Как развитые страны инвестируют в развивающиеся

Мировое капиталистическое хозяйство в лице его лидеров всегда стремилось прибрать к рукам развивающиеся страны (они же, в некотором приближении, emerging markets). Между тем в сознании инвесторов понятие «emerging markets» сопряжено с опасностью, связанной в том числе с малым запасом прочности у экономики. С недавних пор экономика развивающихся стран показывает устойчивость к разного рода кризисам, а коли так — доверия к ней у инвесторов все больше.

СЕРГЕЙ МИНАЕВ

Слово и дело

Понятие «развивающиеся страны» отсылает к временам холодной войны и термину «третий мир», придуманному на Мартинике марксистским теоретиком Францем Фаноном. Имелось в виду, что первый мир представляют собой капиталистические страны во главе с США, а второй — социалистические во главе с СССР. К миру третьему были отнесены менее развитые в экономическом отношении государства Латинской Америки, Африки и Азии с населением в две трети мирового, которые формально не входили ни в капиталистический, ни в коммунистический блок. При этом предводители блоков всячески старались заманить их каждый в свой лагерь.

В деятельности ООН это противостояние довольно ярко проявилось в 1952 году. (К слову, тогда шла война в Корее и советские летчики бились с американскими, впервые оценивая достоинства реактивных истребителей в реальной боевой обстановке.) Когда поднимался вопрос о новых членах организации, мнения СССР и США (вкупе с остальной частью Совета Безопасности) диаметрально расходились. Предложение СССР одновременно принять в члены ООН Албанию, Болгарию, Монголию, Финляндию, Италию, Португалию, Цейлон, Иорданию, Австрию, Непал и Ливию было отвергнуто другими членами Совета Безопасности. В свою очередь, СССР заблокировал вступление в организацию Лаоса и Камбоджи.

В том же 1952 году ООН вплотную занялась проблемами экономического развития, настойчиво указывая, в частности, на разрыв между растущим населением мира и снабжением его продовольствием. Западные индустриальные страны призвали организацию обеспечить выделение ресурсов для помощи развивающимся странам и территориям. Генеральная ассамблея ООН выдвинула идею о стажировке рабочих и техников из «недостаточно развитых стран» в странах экономически более состоятельных с тем, чтобы эти рабочие и техники, набравшись опыта, могли у себя на родине «внедрить новые технологии, стимулирующие рост в промышленности, сельском хозяйстве и других отраслях». Эксперты ООН пришли к выводу, что в финансовой и технической поддержке нуждаются 95 стран и территорий, и прочие, относительно благополучные государства выделили на это в 1952 году примерно $19 млн.

При этом ООН сочла, что в 1953-м размер помощи должен быть увеличен до $25 млн.

Генеральная ассамблея также выразила мнение, что «финансовой помощи странам с недостаточным уровнем развития со стороны иностранных правительств может не хватить, поэтому необходимо просить Совет Безопасности рассмотреть возможности стимулирования притока частного капитала в недостаточно развитые страны». Генеральный секретарь ООН должен лично проанализировать размеры этих вложений, выявить наиболее доходные объекты и препятствия на пути инвестиций. Доходы от иностранных вложений, решила ассамблея, в данном случае должны облагаться налогом только в странах-получателях.

Весьма живописны события с участием главы КПСС и правительства СССР Никиты Хрущева — крупнейшего специалиста в деле привлечения развивающихся стран на свою сторону. На Генеральной ассамблее ООН в октябре 1960 года он не только стучал туфлей по столу советской делегации в знак протеста против речи одного из докладчиков, но и неоднократно выступал сам — говорил без бумажки, прочувственно (хотя и сбивчиво). В частности, назвал представителя Филиппин холуем американского империализма и провозгласил: «Конец, могила колониальному рабству и похоронить его чем глубже, тем лучше!»

По-видимому, тема похорон очень волновала Хрущева. За несколько лет до этого в Москве он сулил похороны представителям капиталистических держав, а потом в ходе своего первого визита в США в 1959 году долго оправдывался — дескать, выразился в переносном смысле, имея в виду экономическую победу коммунизма над капитализмом.

На ассамблее 1960 года Никита Хрущев в какой-то момент обратился к «представителям африканского народа» (присутствует незначительная грамматическая коррекция): «Эти люди, черные, вырвались из-под гнета, излагают свои мысли и защищают интересы своих народов. Это радость. Черный — это только цвет кожи. У одного черный, у другого желтый, у третьего белый.

Самое страшное — это то, когда сам-то он белый или черный, но душа у него черная, грязная. Вот ее уже, так сказать, ничем не исправишь.

Поэтому мы приветствуем братьев наших черных, негров, мы приветствуем другие племена, которые борются за свободу. Помогаем им и будем помогать. И другие народы должны им помогать. И верим мы, что когда-то народы всех стран будут чувствовать себя братьями. Не будет эксплуатируемых, не будет эксплуататоров. И будет только одно знамя развиваться — знамя дружбы, знамя мира, знамя братства. И это знамя — на нем будет написано: “коммунистическое общество”!»

