«Те, кто сегодня критикует Иран, будут бороться за него»
Помощник президента Владимир Кожин о перспективах оружейного рынка и жизни под санкциями
Официальные итоги российского экспорта вооружений президент Владимир Путин подведет весной, но, как считает его помощник по военно-техническому сотрудничеству (ВТС) Владимир Кожин, санкции финальных показателей не испортят. В интервью корреспонденту “Ъ” Александре Джорджевич он рассказал, какое влияние на российскую оборонку оказывает давление США, кому и какое вооружение реально продать в обозримой перспективе, а также пояснил, почему Россия согласилась продать Турции зенитные ракетные системы С-400. Он также признался, что опубликованный Вашингтоном «кремлевский список» вызвал у него только разочарование.
— Чем для вас и для российского оружейного экспорта запомнился 2017 год?
— Год действительно был непростым, с учетом всех событий, которые происходили, это еще мягко сказано. Итоги будет подводить президент, но предварительные результаты мы оцениваем положительно. Планы, которые ставились, реализуются. Часть контрактов буквально в последние дни декабря выполнялась, шли отгрузки продукции. Предварительно план поставок на 2017 год был выполнен и составил примерно $15 млрд, вероятно, даже чуть больше. Общий портфель не снижается, несмотря ни на что, он составляет около $45 млрд. А новых контрактов на поставку вооружения, военной техники, оказание профильных услуг в 2017 году заключено на сумму более $16 млрд.
В 2017 году довольно сильно изменилась география наших потенциальных партнеров. Мы начали не просто разговаривать, но и заключать контракты, проводить серьезную предконтрактную работу со странами, которые раньше или очень мало закупали у России, или не закупали вообще, например Саудовская Аравия, Катар, Бахрейн, Нигер.
— Последний пакет санкций США для оружейного экспорта чувствителен? То, что вы оказались в «кремлевском списке», вам как-то навредило?
— Говорить о том, что новый список ничего не значит, нельзя. Однако складывается такое впечатление, что ряд коллег — американского истеблишмента — остались в ХХ веке. Читая так называемый «кремлевский список», я вспоминал историю: примерно с середины прошлого века наше государство, тогда еще СССР, постоянно находилось под американскими ограничениями. Так, в 1949 году США, Великобритания, Канада, Франция, ФРГ, Австралия, Япония и др., объединились в Координационный комитет по экспортному контролю (КОКОМ), который на протяжении десятилетий составлял перечни «стратегических» товаров и технологий, не подлежащих экспорту в страны соцлагеря. Организация была упразднена лишь в 1994 году. В 1974 году в США была принята известная поправка Джексона—Вэника, просуществовавшая до 2012 года. Ну и что? Каков был эффект всех этих мер? Разве у нас развалилась промышленность, мы встали на колени, стали просить и умолять о помощи? Нет, наоборот, и в космос полетели, и заводы строили, и развивались. Мне кажется, что американцы не совсем понимают, что санкции — это путь в никуда. Поэтому «кремлевский список», кроме разочарования, сожаления, ничего у меня не вызвал.
Есть информация, что имеется еще секретная часть доклада... Допустим. Тогда встречный вопрос к американским коллегам — ну а как вы собираетесь вообще дальше двигаться? Есть области, где без нас США вообще не обойтись. Министр обороны под санкциями, министр иностранных дел тоже. С кем вы будете разговаривать и как? Это просто абсурдная ситуация, настоящее зазеркалье.
Что касается нас, конечно, это не добавляет какого-то удовольствия в работе. Но мы живем в этих условиях все эти годы, и будем продолжать развиваться. Я уверен, что американцы пойдут и дальше, будут продолжать вводить санкции против конкретных организаций и людей, но мы к этому готовы.
— А что касается ограничений, накладываемых на предприятия ОПК? Есть ли понимание как с ними работать?
— Это серьезный вопрос.
Особенно нас тревожит пункт о том, что американские коллеги пытаются распространить свою юрисдикцию и воздействие на третьи стороны — страны и их правительства.
