"Общество заражает молодое поколение"
Психолог Артур Реан рассказал Александру Трушину о природе школьной агрессии
По данным МВД, подростки совершают более 48 тысяч правонарушений в год. О причинах подростковой агрессии "Огоньку" рассказал специалист по асоциальному поведению подростков, заведующий лабораторией профилактики асоциального поведения института образования НИУ ВШЭ, академик РАО Артур Реан
— Насилие в школе было всегда: и в советские времена, и сейчас. Изменилась ли детская агрессия?
— Знаете, мы находим даже на древних глиняных табличках сведения о насилии в школах Месопотамии. Термин "буллинг" (агрессивное преследование) появился недавно, но это явление было всегда. Изменился ли характер агрессии с советских времен, трудно сказать, таких данных нет. Но могу отметить возросшую в последнее время интенсивность агрессивных реакций. А виды агрессии меняются мало. Они известны: физическая, вербальная, косвенная и другие. Хотя в целом имеется тенденция снижения распространенности физической агрессии и замены ее на другие виды.
— Если посмотреть на проявление агрессии в школе в обратной перспективе, были ли какие-то пики, падения, с чем они были связаны?
— Мои исследования показывают заметный рост агрессивных реакций в 1990-е годы по сравнению с советским временем. И он был довольно долгим, продолжился и в нулевые годы. Причем агрессия проявлялась и у вполне благополучных подростков, не состоявших на учете в милиции. Конечно, это было связано с общей ситуацией в стране.
— Мы насчитали семь известных случаев в этом учебном году, начиная от ивантеевской школы N 1 в сентябре 2017 года и кончая январскими событиями в Перми и Улан-Удэ. Есть ли статистика по таким инцидентам за последние годы?
— По данным МВД, с 2011 по 2016 год количество правонарушений, совершенных подростками, снизилось с 65 693 до 48 459 в год. Был небольшой рост в 2013 году, но не выше 2011-го. Число детей, участвовавших в инцидентах, больше, потому что есть и групповые правонарушения. А доля правонарушений, совершенных подростками в состоянии алкогольного или наркотического опьянения, выросла с 11 до 15 процентов. Также выросла доля преступлений, совершенных группами подростков,— с 42 до 46 процентов.
— Но и число подростков 14-15 лет у нас в эти годы тоже снижалось...
— Согласен. Но относительных цифр у меня нет. Думаю, в процентном отношении подростковая преступность может оставаться на одном уровне. Официальные структуры, в том числе МВД, оперируют в основном абсолютными цифрами.
— Согласны ли вы с тем, что сетевая реальность изменила поведение подростков?
— Конечно, изменила, и на эту тему есть исследования. Но и без эмпирики, без теорий и концепций понятно: реальная среда, в которой существовали прежние поколения, заменяется суррогатом общения через Сеть. Ребенок может думать, что он общается со сверстником, а это может быть совсем другой человек. Каждый в Сети может проявлять себя так, как никогда не проявит себя в реальной жизни.
— Так что, жизнь в соцсетях является причиной агрессии?
— Совсем не обязательно. Для одних подростков так может быть, для других нет. Все помнят сетевую игру "Синий кит", приводившую детей к самоубийствам. Суицид — это тоже агрессия, но направленная на самого себя. В ходе игры шла обработка сознания, детям внушали, что они должны делать. Но ведь не каждый ребенок — участник игры этому поддавался, а лишь те, у кого была личная предрасположенность к аутоагрессии.
— По каким признакам можно понять, что подросток находится у черты допустимого поведения?
— Такие критерии психологам известны. Но чтобы это определить, нужно специальное обследование ребенка. Большинство учителей в школах в этом вопросе допускают грубейшую ошибку. Мы проводили обследование в одной из школ. Попросили педагогов составить список детей, которые еще не перешагнули такую черту, но у учителей есть опасения, что они завтра могут что-то совершить. Мы этих детей обследовали. И выяснили, что никаких серьезных отклонений в ценностной, интеллектуальной и других сферах личности, по сравнению с контрольной, "нерисковой" группой, нет. Но была одна общая черта: ярко выраженная гипертимная акцентуация характера.
— Что это такое?
— Особенностью этого типа личности является постоянное пребывание в приподнятом настроении. Это сочетается с высокой активностью, жаждой деятельности. Характерны общительность, повышенная словоохотливость. Таким детям трудно усидеть на месте. Они больше других, по мнению учителей, "мешают" проведению уроков. В силу своего характера попадают в зону внимания педагогов, и те считают их поведение девиантным (отклоняющимся).
— Это педагогическая ошибка?
