 2000-х казалось потешным анахронизмом, сегодня оборачивается высказыванием, попавшим в нерв времени. Или, точнее, безвременья.

Акция «Ноль объект» — чистая провокация, к тому же совершенно спонтанная. В 1982 году, во время одной из первых разрешенных выставок Товарищества экспериментального изобразительного искусства (ТЭИИ), Новиков и Сотников провозгласили обнаруженную ими во время развески картин дыру в выставочном стенде самостоятельным произведением искусства, легитимизировав это этикеткой с названием новой работы — «Ноль объект». Тут же разгорелся скандал: глава ТЭИИ Сергей Ковальский потребовал убрать «неучтенное произведение» во избежание конфликта с вышестоящими инстанциями. Скандал, однако, моментально был переведен в разряд художественного события, художники породили целую теорию, подтверждающую художественную ценность и целостность «Ноль объекта». В качестве продолжения перформанса Новиков и Сотников создали «Комиссию по установлению истины в вопросе о “Ноль объекте”» и затеяли многословную переписку с Ковальским.

«Хулиганская» выставка на самом деле была вполне предопределена. Внимательно изучавший историю русского авангарда (в том ее виде, в каком она могла быть доступна в 1980-х в СССР) Тимур Новиков строил свою художественную идентичность от «всечества» Ларионова и Зданевича. Идея «ноль культуры» была ему прекрасно знакома. Довольно быстро «обнуление» стало у ленинградских «новых» тотальным. Главный историк движения Екатерина Андреева рассказывает, что в декабре 1983 года Новиков, Гурьянов и Сотников устроили концерт в Доме-музее Достоевского: «Инструменты были нелегально доставлены со станции скорой помощи, расположенной через улицу: барабанщик Георгий Гурьянов управлял “Длинной струной” — капли из капельницы падали на пластинку, подключенную к звукоусилителю. Любопытно, что “Новые художники” тогда не знали ни о Джоне Кейдже (с которым позднее познакомились — и он пригласил Сергея Бугаева оформлять спектакль Мерса Каннингема, а Новикову якобы подарил произведение Марселя Дюшана), ни тем более о “Длинной струне” — музыкальном инструменте в виде струны, протянутой через всю квартиру одной из учениц Михаила Матюшина. Тимур Новиков называл свои эксперименты ноль музыкой и ноль культурой».

Связь «новых» с первым русским авангардом казалась тогда удачным культуртрегерским ходом, но со временем оказалось, что в этом есть логика: момент исторического перелома порождает иные формы художественного высказывания, «обнуление» открывает форточку для свежего воздуха. Для первых авангардистов на все про все было выделено три десятилетия, перестроечные хулиганы, как мы сейчас видим, получили столько же. «Продукт очищенного творчества», как называли «Ноль объект» его авторы, сегодня опять воспринимается как революционный. Как не было ничего. Страна празднует 100-летие своих революций. Спорит — но ведь празднует. Модернистскому искусству праздновать особо нечего. С цикличностью не поспоришь. Маленький пыльный музей тихо напоминает об этом.