Они претендуют на истину в последней инстанции, на то, что только они в этом мире определяют, кому и что можно делать, что следует покупать, а что не следует. И это не просто слова: мы знаем, что уже есть активное, очень грубое давление на руководителей государств, которые хотят сотрудничать с нами в области ВТС. Опять-таки, ничего, кроме удивления и непонимания, это не может вызывать. Дело в том, что мир изменился. Когда-то на звонок из Вашингтона некоторые страны реагировали очень нервно или занимали позицию «Есть! Будем исполнять!». Сейчас это не так: у каждой страны есть свои интересы, а для этого необходимо обладать серьезными возможностями, в том числе и по линии вооружений. Все хотят иметь лучшее, самое современное и эффективное вооружение, поэтому многие партнеры продолжают курс на сотрудничество с Россией, несмотря на такое неприкрытое, массированное, иногда даже циничное давление.
— Наверное, нельзя отрицать, что санкции уже меняют и будут менять географию российского ВТС? Какие-то новые тенденции можете отметить?
— В контексте географии я бы не стал говорить, что у нас появляются какие-то уклоны — левый или правый, это просто мировые тенденции. Почему большинство стран Ближнего Востока и Северной Африки закупают наше оружие? Очевидно, что это ситуация диктует такой выбор. И война в Сирии, и все, что творится в Египте, на Синайском полуострове, в Ливии и в соседних странах порождает очень большую потребность в современном вооружении — вот поэтому мы и присутствуем на этих рынках. Но даже те страны, где стабильная обстановка,— Саудовская Аравия, Бахрейн, Катар — тоже стали серьезно модифицировать свою работу в области укрепления обороноспособности, диверсифицировать ее. И если раньше на этих рынках неизменно главенствовали США, то сегодня ситуация меняется.
Нет ничего удивительного в том, что страны Ближнего Востока хотят покупать наше вооружение, которое доказало свою эффективность. Ближайшие к этому региону страны Северной Африки, и Центральной Африки, да практически весь африканский континент буквально охвачен нашим ВТС — с севера до юга. Но и ряд государств со сходными угрозами среди стран Юго-Восточной Азии и Латинской Америки также проявляют высокий интерес к поставкам нашей техники. То есть контуры сотрудничества по военно-технической линии формируются там, где у государств появляется необходимость надежно обеспечить свою территориальную целостность и суверенитет. И происходит это в различных частях мира.
— Египет решил закупить вертолетов Ка-52К «Катран» для оборудования кораблей типа Mistral. Когда ждать контракта?
— По К-52К в прошлом году решение было принято, в мае 2017 года Россия была официально объявлена победителем в этом тендере. Сейчас идет предконтрактная работа, дорабатываются детали и согласовывается количество планируемых к приобретению вертолетов и имущества, необходимого для их последующей эксплуатации. При этом параллельно продолжается активная работа по теме Mistral с точки зрения их дооснащения остальным оборудованием: системами вооружения, системами управления. У нас есть преимущество перед теми, кто также хочет получить эти заказы, и надеемся, что египетские коллеги это оценят. Пока переговоры не закончились, но в 2018 году все будет ясно.
Египет очень был заинтересован в системах ПВО, и в прошлом году мы выполнили полностью обязательства по контракту на поставку зенитных ракетных систем «Антей-2500».
Это современный противовоздушный комплекс, идет обучение египетских специалистов и обкатка этого комплекса в Египте. Были разговоры о дополнительных комплексах этой системы, но пока ясности нет — ведутся переговоры.
— По итогам эксплуатации военной техники в Сирии проявился ли интерес к бомбардировщикам Су-32 и истребителям Су-35? С кем ведутся предконтрактные переговоры?
— Есть интерес, и достаточно большой. Это, конечно, страны Ближнего Востока и Северной Африки: здесь идут переговоры и по Су-32, и по Су-35. Есть и официальные обращения о поставке от этих стран. Наиболее продвинутая ситуация по истребителям Су-35 в Индонезии, где достаточно продолжительное время шли переговоры и сейчас они практически на финальной стадии.
