Алексей Мирошниченко о своем «Щелкунчике»

1 февраля на сцене Кремлевского дворца труппа Пермского театра оперы и балета покажет свою последнюю премьеру: балет "Щелкунчик" в постановке главного балетмейстера театра Алексея Мирошниченко, появившийся на свет 27 декабря прошлого года. Главную роль исполнит Наталья Осипова, прима лондонского Королевского балета "Ковент-Гарден" и главная приглашенная балерина пермского театра. Накануне гастролей Алексей Мирошниченко рассказал Татьяне Кузнецовой о своей постановке

Свою "Золушку" вы перенесли в советские 1950-е, а в каком времени оказался "Щелкунчик"?

В Петербурге 1892 года. Это не главное в спектакле, но все-таки хотелось подчеркнуть: как раз тогда состоялась премьера. "Щелкунчик" — последний балет Петра Ильича, красивая музыка, красивая эпоха. Так сказать, старая добрая Россия накануне грядущих тяжелых времен.

Если не история, что главное в вашем балете?

Мне хотелось поставить красивую сказку. И одновременно решить несколько сложных музыкально-хореографических задач. В частности, проблему "большого адажио". Обычно финальное па-де-де делают свадебным и получается так: звучит трагическая музыка, а Мари и принц безмятежно танцуют. Можно пойти за музыкой, но тогда не будет свадебного па-де-де. А зрители его ждут.

И как удалось решить проблему большого адажио?

Я поставил его после вариаций — это единственное изменение в партитуре. Вариации Мари и принца теперь часть дивертисмента, а на музыку большого адажио у меня происходит главное событие: принц предлагает Мари остаться в Блюменбурге. Она на секунду засомневалась — и все, сказка великой любви кончилась: все люди вокруг превращаются в куклы, вместо принца — Щелкунчик в маске, Мари в ужасе, в слезах, перед глазами все плывет. Ну как в "Интердевочке": Яковлева едет в машине, плачет, ничего не видит... В конце большого адажио Мари просто падает на руки Дроссельмейера. Для меня принципиально, что Мари не маленький ребенок. Второй акт — это сон подростка предпубертатного периода. Поэтому Мари и принц попадают не в город сластей, Конфитюренбург, как в либретто Петипа, а в Блюменбург — город цветов, город влюбленных. У меня в дивертисменте второго акта танцуют только пары.

Как у Григоровича.

Да? Не думал об этом. Я гораздо лучше знаю спектакль Вайнонена, перетанцевал в нем чуть ли не все партии.

Это мешало при постановке? Вообще-то в мире такое обилие "Щелкунчиков" — авангардных и традиционных, что, кажется, уже невозможно придумать что-то оригинальное.

Знание никогда не мешает. Исторический "Щелкунчик" с либретто Петипа и хореографией Иванова не сохранился, все балетмейстеры ставят хореографию заново, и мне, конечно, трудно было абстрагироваться от конкретных, прекрасно поставленных танцев. Но решающее влияние на меня оказал мой питерский педагог Игорь Бельский. В нашу последнюю встречу — это был 1999 год, он уже болел, я зашел его навестить — он отдал мне книги по музыке "Щелкунчика", все свои записки, заметки по собственной постановке. И, тыча в меня пальцем, сказал: "Ты обязан поставить "Щелкунчика", это ключевая работа. Бери и иди".

А вы видели спектакль Бельского?

Нет, он был поставлен в конце 1960-х, я еще не родился. Но знаю, что он был новаторским — крысы-женщины бегали на пуантах, ну, все такое... И еще Бельский включил в балет историю принцессы Пирлипат — принципиальную для Гофмана, но отсутствующую в либретто и партитуре. Я тоже нашел для нее и музыку, и сюжетное обоснование. Это домашний спектакль, который в сочельник организует Дроссельмейер: раздает роли детям и взрослым. В нем участвует и дедушка, генерал турецкой войны, и Луиза, сестра Мари, в роли Пирлипат, и офицеры-гости, и поваренок. А что? Домашние спектакли были везде распространены — вон у Висконти в "Гибели богов" тоже на Рождество дают домашнее представление. Из любительских спектаклей вырос весь МХТ.

У вас получился даже не драмбалет, а какой-то кинобалет — столько в нем персонажей, психологических деталей, исторических подробностей. И в "Золушке" было так же. Вы идете навстречу ожиданиям публики или такова ваша художественная потребность?

Я никогда не пытался формулировать законы жанра, но да, это можно назвать новым этапом драмбалета. Что до запросов публики, то голос общественного мнения звучит у меня, так сказать, внутри. Конечно, окончательные решения я принимаю сам, но чутко прислушиваюсь к тому, что вокруг: когда видишь реакцию артистов, репетиторов, первых случайных зрителей, начинаешь понимать — правильно ли ты идешь или тебя занесло.

И какова была реакция вашего музыкального руководителя Теодора Курентзиса?

Он и Наташа Осипова присутствовали при рождении замысла, были моими первыми слушателями. Мы сидели у Теодора в гостях, он говорит: "Вот, Наташенька, хочу, чтоб Леша "Щелкунчика" поставил". Она спрашивает: "Современного?" Я говорю: "Нет, классического. Со старым Петербургом, с интерьерами, со злыми снежинками — чтоб была балетная метель, с трагическим большим адажио". Наташа загорелась, захотела станцевать премьеру в Перми, но из-за травмы не смогла. Теперь ей предстоит в короткий срок выучить огромный густонаселенный спектакль, в котором Мари почти не уходит со сцены. Но я верю в ее профессионализм и талант. И балет, она, конечно, знает — я ей заранее послал видеозапись.

А Теодор встанет за пульт?

Он хотел дирижировать премьерой "Щелкунчика" в Перми, но из-за большого турне по России не смог. А в Кремле мы танцуем под фонограмму.

В Кремлевском дворце — огромнейшая сцена, в Перми — маленькая. Как вы решите проблему с декорациями, рассчитанными совсем на другую площадку?

Ох. Ну выстроим такой театр в театре — максимально выдвинем кулисы. Жаль наших художников Альону Пикалову и Таню Ногинову: они придумали столько замечательных вещей, у них работает каждая мелочь, каждая деталь сценографии и костюмов. Технологические решения очень остроумные. Но, боюсь, в Кремле многое не удастся разглядеть.

Так в итоге вы поставили спектакль для детей?

Да не знаю я. Современные дети любят что пострашнее. Для них, может, все эти крысы-мыши — детский сад. Но все-таки в моем "Щелкунчике" есть такие нюансы, которые и до современного ребенка могут дойти.