Как Византия и Запад стали врагами

Как всякое молодое государство, нынешняя Россия стремится продлить свое прошлое. Это не ново. Древние римляне тоже не казались себе достаточно древними и возводили свою национальную родословную к Энею, герою Троянской войны и «Илиады». Наша Троя — Византия.

АЛЕКСАНДР БЕЛЕНЬКИЙ

В периоды изоляции России от Западной Европы популярность Византии резко возрастает: подразумевается, что православных никогда не любили, а византийцы с русскими связаны не только религиозным, но и кровным родством. При этом история противостояния некоего единого Запада с православной Византией провозглашается вечной, но начинают ее обычно с четвертого крестового похода 1204 года, когда крестоносцы захватили и разграбили Константинополь.

Между тем история противостояния Византии с Западом начинается гораздо раньше, еще до образования Византии как государства в 395 году. Слишком велика была Римская империя, и внутренних конфликтов там хватало.

В 476 году разоренная варварами Западная Римская империя перестала существовать. Восточная Римская империя, Византия, греческая в своей основе, пережила ее почти на тысячу лет. Сами жители этого государства называли его Ромейской (то есть Римской) империей, а себя — ромеями. Иначе говоря, они себя считали римлянами.

С самого начала это было довольно рыхлое образование, и просуществовала Византия так долго только потому, что раннее Средневековье было эпохой едва ли не самого замедленного развития со времен Древнего Египта.

К старым границам

Юстиниан I стал императором Восточной Римской империи в 527 году. Он утверждал, что происходит из римского рода Флавиев, но подозрительно плохо знал латынь, а при дворе появился при своем предшественнике Юстине I, македонце по происхождению.

Но ощущал Юстиниан себя римлянином и хотел восстановить Римскую империю в прежних границах и прежнем величии, что говорит о том, что он был человеком скорее энергичным, чем мудрым. Кем-то вроде Петра I, но много проще. Религиозный, но не дававший церкви власти над собой, жестокий, но не более своих противников, вечно мечущийся между добром и злом и часто принимавший одно за другое. Однако силы ему хватало.

При нем Византия захватила большие территории на северо-западе Африки, Балканы, а также всю Италию, Сицилию, Сардинию, Корсику и юг Испании.

Территория империи к концу правления Юстиниана I составляла три четверти территории Римской империи. При этом себя он ощущал не захватчиком, а освободителем Римской империи.

Однако тут крылись сразу две проблемы.

Во-первых, освобожденные сами себя таковыми не считали. Национальный состав здешнего населения давно изменился. Ни вандалы на севере Африки, ни остготы в Италии, ни вестготы в Испании никакими римлянами себя не чувствовали. Да и для латинского населения Юстиниан I со своими претензиями на кровное родство был чужим. У них была своя жизнь, а тут пришел какой-то грек и сказал, что он их освободил. У каждой стороны была своя правда, и чья правда была правдивее, сказать непросто.

Во-вторых, Юстиниан I взялся за невыполнимую задачу. Такая огромная империя не могла долго существовать. Юстиниан I распылил силы. В результате после его смерти империя стала усыхать. В Европе образовался ряд зыбких владений Византии вроде Венеции, которые стали тяготиться зависимостью от нее.

Однако вопреки особому мнению, набирающему популярность в России, основная опасность для Византии шла не с запада, а с востока, причем уже на раннем этапе ее существования. В VII веке на арену вышел арабский халифат, который в течение короткого периода времени отсек от Византии Египет и Ближний Восток.

Братья-славяне

Византия, конечно, мать наша, но никто не в силах отменить тот факт, что князь Олег в 907 году захватил Константинополь и прибил свой щит к его вратам. Правда, и подтвердить этот факт тоже никто не в силах. В византийских источниках, где описаны как победы, так и поражения империи, об этом ничего не сказано. Однако даже если это и легенда, она стала фактом российской истории.

Впервые Византия столкнулась со славянами, болгарами и сербами гораздо раньше, и с ними связана самая грандиозная гражданская война в ее истории. Началось она с того, что императрица Ирина в 797 году ослепила собственного сына императора Константина VI, и тут была своя предыстория.