— Но именно при заключении этого контракта в прошлом году возникли задержки — с чем это связано?
— Во-первых, в Индонезии в прошлом году, как и во многих странах, произошли серьезные изменения в области ВТС. Там проводится политика, подобная индийской программе Made in India. Теперь в Индонезии все, что связано с ВТС, должно иметь определенные параметры встречной торговли. Речь идет не о локализации, а скорее об офсетных программах. Это потребовало дополнительных раундов согласований. Во-вторых, это еще один пример оказания давления на наших партнеров. Недавно состоялся наш рабочий визит в Индонезию для обсуждения в том числе и вопросов по данному контракту. Накануне поездки в Индонезию прибыл министр обороны США, и все то, о чем мы говорили выше, имело место в полном объеме.
— Вопрос по Су-35 будет решен к августу, как недавно заявил посол Индонезии в России?
— Думаю, что в самое ближайшее время точка будет поставлена. По крайней мере, в ходе моего последнего визита в Индонезию удалось найти устраивающие обе стороны решения по оставшимся вопросам, дальше — вопрос технических нюансов и времени на их согласование. Вообще же мы надеемся, что в этом году будут результаты не только с Индонезией, но и с другими странами: и по Су-32, и по Миг-29 и, естественно, по Су-35.
— 2017 год запомнился подписанием контракта на поставку систем С-400 Турции. Соизмерима ли выгода с рисками от ее продажи в одну из стран НАТО?
— Что касается рисков от продажи системы С-400 Турции, то они минимальны: готовую продукцию скопировать и произвести крайне затруднительно.
Что касается наших геополитических интересов, я думаю, они очевидны: Турция — это наш ближайший сосед, мы заинтересованы в том, чтобы в Турции была стабильная, прогнозируемая политическая ситуация.
И если говорить о поставках наших комплексов ПВО, то это как раз кирпич в это долгосрочное, прогнозируемое, стабильное сотрудничество. На данном этапе мы говорим исключительно о поставке этого вооружения, но турецкая сторона активно говорит о развитии, переходе на производство элементов системы на территории Турции. Хотя и первый этап уже подразумевает глубокую интеграцию: это ведь не просто отгрузка, но и обучение большого количества людей обращению с этой новой техникой. Это постоянная кооперация, взаимодействие, создание ремонтных баз комплексов. То есть сотрудничество не на год, не на два, а большую перспективу, элемент доверия совершено другой, уже не просто на словах, а на деле. Это позволяет полагать, что непростые периоды во взаимоотношениях России и Турции больше не повторятся. Поэтому, конечно, мы были заинтересованы в расширении этого контракта. Он подписан, он абсолютно взаимовыгоден, он продолжительный, и сейчас идут переговоры по второй фазе проекта, касающейся возможностей технологического сотрудничества.
— На каких условиях договорились о закупке С-400 Москва и Эр-Рияд? О каком количестве систем идет речь?
— С Саудовской Аравией переговоры шли сложно, но документы подписаны, параметры их известны. Не могу сказать, что там все у нас гладко: переговоры продолжаются, в первую очередь потому, что партнеры настаивают сразу на резком рывке, подразумевающем и поставки, и передачу технологий. Мы же, обладая достаточно большим опытом, уважая и оценивая потенциал партнера, предлагаем все-таки двигаться step by step. Сначала поставка законченного вооружения, освоение и понимание его, ознакомление наших специалистов с возможностями противоположной стороны. Это сложная цепочка, поэтому мы и говорим партнерам, что не надо спешить. Все готово, все согласовано, давайте начнем с поставок и параллельно обсудим локализацию. Надеюсь, что в самое ближайшее время мы все-таки закончим. Потому что речь там не только о «Триумфе», у нас с Саудовской Аравией контракты более широкого плана. Речь о нашем стрелковом оружии и об организации его производства в этой стране.
