Елена Стафьева о фильме «Дрис ван Нотен»

Кинокомпания «Пионер» вместе с ЦУМом начинает программу «Пионеры моды», посвященную важным фэшн-дизайнерам последних 40 лет, и открывается она фильмом, посвященным бельгийцу Дрису Ван Нотену. Даже если вы впервые слышите это имя и вообще считаете, что мода вам безразлична, этот фильм стоит посмотреть. Он только во вторую очередь про моду, а в первую — про гуманизм

Дрис Ван Нотен, создатель и артистический директор марки Dries Van Noten, человек в мире моды, конечно, уникальный. Он не просто 30 лет делает коллекции своего бренда и сохраняет его независимым — что само по себе уже феноменально,— он еще и единственный, кто остался из всего выдающегося поколения бельгийских дизайнеров конца 1980-х — начала 1990-х. Легендарная «антверпенская шестерка» давно уже канула в лету, а Дрис Ван Нотен живее всех живых и каждая его коллекция оказывается в пятерке лучших и самых обсуждаемых. В современном фэшн-мире, где контракт арт-директора длится примерно три года, карьера такой продолжительности и такого уровня — это нечто совершенно непредставимое.

Разумеется, режиссер этого фильма Райнер Хольцемер прекрасно осознавал эту уникальность, даже не будучи частью фэшн-мира (хотя и не будучи ему полностью чуждым — среди его работ есть, например, документальный фильм о знаменитом фотографе моды Юргене Теллере). И, собственно, весь фильм оказывается развернутым ответом на вопрос: а как это у Дриса так получается? Как вообще можно не продаться люксовым мегаконгломератам и при этом не сгинуть, а остаться прибыльным предприятием? Как вообще за 30 лет не стать памятником своему былому таланту, а продолжать делать крутые коллекции, которые в профессиональном мире носят все — от редакторов моды до сотрудников других люксовых брендов?

Камера Хольцемера следует за Дрисом Ван Нотеном целый год, что значит четыре коллекции — две женские и две мужские — и четыре показа. Мы видим весь цикл их создания: как Дрис выбирает ткани, как он отбирает эскизы со своими помощниками, сокращая 160 луков до примерно 60, как происходят примерки, как снимается лук-бук, как определяется место для шоу в Париже, как одевают и красят моделей и как в конце концов проходит шоу. Все это перемежается кадрами из его прошлых коллекций, под его собственный комментарий к ним и комментарии к его карьере разных важных фигур — от титульного фэшн-критика Сюзи Мендес до куратора парижского Музея декоративных искусств Памелы Голбин.

А еще мы видим, как он приходит утром со своей собакой Гарри в свой антверпенский офис, как срезает цветы в своем саду, готовит ужин в своем загородном доме и вообще ведет удивительно красивую, комфортную и размеренную жизнь, и эта slow life, говорит нам режиссер, и есть залог его slow fashion. Вместо того чтобы искать скрытые или явные конфликты, как это сейчас принято в документальном кино о «творцах», Хольцемер снимает фильм о гармонической личности, которая счастлива и дома, и на работе, и в творчестве, и в личной жизни. И это не просто не скучно — напротив, это-то и оказывается самым оглушительным.

Почти половину фильма — о'кей, не половину, но точно треть — мы видим загородный дом Дриса в Рингенхофе под Антверпеном. То есть не просто дом, а настоящее поместье с огромным парком/садом на 55 акров, устроенным знаменитым голландским ландшафтным дизайнером Питом Удольфом. И дом, и сад невозможно красивы, идеальный пример современной классики, где во всем — в выборе предметов интерьера и подборе оттенков травы — безошибочно узнается вкус и глаз Дриса.

Мы видим, как Дрис Ван Нотен и Патрик Вангелуве, его партнер, с которым они вместе живут и работают уже почти 30 лет, ходят в резиновых сапогах по саду после дождя — «вот здесь еще осталась цветущая магнолия», «а здесь у нас сад георгинов»,— срезают отдельные цветы и целые цветущие ветви деревьев, складывают в специальные корзины, вносят в дом, сортируют, составляют из них букеты и помещают в вазы, а потом расставляют эти вазы в избыточном, декоративном, со множеством мелких предметов, интерьере. Дрис объясняет, как важна симметрия цветовых пятен и что вот эти пышные поздние желтые розы поставлены на этот столик, потому что перекликаются с желтыми цветами на обивке кресла рядом. И в этот момент понимаешь не только откуда эти удивительные цветосочетания в его одежде, но испытываешь некое тревожное чувство от этого отчаянного эстетства — смутное вначале, но все более проясняющееся по ходу фильма.

В следующей сцене Патрик и Дрис ходят по своему огороду, выдергивают с грядок свеклу и морковку, срезают кочаны салата, приносят все это на кухню, моют, чистят, режут и тушат, накрывают на стол, и Патрик рассказывает, как они познакомились («я пришел работать в его первый крошечный магазин, 16 квадратных метров»), а Дрис — как они путешествуют и как он организует строгий тайм-менеджмент («в этом саду мы можем провести 48 минут, потом у нас будет 30 минут на чай»), и ты понимаешь, откуда эта стилистическая выверенность всех элементов его подиумных луков, когда без всякого диссонанса соединяются самые вроде бы несочетаемые цвета, принты и детали. Но одновременно понимаешь и природу того самого смутного беспокойства.

Эта довольно рафинированная, но, в сущности, вполне рутинная обыденность, когда смотришь на нее в/из России, выглядит какой-то головокружащей Аркадией. Невозможно человеческой, невозможно естественной и невозможно свободной. Люди живут так, как они хотят, и не видят в этом совершенно ничего удивительного. И вид этой повседневности, которую совершенно невозможно представить в наших декорациях, поражает в самое сердце. Дрис Ван Нотен выбрал для себя буржуазный комфорт, эстетство, интеллектуальность, страсть к искусству, независимость, коммерческий успех — и при этом общую скромность и сдержанность репрезентации. И никакие человеческие установления — ни моральные, ни юридические, ни общественно-политические — не могут ему в этом помешать. Когда в последнем кадре мы видим, как Дрис после показа возвращается за кулисы, обнимает и целует Патрика, окруженный аплодирующим персоналом и моделями, весь гуманизм этого фильма становится абсолютно зримым и почти осязаемым. Ирония в том, что только наш невеселый контекст способен превратить фильм о моде в гимн гуманизма. Повезло.

В кино с 1 марта