Это была темпераментная дама, в чем-то похожая на Екатерину II. Ее муж рано умер. Есть версии, что отправиться на тот свет ему помогла супруга. Новому императору было девять лет, и править вместо него стала мать. Сын рос, а Ирина никак не хотела передавать ему власть. Сын взбунтовался. Началась смута. Достойные друг друга мать и сын регулярно ослепляли противников, но мать оказалась умнее, поэтому, когда Константин VI уже был близок к победе, его схватили собственные сторонники и отвезли Ирине и по ее приказу ослепили.

На каждую Екатерину II найдется свой Пугачев. Нашелся он и на Ирину. Некто Фома Славянин (он был из тех славян, которых византийцы, не брезговавшие переселением народов, перевезли в Малую Азию) в 821 году поднял восстание, провозгласив себя спасшимся и избегшим ослепления Константином VI.

Это было время иконоборчества, восставшие требовали вернуть почитание икон, которое власть считала идолопоклонством. Но больше икон их волновали непосильные налоги.

Восстание поддержали не только славяне, а одним из спонсоров стал арабский халифат, где, кстати, Фому и признали как Константина VI.

Восставшие захватили весь восток империи, подчинили себе флот и в том же 821 году осадили Константинополь. Но находившийся тогда у власти император Михаил II призвал на помощь болгарского хана Омуртага, чьи войска разгромили армию Фомы. Однако смута продолжалась до 823 года, когда Фома был схвачен и казнен.

Если уж об этом зашла речь, практика ослепления и оскопления не просто врагов, а даже людей, которые могли помешать в политической борьбе, например младших детей в императорских семьях, была нормой.

Византийские греки унаследовали от своих античных предков глубокое почтение к человеческому телу, но извратили идею: по их законам человек с серьезными физическими недостатками не мог претендовать на власть.

Оскопление периодически запрещали, но Константинополь всегда был забит евнухами, которые принимали активное участие в политической жизни. Многие евнухи стали патриархами. Другие всеми правдами и особенно неправдами добивались светской власти. Например, Василий Лакапин, незаконный сын императора Романа I Лакапина, оскопленный по приказу родного отца в детстве, фактически правил Империей с 945 по 985 год.

Поклонники Византии в жанре фэнтези испытывают неловкость, когда речь заходит об этом аспекте жизни ставшей им родной страны, и начинают защищать ее: ну какая там кастрация, так, обрезание с небольшим запасом. Но Византия не была «хуже всех» в эти крайне жестокие времена. Она только не была лучше других.

История с гражданской войной наглядно показала, как замечательно византийцы умели сталкивать своих врагов. Хан Омуртаг, спасший империю, не только не был христианином, но жестоко преследовал христиан, да и с Византией до этого совсем не ладил. Мы видим парадоксальную ситуацию, когда в начале войны Фома Славянин призвал на помощь мусульман, а в конце христианскую империю спас гонитель христиан.

В 865 году Болгария приняла христианство, как впоследствии и Русь, «из рук» Византии, но ее отношения с «матерью» от этого проще не стали. Религиозная общность не мешала сторонам самозабвенно убивать друг друга.

В 986 году в битве у Траяновых ворот болгары практически уничтожили византийскую армию. А в 1014 году император Василий II Болгаробойца разгромил болгар в битве при Беласице и взял в плен 15 тыс. человек.

Как истинный гуманист, он отпустил их всех на свободу. Правда, перед этим почти всех ослепил. Почти — потому что одному человеку на сотню он сохранил по одному глазу, чтобы они могли быть поводырями для остальных. Когда болгарский царь Самуил увидел эту армию, он умер от сердечного приступа.

Так что не стоит, как делают некоторые любители истории, упрекать Болгарию за то, что она позже «предала» Византию. Не удивительно и то, что Сербия тоже старалась держаться от нее подальше.

Венеция и крестоносцы

Дети вырастают незаметно. Вчера ходил на горшок, а сегодня он уже взрослый, презирает тебя и при этом требует от тебя твоего как своего. Что-то подобное произошло и с Византией. Еще в начале IX века Венеция стала много о себе думать. В Византии поначалу не осознали, что это только начало большого процесса, но к концу X века и другие ее колонии явно устали от метрополии. Период спячки Западной Европы заканчивался.

Взаимоотношения Венеции с Византией всегда были непростыми. И не только с Византией, но и с лонгобардами, которые отхватили у империи большие территории в Италии, и с норманнами, осевшими на юге, но появлявшимися и на севере Италии. В этой ситуации часто было неясно, кто чьи интересы защищает: Византия венецианские или Венеция византийские.