— Кроме авиационной техники, страны Ближнего Востока и Северной Африки наверняка заинтересованы и в закупке нашей сухопутной техники?
— Да, наша сухопутная техника действительно интересует многие страны. По танкам мы в прошлом году начали, а в этом году продолжим исполнять достаточно серьезные контракты по поставкам танков Т-90 различных модификаций в Ирак и во Вьетнам. Что касается линейки наших БТР — это одна из самых востребованных позиций. Проще будет назвать страны, где их нет. Большим спросом пользуется наша легкая бронированная техника и джипы, оснащенные зенитным, пулеметным вооружением, стрелковое вооружение производства концерна «Калашников».
За последнее время мы получили более 30 обращений только от стран Ближнего Востока и Северной Африки на поставку сухопутной техники российского производства. Стрелковое вооружение в прошлом году получили многие страны этого региона, включая Ирак, Бахрейн, Королевство Саудовская Аравия.
— А что касается нашей новой экипировки «Ратник»?
— Дело в том, что «Ратник» до недавнего времени мы никому не предлагали, потому что его экспорт был запрещен. И только в прошлом году комплект получил разрешение на право продажи третьим странам. Поэтому сейчас начинается активная маркетинговая работа. У нас уже есть заявки на «Ратник», и от стран Ближнего Востока и Северной Африки в том числе.
— Как идет реализация проекта с Иорданией? Они интересовались бомбардировщиками Су-32.
— Да, и переговоры продолжаются. Иордания имеет позитивный опыт сотрудничества с нами: несколько лет назад мы создали там производство РПГ. Завод успешно функционирует. В 2017 году иорданская сторона также ставила вопрос о том, чтобы мы разрешили им экспорт в третьи страны, мы это разрешение им дали. Теперь Иордания начинает экспорт этого вооружения в Тунис, Объединенные Арабские Эмираты и в другие соседние страны.
— В 2017 году не было заключено ни одного крупного контракта с нашим традиционным партнером — Индией, которая до этого несколько лет не выпадала из тройки крупнейших покупателей российского оружия. В чем вы видите причину?
— Индийцы как были нашими крупнейшими серьезными партнерами, так ими и остаются. В первую очередь здесь нужно понимать, чем мы все-таки торгуем: мы же не говорим о покупке хлеба. Все что касается вооружений, военной техники, это сегмент цикличный. Наступают фазы, когда отдельные страны начинают перевооружаться, менять частично или целиком всю линейку своего вооружения или какие-то ее сегменты. Потом происходит насыщение, период стабилизации, затем появляются новые образцы, что-то устаревает, что-то выходит из строя — и новый виток. Вот так происходит и с Индией. За последнее время в ВТС с этой страной было два пика. Это 2004–2008 год, когда объем сотрудничества с Россией превысил $15 млрд. Потом были спад и следующий пик — 2010–2012 год — более $14 млрд. Ну а сейчас мы завершаем этот цикл. И даже при этом в прошлом году у нас было подписано контрактов на сумму около $2 млрд. Плюс у нас продолжаются серьезные переговоры по всем направлениям.
— Когда можно ожидать подписания контрактов по поставке в Индию 48 вертолетов Ми-17В-5?
— В этом году, надеемся, так как все уже согласовано, все оформлено. Точку надо поставить и подписать. Это большой контракт, и самые современные вертолеты. То же касается фрегатов — проект 11 356. Пройден огромный путь, речь ведь не просто о поставках. Часть фрегатов будет поставлена от нас, а часть будет производиться там, в Индии. Были вопросы по индийским верфям и были вопросы по энергоустановкам, которые произведены на Украине. Практически все точки расставлены, надеюсь, что в этом году будет полная ясность.
— А с С-400 в Индии что?
— Все технические вопросы согласованы, остались теперь только процедурные. В Индии тоже произошли кое-какие изменения с точки зрения более серьезного контроля за такими сделками, это их внутренние процедуры — были созданы специальные структуры, которые должны принять решение по этим контрактам. То, что по С-400 в этом году будет полная ясность — это точно.
