Центр развития ВШЭ предлагает отказаться от единой промышленной политики

Три макросектора российской экономики — сырьевой, крупный несырьевой и сектор средних и мелких предприятий — имеют жесткие границы, разные финансовые модели и разным способом реагировали на изменение внешних условий в экономике в 2014–2016 годах, предполагается в аналитической записке Центра развития ВШЭ, подготовленной для правительства. Промышленная политика, единая по отношению к трем макросекторам, может не достичь целей, полагают экономисты, а для сектора средних и малых предприятий быстрый выход из тени может обернуться общеэкономическими потерями.

Как стало известно “Ъ”, Центр развития Высшей школы экономики (ВШЭ) в феврале направил в правительство аналитическую записку своего руководителя Натальи Акиндиновой «О структурных изменениях в российской экономике и реакции макросекторов на изменение внешних условий». Документ использует материалы научно-исследовательских работ ВШЭ по теме «Структурные изменения в российской экономике и структурная политика» последних месяцев. В нем, видимо, впервые предлагается новый взгляд на проблемы структурной политики: в ЦР ВШЭ, анализируя структурные межотраслевые изменения с 2004 года, делают предположение о дифференциации в экономике трех крупных макросекторов с принципиально разными финансовыми моделями, рентабельностью и рядом других характеристик. Это ограничивает возможности как вертикальной (отраслевой), так и горизонтальной регуляторной и промышленной политики. Границы секторов автор описывает как «жесткие» (напомним, Всемирный банк еще в 2002–2003 годах отмечал ограниченность межотраслевых перетоков капитала в РФ) и «институционально устойчивые». В документе не исследуется вопрос о структуре собственности в макросекторах — впрочем, вполне рационально предположить, что и на уровне собственников эти границы так или иначе действуют.

Три макросектора, описанных ЦР, в 2014–2016 годах вели себя принципиально различно. Так, для сырьевого бизнеса особенности налогообложения привели к снижению абсолютной и относительной налоговой нагрузки и росту нормы инвестиций. Впрочем, это не затронуло совокупную факторную производительность (СФП) макросектора (она снижается с середины 2000-х), так как не привело к снижению концентрации ресурсов и росту внутренней эффективности. Между тем контроль над рентой и высокие прибыли поддерживают рентоориентированное поведение в несырьевых секторах.

В крупном несырьевом секторе (там преобладают в основном «старые» предприятия), напротив, в 2014–2016 годах не росла норма инвестиций, а на естественное после снижения нефтегазовых доходов бюджетной системы сокращение госзаказа и госсубсидий (к которым сектор имеет преимущественный доступ) предприятия отреагировали в основном сокращением затрат на труд (их СФП стагнировала или падала). Наконец, третий макросектор в ряде случаев увеличил норму инвестиций (его СФП также стагнировала еще с 2008–2009 годов) и сокращал доли прибыли за счет роста оплаты труда; однако, констатирует ЦР, в макросекторе в 2011–2016 годах, в отличие от двух других, была высока доля скрытой оплаты труда.

В документе прямо предлагается вести различную структурную политику по отношению к разным макросекторам. Для сырьевого сектора наиболее востребована борьба с избыточной концентрацией и монополистическим поведением, изъятие в бюджет 50% прибылей госкомпаний и прекращение политики индивидуальных льгот. Для крупного несырьевого бизнеса рекомендуется поощрение конкуренции, а также постепенный отказ от господдержки и осторожное отношение к любым целям экономической политики, «формулируемым в терминах повышения производительности труда»: компании макросектора склонны к сокращению занятости как способу реализации таких целей и к снижению производства в целом. Наконец, для третьего макросектора основная проблема — слишком жесткая и ориентированная на мгновенный результат борьба с теневой оплатой труда. В ЦР отдают предпочтение программе постепенного снижения теневых зарплат в секторе — для части его отраслей неуплата налогов является «единственным способом поддержания экономической активности в условиях вялого спроса и отсутствия доступа к госресурсам».

Концепция Натальи Акиндиновой совпадает в целом с предположениями экономистов, видящих в низком экономическом росте в 2014–2017 годах в значительной мере проблемы «тени» и ненаблюдаемой экономической активности, равно как и деградацию несырьевого макросектора в определении ЦР. Дифференцированная промышленная политика — новая тема для экономической власти, привыкшей к чисто отраслевому, региональному или общеэкономическому подходу. Отметим, природа жестких границ между секторами может быть отдельным важным предметом исследования. Кроме этого, возможно, на взаимодействие трех макросекторов как-то влияют и процессы в четвертом, ЦР упомянутом, но не описанном бюджетном: он сравним по размерам с тремя другими.

Дмитрий Бутрин