Факт — Венеция играла ключевую роль в регионе для Византии. Другой факт — Византия дорого за это платила, постоянно предоставляя венецианским купцам разные льготы, а главное, так называемую Золотую буллу, в два раза уменьшившую пошлину, которую венецианские корабли платили в Константинополе, а также предоставлявшую большие льготы во всей восточной части Средиземноморья.

Третий факт — такая ситуация все меньше устраивала Византию, которая периодически отнимала у Венеции Золотую буллу. Четвертый факт — по мере того как могущество Венеции росло и она становилась метрополией с крупными колониями по другую сторону Адриатики, могущество Византии падало.

В 976 году на византийском престоле утвердился император Василий II, но только через девять лет он сумел отстранить от власти сорок лет фактически державшего ее в своих руках евнуха Василия Лакапина. Василий II значительно расширил территорию своей страны, но после его смерти в 1025 году Византия стала снова сжиматься. Самые большие территории от нее отхватили на востоке турки-сельджуки.

Тем временем Западная Европа двигалась в обратном направлении, примерно теми же темпами возвращая себе былое величие. Пути Византии и Европы пересеклись в 1096 году. Идею первого Крестового похода (1096–1099) горячо поддержали как римский папа Урбан II, так и византийский император Алексей I Комнин, однако именно тогда между византийцами и крестоносцами, представлявшими собой воинство идеалистов пополам со скотами (о пропорции можно спорить, но часто эти два начала прекрасно сочетались в одних и тех же людях), пробежала черная кошка.

Размякшая империя оказалась не готова к приему этого буйного народа, застрявшего в Константинополе по пути к Святой земле. Вместе с тем византийцы были не прочь на них нажиться. В общем, стороны остались друг другом недовольны. Тем более что церковный раскол к тому времени уже окончательно оформился. В 1099 году, когда был взят Иерусалим, любви и доверия между византийцами и западноевропейцами осталось немного.

Ее не прибавилось и во время второго Крестового похода (1147–1149), когда византийский император Мануил настолько не доверял своим западным, так сказать, союзникам, что на одном этапе даже вступил в оборонительный договор с турками-сельджуками.

Забытая резня

В XII веке Константинополь все больше заселяли иностранцы. Для местных они были на одно лицо, но на самом деле враждовали между собой, хотя многие из них говорили на диалектах одного и того же языка — итальянского. Часто эти «понаехавшие» вели себя высокомерно по отношению к «аборигенам». Представители разбогатевших колоний во все века относились так к потерявшим влияние жителям метрополии. Скромное счастье Византии было в том, что они не выступали единым фронтом.

Главенствующее положение среди итальянских купцов занимали венецианцы, но генуэзцы и пизанцы старались с ними конкурировать. Иногда доходило до резни. Так случилось в 1171 году, когда венецианцы напали на генуэзцев. Византийцы, продлившие существование своей империи на века за счет того, что умели ссорить своих врагов между собой, приняли сторону более слабых генуэзцев и пересажали всех венецианцев.

Венеция немного порыпалась, но быстро притихла. Сил на открытый военный конфликт с империей у нее не было, и она ограничилась спонсорством сербов, поднявших восстание против византийцев, и заключила договор с норманнами, которым принадлежало тогда Сицилийское королевство на юге Италии.

Генуэзцы и пизанцы воспользовались сложившейся ситуацией, но намек, что такое может случиться с каждым, кто «потеряет берега», не поняли и теряли их с каждым днем все больше. Этому способствовало то, что после смерти в 1180 году императора Мануила I Комнина, того самого, который посадил всех венецианцев, к власти при малолетнем сыне пришла его вдова Мария Антиохийская, откровенно покровительствовавшая «понаехавшим», что усилило и без того неслабую ненависть местных к ним, а заодно и к ней.

В 1182 году «революционная ситуация» окончательно созрела. Низы совершенно точно не хотели жить по-старому, а верхи не могли управлять по-новому. Да и не очень-то хотели. Вспыхнувшее восстание возглавил Андроник Комнин, ставший после победы императором. Он приказал убить Марию и ее сына, а толпа пошла убивать «латинов», то есть генуэзцев и пизанцев. Она с удовольствием перебила бы и венецианцев, но забыла о них, так как те сидели в тюрьмах.

