«Российская экономика представляет больший интерес для инвестирования, чем американская»
Глава Минэкономики Максим Орешкин — в интервью «Ъ FM»
В швейцарском Давосе завершается Всемирный экономический форум. Около 3 тыс. экспертов, экономистов и представителей власти пытались найти ответ на главный вопрос: как разным странам построить общее будущее в разобщенном мире? Российскую делегацию возглавлял вице-премьер Аркадий Дворкович, также в форуме в Давос приняли участие министр энергетики Александр Новак и министр экономического развития Максим Орешкин. В интервью экономическому обозревателю «Коммерсантъ FM» Константину Максимову глава МЭР рассказал об итогах и выводах форума.
— В целом от форума какие впечатления остались?
— Форум в целом прошел в таком благодушном настроении: мировая экономика растет, торговля активно развивается по итогам 2017 года. Поэтому настроение участников было благодушное. Главное — повестка сосредоточена вокруг новых технологий, четвертой промышленной революции и всего, что с этим связано.
Индустрия 4.0 — или «четвертая промышленная революция» — массовое внедрение в производство так называемых киберфизических систем, то есть объединение материального и виртуального миров в промышленности. Все большее распространение получает автоматизация процессов как раз за счет использования информационных технологий. Большие данные, интернет вещей, 3D-печать, робототехника и облачные технологии являются элементами и двигателями четвертой промышленной революции.
— Якоб Френкель, отмечая неимоверную активность и оптимизм этого форума, говорил, что такого никогда не встречал. Как относились к российской делегации в рамках этого форума? Действительно ли тот уровень оптимизма, который подчеркнул господин Френкель, присутствовал?
— Мы тут ни за кем не бегали, мы работали по той повестке, которая важна для России. Очень много здесь правительственных делегаций из разных стран мира, и со многими удалось поговорить и обсудить насущные вопросы. Технологическая повестка для нас тоже очень важна, мы здесь достигли договоренности с Всемирным экономическим форумом о том, что Россия присоединяется к их инициативе по анализу технологий четвертой промышленной революции. Направление, по которому мы будем работать, — это искусственный интеллект и машинное обучение. И, конечно же, важный аспект таких форумов всегда — общение с иностранными инвесторами, с компаниями, с фондами. И здесь, обсуждая с ними ситуацию в российской экономике, то, как развивается ситуация,
мы действительно видели их оптимизм, готовность увеличивать инвестиции в российскую экономику.
И действительно, если посмотреть первые оценки по прямым инвестициям, которые Центральный банк опубликовал, их уровень увеличивается. Это означает, что мы движемся в правильном направлении.
— Мы слышали, что бизнес в беседе с вами все-таки сетовал на какие-то барьеры, которые есть при ведении дел в России. Мы, конечно, развивающийся рынок. Но вы ранее отмечали, что имплементация макроструктурных реформ, которые делали Центральный банк и правительство Российской Федерации, закончилась. Что нам теперь делать для того, чтобы придать экономике какой-то новый импульс?
— Различные барьеры, особенности регулирования есть в любой стране. И главное здесь то, что у нас и с российскими, и с зарубежными инвесторами есть механизмы прямого контакта, любые возникающие вопросы могут быть поставлены перед правительством.
Мы будем своевременно на это реагировать, менять регулирование там, где оно действительно искажается в той или иной степени, отказываться от каких-то барьеров для того, чтобы российская экономика развивалась.
Эффект от структурных макроэкономических реформ подтверждается оценкой всех инвесторов. И, в частности, рейтинговое агентство Moody’s повысило прогноз по российскому рейтингу. Все это, конечно, вселяет большую уверенность относительно дальнейшей динамики российской экономики. Все понимают, что рисков резких колебаний становится гораздо меньше. Это означает, что созданы условия для устойчивого развития экономики. 2017-й во многом стал таким годом, который заложил фундамент под будущий экономический рост.
— Мы слышали, что вы ожидаете инвестиционный рейтинг от трех агентств уже в этом году. Я помню, когда агентство S&P впервые присвоило России инвестиционный рейтинг, на тот момент реагировали рынки бурным ростом. Каков, на ваш взгляд, сейчас потенциал, который может придать такое изменение позиции рейтинговых агентств по отношению к России в тех условиях, в которых мы сейчас ведем бизнес, в которых находимся?
— Сейчас ситуация отличается, потому что сейчас рейтинговые агентства очень серьезно запаздывают относительно рыночных оценок. Если посмотреть на уровень кредитного риска, с которым торгуются, например, российские долговые обязательства, он соответствует, конечно, гораздо более высокому кредитному рейтингу уже сейчас. Поэтому, скорее всего, когда произойдет это повышение, это, конечно, будет воспринято позитивно, но во многом это будет приведение кредитных рейтингов к уже сложившейся оценке инвесторами той ситуации, которая есть в России.
— Иными словами, по большому счету, сейчас это уже заложено в ценах, и мы увидим только лишь незначительную коррекцию тех рубежей, которые есть сейчас?
— Сохранение тех положительных трендов, которые есть. Но еще раз повторюсь, уровень оценки кредитного риска России сейчас очень низкий. Дальше он будет снижаться уже постепенно.
— Дональд Трамп на форуме говорил об инвестиционных идеях, которые он хочет привнести в глобальную экономику, призывал всех инвестировать в Соединенные Штаты. Для России сейчас рынок США является таким лакомым объектом. Насколько, как вы думаете, российскому бизнесу следует прислушиваться к рекомендациям Дональда Трампа и, возможно, извлекать из этого выгоду?
— Это дело бизнеса — решать, где инвестировать. Но, как мне кажется, российская экономика здесь представляет гораздо больший интерес, потому что возможностей для развития новых областей больше и потенциал, конечно, гораздо выше, нежели у американской.
— Давать строгие прогнозы — не самое благодарное дело. Но все же. Сейчас на рынке много говорят, что, по сути, министр финансов Соединенных Штатов запустил новый виток ценовых войн. Насколько российский рубль могут затронуть эти глобальные изменения? Или, наоборот, мы в определенной степени дистанцировались от внешних угроз, которые раньше преследовали курс российского рубля, и, говоря о стабильности национальной валюты, мы не берем в расчет потенциальные изменения, которые будут происходить в том же американском долларе, в других валютах?
— У нас макроэкономическая политика выстроена таким образом, что она обеспечивает долгосрочную стабильность реального эффективного курса рубля. Вспомните, в апреле прошлого года было активное обсуждение, переоценен рубль или нет. С апреля прошлого года у нас реальный курс рубля снизился на 8%. При этом к доллару ослабления не произошло по той самой причине, что доллар сам по себе очень серьезно ослаб на глобальных рынках. У нас пара евро-доллар год назад торговалась на уровне 1,05, а сейчас это уровень 1,25. Эта слабость доллара, конечно, оставила на том же уровне курс доллар-рубль. Но, повторюсь, российская экономическая политика, инфляционное таргетирование, бюджетные правила, плавающий обменный курс и механизм защиты внутренней экономики от колебаний цен на нефть — все это нацелено на то, чтобы обеспечивать долгосрочную стабильность реального эффективного курса рубля. А это значит максимально комфортные условия с точки зрения составления бизнес-планов при реализации инвестиционных проектов.
— Экономическому блоку правительства, на ваш взгляд, чему сейчас стоит уделять больше внимания, каким задачам? Что будет следующим после структурных реформ?
— Мы здесь свои предложения подготовили, все сделали, часть из них реализовывалась уже в прошлом году. Набор мер, порядка десяти структурных реформ, которые можно реализовать в ближайшие годы, предложены президенту, он должен сам будет делать выбор.