Американская мечта

США всегда проявляли к развивающимся странам повышенный интерес. В 1904 году в своем обращении к Конгрессу президент Теодор Рузвельт заявил, что «современные цивилизованные государства должны использовать силу против новых вспышек варварства», но, несмотря на это, США открыто выступают против колониализма и хотят, чтобы страны, находящиеся в сфере их влияния, были независимыми и суверенными.

Как подчеркнул Рузвельт, в отсутствие «международного закона» и вообще «международного контроля» «общемировой долг» США — служить «международным полицейским». То есть

обеспечить установление режимов, «которые знают, как действовать с должной эффективностью и достоинством, решая социальные и политические вопросы», и гарантировать, что эти режимы будут «поддерживать порядок и платить по своим обязательствам».

В данном случае имелось в виду экономическое проникновение в страны со значительным населением и быстро развивающимся рынком — такие как Мексика и Китай.

Концепция была такая. Власти развивающихся стран должны обеспечить лояльное отношение к иностранному капиталу. Изыскать возможность построить общенациональную железнодорожную сеть — основу единого внутреннего товарного рынка (в противовес совокупности локальных). Плюс перевести сельское хозяйство на коммерческую основу и механизировать добывающие отрасли.

Таким образом власти создадут условия для роста экспорта сырья и будут зарабатывать достаточно валюты, чтобы расплачиваться за импорт.

А великие державы вместо того, чтобы добиваться привилегий в отдельных отраслях экономики развивающихся стран, должны конкурировать в этих странах при равенстве таможенных и железнодорожных тарифов для всех.

Американская политика предполагала, что в подопечных странах открытой будет и финансовая сфера — это обеспечит конкурентное вложение капитала в железные дороги и в освоение природных ресурсов, а также доступность банковских кредитов. Знаменательным событием в связи с этим можно считать создание в 1912 году Китайского консорциума международных банкиров как инструмента проникновения в Китай европейских стран, США и Японии.

В 1960-е годы горячий интерес американских корпораций к налаживанию производства в развивающихся странах натолкнулся на рост местного национализма, сопровождавший деколонизацию (за которую так ратовал Никита Хрущев), и на своеобразное понимание суверенитета в третьем мире. Еще в 1938 году госсекретарь США Корделл Халл отмечал: «Ни в одной стране мира правительство не имеет права отбирать частную собственность без быстрой, адекватной и эффективной компенсации собственнику».

В капиталистических индустриальных странах это так называемое правило Халла к началу 1960-х работало повсеместно, а в развивающихся странах — нет. В связи с чем в 1965 году американский министр финансов Генри Фаулер в речи перед членами Международной торговой палаты подчеркнул: «Правдой является то, что многонациональные корпорации не могут и не будут играть должную роль в развивающихся странах, где право конфискации собственности государством признается неограниченным и где власти считают государственной политикой экстремальные проявления национализма, пусть и в рамках государственного суверенитета».

Неудивительно поэтому, что волна национализаций в начале 1960-х годов вызывала столь болезненную реакцию США, даже когда дело касалось Бразилии или Цейлона (а уж Кубы— тем более).

После 1976 года, с введением плавающих валютных курсов началась новая эпоха во взаимоотношениях США и развивающихся стран. Многие из этих стран оказались весьма заинтересованы в операциях на Уолл-стрит, особенно после взлета мировых нефтяных цен и отмены американскими властями контроля движения капитала. Саудовская Аравия, открыто поощряемая Министерством финансов США, приобретала американские долгосрочные гособлигации и занималась другими долгосрочными инвестициями вроде покупки акций американских компаний.

Кроме того, министерство стимулировало банки, чтобы они направляли полученные таким образом нефтедоллары в «рыночно-ориентированные» развивающиеся страны — прежде всего в Бразилию, Мексику и Южную Корею. Как подчеркивал Уильям Саймон, бывший в 1976 году министром финансов США, «прибыли от операций, когда деньги берутся взаймы у развивающихся стран и даются взаймы тоже развивающимся странам, здорово повысили настроение нью-йоркским банкирам».

Эти банкиры, как и другие американские инвесторы, уже не боялись конфискации собственности в странах третьего мира, а также не боялись невозврата долгов. Стоит сказать, что на коммерческие банки приходилась половина кредитования развивающихся стран, другую половину обеспечивали «официальные кредиторы» — МВФ и Всемирный банк. Считалась невозможной ситуация, когда развивающаяся страна объявляет дефолт по коммерческим кредитам, продолжая получать кредиты по линии международных организаций.

Как корабль назовешь…

В 1981 году произошло очередное изменение в терминологии, относящейся к развивающимся странам. Антуан ван Агтмал из Международной финансовой корпорации (создана в 1956 году для помощи частным инвесторам, в том числе в развивающихся странах; входит в структуру Международного банка реконструкции и развития) придумал термин «emerging markets» — для стран, которые не слишком богаты, не слишком бедны и относительно открыты для иностранного капитала. Термин нелегко перевести на русский (не то «развивающиеся рынки», не то «нарождающиеся», не то «появляющиеся»), да и сам он рождался с большим трудом.