Сам Андроник не испытывал к латинянам ненависти, но понимал, что народ должен получить свое, и дал ему волю. Все, кто хотел резать латинян, а хотели почти все, делали это.

Резня по масштабам далеко превзошла Варфоломеевскую ночь 1572 года. Латинская община, насчитывавшая около 60 тыс. человек, перестала существовать. Количество погибших, видимо, близко к этой цифре.

Утверждения, что кто-то из итальянцев сбежал в порт и уплыл, не выдерживают критики. Дороги в порт были перекрыты первым делом. К тому же тем, кто верит в массовое бегство латинян морем, можно посоветовать посмотреть картины венецианского художника Карпаччо, чтобы получить представление о том, на чем плавали по морям в XV веке, не говоря уж о XII. А заодно подсчитать, сколько таких посудин понадобилось бы, чтобы перевезти хотя бы 10 тыс. человек. В порту просто не было столько кораблей. Так что никто никуда не убежал. Оставшихся в живых 4 тыс. католиков продали туркам в рабство.

Подобное зверство пугает. Итальянцы в кои-то веки были едины в желании отомстить, но дальше желаний дело не пошло. Мы, видимо, очень плохо представляем себе психику людей того времени. Они быстро ссорились, резали друг друга, а потом мирились.

Император Андроник был свергнут с престола уже в 1185 году, и в этом восстании греки выступали заодно с латинянами, которым в конце концов и отдали Андроника, на тот момент перенесшего все муки ада уже на земле. Его убивали несколько дней. Латинские солдаты прекратили его мучения.

Крестовый поход за зипунами

В третьем Крестовом походе (1189–1192) Византия выступила союзником крестоносцев, но при таких союзниках враги не нужны.

По договору император Священной Римской империи Фридрих Барбаросса должен был провести свои войска через Византию. Сделка была взаимовыгодной, но вместо того, чтобы помогать Фридриху, византийские отряды портили дороги, иногда происходили даже военные столкновения с крестоносцами.

Но главное — византийцы, вопреки договоренностям, не оставляли продовольствие в установленных местах, например в Софии. Закончилось все тем, что оголодавшие войска Фридриха стали грабить города, в том числе Филиппополь (Пловдив), и брать все силой.

Византийского императора Исаака Ангела, который организовал такую встречу союзников, можно понять. Барбаросса активно устанавливал дружеские отношения с врагами империи — сербами и болгарами, которые не получили завещания из будущего от фантазеров XXI века и не считали защиту Византии своим священным долгом.

Посольство Барбароссы, отправленное в Константинополь, было арестовано. Приблизившись к византийской столице, он отправил второе посольство, которое смогло только вызволить первое. Но этого оказалось достаточно.

Спасенные из плена рассказали Барбароссе не только о том, по какому хамскому разряду их приняли, но и об общей враждебности по отношению к крестоносцам.

Константинопольский патриарх называл их псами и фактически призвал к их уничтожению, а византийский император встречался с послом султана Салах ад-Дина (Саладина) и даже заключил с ним союз против крестоносцев.

Византийский этап третьего Крестового похода закончился тем, что, испугавшись прямого удара по Константинополю, византийцы все-таки пропустили и даже перевезли крестоносцев через Босфор, что от них и требовалось, но отношения между западными и восточными христианами, и до того проблемные, стали хуже некуда.

И только сейчас мы подходим к тому событию, которое многие византинисты рассматривают либо как преступление, совершенное на пустом месте, продиктованное исключительно великой генетической ненавистью Запада к Византии, либо как опять-таки преступление, возникшее на той же основе, но такое, которое готовили-готовили и наконец подготовили.

Византийский трон тогда украшал собой очередной гуманист — Алексей III Ангел. На престол сей «ангел» взлетел, свергнув и ослепив своего брата Исаака II, тоже, соответственно, Ангела. После этого еще один Ангел, будущий Алексей IV, сын ослепленного императора, мотался по европейским дворам, выпрашивая поддержку.

В это время вне связи со страданиями византийских императоров, бывших, настоящих и будущих, собирался четвертый Крестовый поход (1202–1204). Поход было решено начать в Египте, а так как туда невозможно было доплыть без венецианского флота, Христово воинство попало в полную зависимость от Венеции. Та была готова посодействовать за огромную сумму, но в Венецию прибыло почти в три раза меньше народу, чем предполагалось, а деньги с них требовали те же. Брать их было неоткуда, и венецианский дож предложил крестоносцам в качестве уплаты захватить и разорить конкурента Венеции венгерский католический город Задар. После некоторых кривляний в попытках придать этому безобразию какую-то легитимность Задар был взят.