— Индонезия проявляла интерес к нашей военно-морской технике, говорилось о контракте по дизель-электрическим подлодкам проекта 636 «Варшавянка».
— Я могу подтвердить, что это как раз также было предметом переговоров, когда я там был с визитом. Мы и наши партнеры еще раз согласились, что мы пойдем по алгоритму: сначала Су-35, потом подлодки. Пока речь идет о поставках, без локализации. Но этот вопрос также может стать предметом переговоров.
— А что с Су-30СМЭ в Мьянме?
— Пока нельзя говорить, что контракт подписан, хотя соответствующие договоренности достигнуты, и все документы согласованы. Мьянма уже использует наши Як-130, в этом году они получат дополнительную партию из шести самолетов. Приобретая Су-30, они переходят на следующий этап, потому что это уже совсем другое поколение самолетов, это другие возможности охраны своих границ.
— Поставки танков Т-90С и Т-90СК во Вьетнам идет без сбоев?
— Контракт выполняется как с нашей стороны, так и с вьетнамской, и стороны полностью довольны друг другом. У нас с ними очень тесные взаимоотношения. Вьетнам важен еще вот с какой точки зрения: в прошлом году мы начали работу в направлении выхода на внешний рынок так называемых интегрированных структур. Вы знаете, было принято соответствующее решение, указ президента, и появились новые субъекты ВТС, которые получили право внешнеторговой деятельности в плане ремонта и постпродажного обслуживания. Это была наша ахиллесова пята, больное место: поставляли хорошую технику, а потом были проблемы с ремонтом, с задержками поставок запчастей и так далее. Прошлый год показал, что есть явная тенденция к исправлению ситуации, и Вьетнам в этом смысле показателен. Потому что туда поставлены практически все системы ПВО, которые выпускались еще со времен Советского Союза, начиная от «Печор», «Шилок» и более мелких комплексов и заканчивая С-300. Там ведется большой объем постпродажного обслуживания, поставка запчастей — это очень важное для нас направление.
— Россия в прошлом году пыталась реанимировать связи с Латинской Америкой. Удалось?
— Сегодня практически во всех крупных странах латиноамериканского континента присутствует наша вертолетная техника. В прошлом году закончились крупные поставки в Перу по линии «Вертолетов России». Там же мы создаем центр по ремонту вертолетной техники. Продолжаются проекты строительства заводов по стрелковому оружию в Венесуэле. Он двигался с определенными проблемами, пришлось исправлять ситуацию на ходу, сейчас это удалось и все идет по графику. Так что надеемся, что в течение этого и следующего годов проект мы закончим, и в Каракасе будет крупный завод по производству автоматов Калашникова. Недавно был визит в Россию руководителя Аргентины, и на встрече наших президентов речь также шла о конкретных проектах. Латинская Америка интересуется всеми видами техники. Маломерные боевые корабли для охраны береговых рубежей, стрелковая техника, бронированная техника, БТР, вертолетная техника. В общем, перспективы для сотрудничества есть.
— Есть ли перспективы поставки Ирану наступательных вооружений после 2020 года?
— Время бежит быстро, 2020 год не за горами. Будем работать, хотя мы работаем уже сегодня. При этом мы ни на йоту мы не нарушаем резолюций Совета безопасности ООН, с точки зрения санкций, которые действуют в отношении Ирана. И в соответствии с резолюцией СБ ООН работаем исключительно в этом правовом поле. В прошлом году, помимо сервисного обслуживания ранее поставленных в Иран С-300, мы поставили еще ряд систем. Это комплексы радиотехнической разведки, средства мониторинга спутниковых линий связи и так далее. Что касается будущего после 2020 года, то здесь у иранской стороны могут быть большие заявки, и мы готовы будем взаимодействовать по всем интересующим партнеров направлениям. Хотя, думаю, мы с вами увидим на этом рынке очень жесткую конкуренцию. И те, кто сегодня критикует Иран, будут бороться за него.