Здесь следует напомнить, что развивающиеся страны имеют богатую историю финансовых кризисов и взлетов, от которых инвесторы то проигрывали, то выигрывали. В 1875 году Оттоманская империя объявила дефолт по половине своего валютного долга. Что можно считать первым долговым кризисом в мире развивающихся стран.

Кредиторы во главе с Оттоманским имперским банком потребовали экстраординарных мер для преодоления кризиса. Меры были приняты — кредиторы получили право собирать шесть видов налогов в империи, включая гербовый сбор и акцизы на алкоголь. Оттоманский имперский банк, который расцвел за 15 лет практики налоговых откупов, выстроил себе в Стамбуле роскошное здание (одна его половина была выполнена в неоклассическом, а другая — в ориенталистском ключе).

За финансовым кризисом 1875 года последовали новые, в частности в Турции, преемнице Оттоманской империи. И подобно Оттоманскому имперскому банку

предприимчивые инвесторы получали больше всего денег, если начинали действовать в подходящий момент — самый неприятный для государства, которое, к примеру, объявило дефолт.

Из свежих примеров — операции хедж-фондов, которые в 2001 году после дефолта в Аргентине скупили ее долги по 20 центов за доллар. А в 2016-м они договорились с правительством Аргентины об урегулировании долговой проблемы — и получили в десять раз больше, чем заплатили.

Вернемся, однако, к Антуану ван Агтмалу и истории с emerging markets. В 1970-е инвесторы решили вкладываться в такие развивающиеся страны, как Бразилия, Индия и Южная Корея, но испытывали большие опасения, поскольку анализ их финансовых показателей (прежде всего показателей фондовых рынков) был делом весьма сложным.

В 1981 году упомянутая Международная финансовая корпорация собрала данные о состоянии фондовых рынков десяти развивающихся стран и пришла к следующему выводу: инвесторы захотят вкладываться в них, но не захотят рисковать, покупая акции одной компании, или мучиться, диверсифицируя инвестиции, распределяя их среди множества компаний и стран.

Корпорация нашла такой выход: пусть инвесторы вкладывают средства в единый фонд, а уж он потом разберется, сколько и куда направлять. Новую структуру предлагалось наименовать «Акционерный фонд третьего мира» (Third World Equity Fund). Антуан ван Агтмал изложил идею на собрании менеджеров ведущих инвестиционных фондов. Некоторые отнеслись к ней скептически, другие — с интересом, а кое-кому категорически не понравилось название.

Ван Агтмал думал два дня и придумал заменить Third World на Еmerging Markets, сочтя, что такая связка преисполнена «прогресса, подъема и динамизма».

Оттенки розового

Ситуация с финансовыми рынками развивающихся стран, сложившаяся в последние годы, многим представляется многообещающей. А некоторым — волшебной.

Инвесторы ожидали краха нефтяных цен в 2014 году, девальвации китайского юаня в 2015-м, а, к примеру, в 2013-м на финансовых рынках случился кризис, причиной которого стали всего лишь разговоры о том, что американская ФРС может снизить объем покупок ценных бумаг.

Как ни странно, президентство Дональда Трампа, считающегося противником глобализации, совпало с увеличением объема экспорта развивающихся стран: в первой половине 2017-го он был на 4,6% больше, чем годом раньше,— это самый быстрый рост с 2011 года.

Растущий экспорт потянул за собой ВВП.

Разумеется, это не повтор чудесного для emerging markets периода с 2003 по 2006 год, но все равно нынешнее ускорение имеет массовый характер.

Все 24 развивающиеся страны, для которых подсчитывается индекс котировок акций MSCI Emerging Markets, в первом квартале 2017 года продемонстрировали заметный экономический рост.

Динамика ВВП развивающихся стран породила энтузиазм относительно их облигаций, акций и валют. Валютный индекс MSCI Emerging Markets (для тех же 24 стран) прибавил 14% после падения в январе 2016-го; это самый серьезный рост за 18 месяцев с 2011 года. Скептиков посрамили даже российский рубль, мексиканское песо и китайский юань — валюты, вызывавшие у них особенно большие сомнения.

Цена облигаций, номинированных в твердой валюте, за первое полугодие 2017 года поднялась на 6%. Цена облигаций, номинированных в местных валютах (которые все твердеют и твердеют), выросла более чем на 10%. Индекс MSCI Emerging Markets проделал путь от показателя 700 в январе 2016 года до 1000 в мае 2017-го.

Подобный энтузиазм, как показывает история инвестиций в развивающихся странах, может привести к опрометчивым действиям. В 1895 году, например, бум на фондовом рынке побудил один большой международный банк за два года утроить объем выдаваемых кредитов, а его директор лично приобрел большие доли в горнодобывающих компаниях в Южной Африке. Потом, после падения курса акций, банк оказался близок к банкротству и обратился к своим лондонским владельцам за помощью. Это был упомянутый выше Оттоманский имперский банк.

Как бы то ни было, сейчас развивающиеся страны более устойчивы к кризисам, чем раньше, и их экономические результаты в целом превосходят показатели стран индустриальных. Инвесторы стали больше верить в третий мир, отмечают, что теперь там «меньше динамизма — но и меньше драматизма».