После этого крестоносцы отправились не в Египет, а в Константинополь. Они собирались посадить сына Исаака II на престол, за что он обещал большие деньги и военную поддержку, каких заведомо не мог дать.

То, что крестоносцы ради наживы свернули в сторону, никого не удивило. Еще в 1096 году на начальной стадии первого Крестового похода немецкие крестоносцы вместо Палестины отправились в Германию. Видимо, без компаса заблудились. Они просто хотели пограбить тамошних евреев.

В Кельне, Вормсе, Майнце, Нюрнберге, Бамберге, Вюрцбурге и других городах прошли жуткие погромы, в которых погибли тысячи людей. Так что ничего нового в том, что крестоносцы отправились в Константинополь «за зипунами», не было.

Однако здесь у крестоносцев все опять пошло не слава богу. Осада 1203 года была успешной, потому что за Алексея III местное население как-то не очень вступилось, а его войско не то чтобы хотело воевать. Тогда Алексей III сбежал из города, прихватив огромное количество драгоценностей и золота.

Посаженный на престол Алексей IV вместе с вызволенным из тюрьмы ослепленным Исааком  II поняли, что платить крестоносцам нечем, а воевать за них тоже никто не хочет. А тут еще между отцом и сыном отношения разладились вплоть до того, что отец публично обвинил своего отпрыска в гомосексуализме.

Крестоносцы требовали своего, но Алексей при всем желании этого дать не мог, да и желание убывало. Крестоносцы разграбили мусульманский квартал, что вызвало возмущение и христиан, которые не без основания предположили, что они следующие. Алексей стал склоняться к тому, чтобы дать отпор своим бывшим союзникам.

Однако, когда его вместе с отцом низложили 25 января 1204 года, он снова бросился за поддержкой к крестоносцам. Он собрался послать к ним своего доверенного человека Алексея Дуку Мурзуфла, но тот схватил обоих императоров и бросил в тюрьму. Там Алексея придушили, а Исаак вроде бы умер сам.

После этого Дука Мурзуфл под именем Алексея V сам стал императором и пообещал местному населению дать отпор ненавистным крестоносцам. Снова на улицах Константинополя резали — на этот раз опять «латинов».

Забегая вперед, скажем, что после взятия Константинополя крестоносцами Алексей V не нашел ничего лучшего, чем бежать к находившемуся в изгнании Алексею III. Тот сначала принял его очень милостиво, а потом по старой доброй привычке ослепил. В 1205 году до Мурзуфла добрались крестоносцы и казнили его.

Продолжать поход, не закончив дел в столице Византии, крестоносцы не могли и, похоже, не очень и хотели. Алексей V тоже пока надеялся на энтузиазм масс, но он быстро таял. Часто можно услышать мнение, что в Константинополе орудовала мощная «пятая колонна». Да, орудовала, но не была ли она больше всех остальных четырех колонн, вместе взятых?

Империя находилась в глубочайшем кризисе. Борьба за власть напоминала схватку множества опившихся валерьянкой котов, выцарапывающих друг другу глаза. Будь ты хоть сто раз героем, понять, зачем сражаться за этих людей, было сложно. И потом, резать на улицах — это одно, а сражаться с сильным противником — совсем другое.

Французские рыцари Робер де Клари и Жоффруа де Виллардуэн, особенно последний, оставили прелюбопытные мемуары об осаде и взятии Константинополя. Там вопреки средневековому краснобайству, когда победа над соседской кошкой превращалась в битву с драконом, де Виллардуэн недоумевает, как крестоносцы вообще смогли взять город, оценивая соотношение осаждающих к осажденным как 1:200. С арифметикой у рыцаря было туго. Он преувеличил раз в десять, а если брать мужчин боеспособного возраста, то соотношение было примерно 1:10, что тоже неплохо.

Разговоры о том, что в Константинополе был лишь небольшой боеспособный гарнизон, а резервы подогнать не успели, несостоятельны. Что осады не избежать, стало ясно еще в январе 1204 года, а серьезные боевые действия начались только весной. Город просто не очень хотели защищать.

12 апреля Константинополь пал.