— Да, и очень опасная. Происходит навешивание ярлыков асоциальности без достаточных на то оснований. Но бывают и ошибки в другую сторону. В моей практике был такой случай. Ученик колледжа, ему было почти 18 лет, совершил двойное убийство. Вошел в открытую квартиру, взял кухонный нож, зарезал мужа, потом изнасиловал и убил жену. Я разговаривал с педагогами колледжа. Их ответы были удивительными: вот уж на кого никогда не подумали бы, сидел на последней парте тихо, не мешал вести занятия... Я потом выяснил, что парень перед этим набрал кучу дисков и два дня безвылазно смотрел боевики с жестокими сценами насилия. Но замечу: это был не главный фактор агрессии, были и другие, их не разглядели, а фильмы выполнили роль "спускового крючка". Произошел перенос действия из игровой реальности в объективную.
— Учителя не умеют распознавать признаки критического состояния детей? Некогда за этим смотреть?
— Думаю, вы правы, не умеют и некогда. Ведь это не такие признаки, что взглянул — на лице все написано. Надо наблюдать за поведением детей, и не только в процессе урока, а во внеурочное время. И такие признаки выявляются не в общении со взрослыми, а в первую очередь со сверстниками. Мы понимаем это обычно постфактум, после того как произошла трагедия. Часто кажется, что это были немотивированные действия подростка. Но стоит копнуть глубже, и всегда найдешь мотивацию. И очень часто это результат школьной травмы: ребенка травят сверстники, на него давят педагоги, не уважают, не видят в нем личность...
— Много ли у нас педагогов, умеющих наблюдать и понимать детей?
— По моим наблюдениям, учителей, способных понимать ребенка, вникать в его мотивы, процентов 10-15. Большинство этому не научены. Мы проводили такие исследования и выяснили: в основном это удается молодым учителям. У них работает так называемый механизм проецирования. Они помнят себя такими и лучше понимают детей. Этот механизм работает в хорошую сторону, но лишь до поры. Но есть и другие механизмы понимания детей, им надо учить, а этого не делается.
Много лет назад в Министерстве образования на вручении красных дипломов лучшим выпускникам педвузов произошел такой случай. Выходит заслуженная учительница и говорит: "Вы сейчас получаете дипломы. Но не думайте, что с этим вы становитесь учителями. Диплом дает вам лишь право войти в класс. Учителями вы станете потом, спустя годы". Красиво сказано, сердечно, пафосно. Но представьте, что такое скажут выпускнику медицинского университета: ты пока можешь только что-нибудь отрезать, а врачом станешь потом. Дикость этого понятна всем. Так же и с учителями. Сколько судеб он искалечит, пока научится обучать и воспитывать? Ведь он имеет дело с очень тонкой материей — психикой детей. В психологии есть термин дидактогения — причинение вреда нервному, психическому здоровью учащегося за счет непрофессиональных действий учителя. Это у нас, к сожалению, слишком часто происходит.
— Учительница в Улан-Удэ сказала 9-класснику, взявшему в руки топор: "У тебя двойка по литературе, мы тебя не допустим к ГИА". Это тоже непрофессионализм?
— Учитель может поставить двойку, если ученик не выполнил задание. Дело не в этом. А в том, что все дети разные. Один услышит про двойку и пойдет играть в футбол. Другой повесится или пойдет убивать. Учитель должен понимать, что за человек перед ним, знать уровень его ранимости или агрессивности, его комплексы. Непонимание этого и есть элемент непрофессионализма.
— Есть ли исследования жестокости и агрессивности педагогов?
— Да, но пока на эпизодических выборках. В планах нашей лаборатории стоит системное исследование, в котором на первом месте будет учитель. Пока могу привести известный мне пример. Психологи замеряли желание дошкольников поступать в 1-й класс. Все единодушно горели желанием учиться. В конце первой четверти детей разделили на две группы: в одной были ученики "авторитарных" учителей, в другой — "демократических". Я говорю сейчас не о политике, а о педагогической психологии, у нас есть такие термины. Так вот, в классах, где работали авторитарные учителя, желание детей ходить в школу снижалось в 2-3 раза. У демократических учителей этот показатель нисколько не снизился.
— Может ли воспитывать сегодняшняя школа с теми перегрузками и зарплатами, которые имеют педагоги?
— Моя позиция: учителя могут и должны воспитывать детей. В любом учебнике педагогики написано: образование — это процесс, включающий в себя обучение и воспитание. Но могут ли — это вопрос. Вообще-то обучение и воспитание неразделимы. Главное, не воспринимать воспитание как набор мероприятий: иди сюда, я сейчас тебя буду воспитывать. Должно быть понимание, что воспитывает, например, способ общения учителя с учеником, учителя с классом, ребенка с классом и даже учителей между собой.