— Может ли Россия уже в следующем году столкнуться с тем, что новых крупных заказов станет меньше? Как вы оцениваете эту проблему и пути ее решения?
— Не думаю, что у нас будет такой провал, яма, куда все упали и не выбраться. Во-первых, у нас есть портфель заказов. То есть мы не просто думаем, что все будет хорошо, а у нас есть конкретные контракты на будущее, конкретные проекты с конкретными странами, которые будут переходить в этом году и в следующем на реализацию. Во-вторых, есть новые партнеры, которые заинтересованы в разнообразных системах, которые мы куда-то уже поставили. Плюс, к сожалению, ситуация в мире и в отдельных регионах никак не улучшается. Если говорить о военно-морской технике, на которую мы делаем серьезные ставки, многие страны серьезно озаботились охраной своих береговых рубежей, своих экономических зон. Сегодня с нами ведут переговоры о покупке небольших ракетных быстроходных катеров с вооружениями и о более крупной технике ВМС. Традиционно военно-морская техника в общем объеме экспорта российских вооружений занимает последние места. Но я думаю, в ближайшие годы пропорции будут меняться. Есть морские страны, такие как Филиппины, Мьянма, Индонезия, Латинская Америка. Уверен, что наши показатели никуда не провалятся. Система ВТС отработана и испытана, в том числе в условиях жесткого внешнего давления. Она доказала свою эффективность. Тем не менее мы не собираемся сидеть сложа руки. Система будет продолжать совершенствоваться, если это необходимо, с учетом новых потребностей и вызовов.
Кожин Владимир Игоревич
Родился 28 февраля 1959 года в городе Троицке Челябинской области. Окончил Ленинградский электротехнический институт имени Ленина (1982), Северо-Западную академию госслужбы (1999). С 1982 года работал в Петроградском райкоме ВЛКСМ, где был инструктором и завотделом. С 1986 года — инженер в НПО «Азимут», в 1990 году создал в НПО отдел внешнеэкономических связей. В 1991 году возглавил российско-польское предприятие Azimut International Ltd. В это время познакомился с главой комитета внешних связей мэрии Петербурга Владимиром Путиным. В 1993–1994 годах — гендиректор Ассоциации совместных предприятий Петербурга. В 1994 году возглавил Северо-Западный региональный центр Федеральной службы по валютно-экспортному контролю (ФСВЭК). В сентябре 1999 года назначен руководителем ФСВЭК. С января 2000 года — управляющий делами президента России. 12 мая 2014 года назначен помощником президента РФ по вопросам военно-технического сотрудничества с иностранными государствами. Вице-президент Олимпийского комитета РФ, президент Ассоциации зимних олимпийских видов спорта. Награжден орденом «За заслуги перед Отечеством» IV степени, орденом Александра Невского.
Кто занимается военно-техническим сотрудничеством РФ
АО «Рособоронэкспорт» создано 1 июля 2011 года при акционировании одноименного ФГУПа, существовавшего с 2000 года. 100% акций предприятия принадлежат госкорпорации «Ростехнологии». Является единственным государственным посредником по экспорту и импорту продукции, технологий, услуг военного и двойного назначения.
Федеральная служба по военно-техническому сотрудничеству образована 9 марта 2004 года. Является органом исполнительной власти, осуществляющим контроль и надзор в области ВТС, выдачу лицензий на ввоз и вывоз продукции военного назначения, подготовку и подписание международных договоров, внесение предложений по формированию гособоронзаказа, участие в переговорах с иностранными заказчиками, организацию выставок военной продукции за рубежом. Подведомственна Минобороны.
Совет безопасности РФ осуществляет подготовку решений президента, в частности, по вопросам военно-технического сотрудничества. Вице-премьер Дмитрий Рогозин в рамках кураторства оборонно-промышленного комплекса в правительстве отвечает также за ВТС. В администрации президента вопросами военно-технического сотрудничества занимается помощник президента Владимир Кожин.