Двадцатитысячный десант захватил столицу империи с населением около полумиллиона, а город ведь защищало тройное кольцо стен. Видимо, крепко достала империя своих граждан.

Начались грабежи. На общем фоне резко выделялись венецианцы. Они не промышляли мелким мародерством, а занимались делом — вывозили ценности, в том числе церковные, в стратегических масштабах. Максимальные данные о количестве погибших мирных жителей говорят о нескольких тысячах. Эти цифры не идут ни в какое сравнение с количеством жертв во время резни латинян в 1182 году. Четвертый Крестовый поход не был осознанной местью за резню латинян, однако именно она вывела отношения между Византией и Западной Европой на новый уровень, когда стало «все позволено».

С другой стороны, у Византии нашелся противник, очень похожий на нее саму: умный, коварный, умевший использовать других в своих интересах,— Венеция. Религиозные различия не играли в этом конфликте никакой роли. Они лишь использовались сторонами в своих интересах.

Резня — дело мерзкое, но при этом кулуарное, не выходящее за рамки одного города. Именно поэтому о резне латинян забыли. Между прочим, и в Западной Европе тоже. Четвертый Крестовый поход, в котором приняли участие представители половины Европы, закончившийся штурмом самого большого города в мире,— дело другое.

В результате сложилась ситуация, о которой католический историк Уоррен Кэрролл сказал: «Историки, которые заходятся в красноречивом гневе — с полным на то основанием,— когда речь идет об осаде Константинополя, очень редко, если вообще когда бы то ни было, упоминают о резне представителей Западной Европы в 1182 году».

Латинская империя

Последствия четвертого Крестового похода для Византии были чудовищны. Империя перестала существовать и распалась на пять государств: оставшиеся под властью греков Никейскую, Трапезундскую и Эпирскую империи, а также контролируемые бывшими крестоносцами Латинскую империю и Ахейское княжество.

Главным завоеванием была, конечно, Латинская империя с центром в Константинополе, которую в 1204 году возглавил граф Балдуин Фландрский. Он погиб уже в следующем году во время конфликта с болгарами, которым латиняне нравились еще меньше византийцев.

Ему наследовал его брат Генрих Фландрский. Это был мудрый человек, который первым делом постарался наладить отношения с греками. Однако в 1216 году он неожиданно умер в возрасте около сорока лет. Скорее всего, был отравлен.

Без него Латинская империя быстро стала абсолютно нежизнеспособным образованием. Если бы греки не грызлись между собой, они вернули бы Константинополь очень скоро, а так он оставался в чужих руках до 1261 года, когда его захватил никейский император Михаил Палеолог.

Для начала Михаил заключил договор с Генуей против Венеции. Генуэзский флот потом очень помог ему при захвате Константинополя. Большие люди часто тянутся друг к другу. Михаил еще во времена своей тяжелой юности сдружился с военачальником Алексеем Стратигопулом. Тот сначала разведал, что творилось в Константинополе, а потом почти бескровно взял его больше хитростью, чем силой, в ночь на 25 июля 1261 года.

Очень скоро, пусть и не в прежних масштабах, Византийская империя была восстановлена, а ее правителем под именем Михаила VIII Палеолога стал бывший никейский император.

Через несколько лет Михаил VIII еще раз подтвердил то, что и так все знали: он великий император и в лучшем виде освоил то, чем славились его предшественники. Он умел находить друзей в стане врагов.

Михаилу, имевшему агентов всюду, стало известно, что бывший латинский император Балдуин II, тот самый, который бежал из Константинополя в 1261 году, встретился с Карлом I Анжуйским, королем Сицилии, а заодно и юга Италии. Совместно они решили вернуть Константинополь. Это была серьезная опасность.

Население Сицилии было смешанным. Хватало там и греков, и тех, кто им сочувствовал. Карла там не любили, и оставалось только поднести огонь к соломе, что и сделали агенты византийского императора. В 1282 году поднялось восстание, вошедшее в историю как Сицилийская вечеря.

Одновременно Михаил подкупил испанского короля Педро III Арагонского, тоже ничего не слышавшего о европейском единстве против Византии. За большую сумму тот согласился напасть на Сицилию, что и сделал через несколько месяцев после начала Сицилийской вечери. В общем, Карлу Анжуйскому стало не до Константинополя.