Мы сейчас говорим об агрессивности детей. Есть теория агрессии, очень распространенная в современной психологии,— теория социального научения. Ее суть: агрессии люди научаются в процессе жизни. Чем отличаются дети с высоким уровнем агрессии от обычных детей? Психологи установили: знанием или незнанием конструктивных способов разрешения противоречий. Агрессивный подросток знает только один способ: накричать или дать в глаз. Ребенок с низким уровнем агрессии знает другое: да, можно подраться, но можно пойти на обсуждение, договориться. Автор этой теории, американский психолог Альберт Бандура, говорит, что весь процесс социализации ребенка происходит через его наблюдение за поведением других — сверстников, учителей, родителей.
— Нынешние родители взрослели в 1990-е годы, на которые пришелся пик подростковой агрессии. В большинстве представители этого поколения считают своей главной задачей зарабатывание денег. Как отражается это на детях?
— Современная российская семья очень плохо справляется с воспитанием. Полтора года назад мы проводили исследование по этой теме. У нас была большая выборка старшеклассников, 7 тысяч человек в восьми регионах из четырех федеральных округов России. Один из вопросов: хотите ли вы, чтобы ваша будущая семья была похожей на ту, где вы сейчас живете? Абсолютное большинство сказало: нет. Детям не нравятся отношения в семьях, взаимоотношения родителей с детьми и между собой. Все, точка. Такая семья не может полноценно выполнить свою воспитательную функцию.
Вы правы в том, что многие отцы вынуждены искать заработок. Уезжают из своих сел или небольших городков в мегаполисы. Неделю работают, несколько дней дома. Другие работают вахтовым методом, месяцами дома не бывают. Воспитывает детей мать. Но у матери и отца разные воспитательные функции, и если отца нет, значит, провал в определенных областях воспитания.
Есть по этому поводу недавнее исследование зарубежных психологов. Изучали склонность подростков к алкогольной и наркотической зависимости. Разделили испытуемых на две группы. У первой от 5 до 7 раз в неделю проходят семейные ужины, на которые за столом собираются родители и дети. У второй группы такие ужины проходят менее 3 раз в неделю или вообще их нет. Результат: в тех семьях, где реже собираются к ужину, вероятность пристрастия подростка к курению выше в 4 раза, к алкоголю — в 2 раза, к марихуане — в 2,5 раза, к тяжелым наркотикам — в 4 раза. Вывод прост: для воспитания детей надо просто собираться вместе, общаться, разговаривать, делиться своими успехами и проблемами, обсуждать совместные дела. Если этого нет — тогда все плохо.
— "Героев" новостей прошлой недели наверняка ждет суд и колония...
— Наверное. И это будет важным предупреждающим фактором. К сожалению, уже не для того, кто взял в руки топор. А для других, которые на грани таких поступков, но еще не совершили преступления... У нас в обществе есть серьезный порок: мы читаем в СМИ подробные описания жутких событий, но потом быстро об этом забываем. Никто не рассказывает, что с фигурантами громких криминальных сюжетов было дальше. Что, например, мы знаем об ивантеевском стрелке? Ничего. Неизвестно даже, был ли суд. Неизвестно, как он сам оценивает свой поступок. А у сверстников складывается впечатление, что наказания можно избежать, раз об этом не говорят в СМИ. Возможно, на меня кто-то и обидится за эти слова, но у нас страшное событие зачастую превращается не в профилактический, а в провоцирующий фактор.
— Может ли подростковая агрессия служить показателем состояния общества?
— Конечно. Я когда-то писал статью про подростковую агрессию. Вывод был таким: больное агрессией общество заражает ею свое молодое поколение. И если изменения в обществе таковы, что успеха достигает тот, кто идет по головам, ни с чем не считаясь, что можно силой добиться желаемого, то молодежь усваивает правило: действовать надо именно так. Иначе будешь неудачником. У нас в обществе сегодня градус агрессии высок. Толерантность не в почете. И мы готовы растерзать не только врагов, но и простого собеседника, если у него другое мнение... Могу сказать: слава богу, что подростки меньше смотрят телевизор, а больше сидят в интернете — там агрессия тоже есть, но гораздо меньше. Агрессия работает в обществе как расширяющаяся спираль, и надо этот опасный градус снижать.
— Есть ли успешный опыт, на котором мы можем чему-то научиться?
— Как-то я был в Берлине, в тюрьме для несовершеннолетних. Прошел по камерам, пообщался с заключенными, с психологами. Они рассказали, что перед выходом на волю ребята в течение нескольких месяцев проходят специальный курс тренинга по снижению агрессии. Речь не о ценностях и не о религии. А о выработке до автоматизма навыков неагрессивного поведения. Тебя случайно толкнули, что ты будешь делать? Тебе сказали грубое слово, как ты ответишь, чтобы не раздувать конфликт?
Всему этому можно и нужно учить и у нас. Только не в тюрьме, а в школе. И не только подростков, а в первую очередь учителей.