Однако в декабре 1282 года Михаил VIII Палеолог умер, а его наследники по сравнению с ним не были даже пигмеями. Кроме того, историческая ситуация работала против Византии. Мусульманский Восток уже давно надвигался на нее, а теперь усилил давление.

Дальнейшая судьба Византии вплоть до взятия турками Константинополя в 1453 году — это долгая и печальная история гибели империи. Некоторые проблемы, которые не удалось решить даже Михаилу VIII Палеологу, продолжили усугубляться.

Византию не так уж любили не только славяне, но и многие греки, уставшие от непомерных налогов. Турки-османы ползуче оккупировали Византию, и греки далеко не всегда этому сопротивлялись. Иногда даже приветствовали. При этом укоренившаяся ненависть к завоевателям с Запада привела к известной небрежности по отношению к более опасным пришельцам с Востока. Первым уже не нужны были византийские земли, а вторые даже не скрывали свои намерения, но как власти, так и народ их игнорировали. Почему-то в истории примеров подобной слепоты всегда хватало. Есть они и сейчас.

То, что было когда-то Византией, давно стало крошечным государством вокруг проливов с небольшими удаленными анклавами, но и эта территория постоянно съеживалась.

Европа давно осознала, какая опасность надвигается с востока, и периодически вступала в конфликты с мусульманами; она воспринимала Византию как союзницу, но помочь ей в тот момент не могла. У Запада были свои проблемы.

Священная Римская империя не была ни священной, ни римской, ни империей, это было формальное объединение громадного числа провинциальных немецких княжеств со сложными отношениями между собой.

Две главные европейские силы, Англия и Франция, успешно уничтожали друг друга в Столетней войне (1337–1453). Испания еще не завершила Реконкисту. Итальянские морские республики были сильны на море, но на суше против любой крупной армии были бессильны.

Средиземноморским государствам Византия была нужна в качестве буферной зоны между ними и набиравшим обороты мусульманским Востоком. По иронии судьбы во второй половине XIX века в том же качестве Запад устраивала полуразвалившаяся Османская империя, которая контролировала проливы и не давала набиравшей силу России выйти в Средиземное море.

Тогда европейцы, действуя сообща, дважды не дали России разгромить Турцию и захватить проливы: в Крымской войне 1853–1856 годов военными, а в русско-турецкой войне 1877–1878 годов — дипломатическими средствами.

На рубеже XIV и XV веков Европа не то чтобы пыталась спасти Византию, но действовала в ее интересах, периодически вступая в серьезные военные конфликты с турками-османами, как, например, в битве при Никополе в 1396 году, которую с треском проиграла.

Византию после этого от османов нечаянно спас Тамерлан, напавший на турок с востока и нанесший им сокрушительное поражение. Но это была лишь отсрочка.

Конец был близок, и в один ужасный день он настал. 29 мая 1453 года после долгой осады Константинополь пал.

Несмотря на то что в самой Византии многие влиятельные военачальники и политические деятели даже перед лицом гибели страны противились вступлению в союз с латинянами, многие генуэзцы и венецианцы приняли участие в последней битве империи. Они понесли большие потери и еще большие убытки, но покрыли себя славой, особенно венецианцы.

На этом фоне упреки в адрес Венеции за то, что она мало помогла и вообще виновата в гибели Византии, раздающиеся по сей день, выглядят несостоятельными. В сущности, почему Венеция вообще должна была помогать государству, с которым враждовала много веков? К тому же все ее морские силы могли только отсрочить падение Византии, и то ненадолго, а сухопутных сил у нее почти не было.

Так же нелепо звучат обвинения в адрес других европейских государств, что они не помогли Византии. Франция заканчивала Столетнюю войну с Англией и была не в силах помогать кому бы то ни было, к тому же у нее не было нужного для этого флота, Испания была слишком далеко и переживала не лучшие времена, а других крупных государств просто не было.

К тому же не стоит переоценивать способность европейских стран к объединению. Много позже, в 1571 году, одержав соединенными силами блистательную победу над турками в битве при Лепанто, они упустили победу в войне. Союзники рассорились, и в 1573 году Венеция была вынуждена подписать мирный договор с Турцией, по которому уступила Кипр и уплатила большую контрибуцию, а в перспективе от этого многое теряла не только Венеция, но и все христианские страны Средиземноморья. Если Запад так плохо объединялся для помощи самому себе, вряд ли от него можно было ожидать, что он объединится ради спасения Византии.