Снижение безработицы при росте зарплат настораживает Банк России

В новом докладе Банка России о денежно-кредитной политике ЦБ отметил одно существенное изменение рисков — оно связано с ситуацией на рынке труда. За плавным снижением безработицы и существенным ростом зарплат в частном секторе в начале 2018 года может скрываться долгосрочный процесс сокращения рабочей силы по демографическим причинам. Высвобождения работников, которое обсуждалось в связи с грядущей промышленной революцией и роботизацией, пока не наблюдается. Единственной структурной реформой, способной увеличить предложение рабочей силы, остается решение правительством вопроса о пенсионном возрасте.

Доклад Банка России о ДКП в части, посвященной рынку труда, выдержан в чрезвычайно мягком тоне, в нем почти нет новых оценок ситуации — аналитики ЦБ считают, что безработица в начале года (в феврале по данным Росстата — 4,8% экономически активного населения) «осталась вблизи уровня, который с учетом структуры рынка труда оценивается Банком России как естественный, не создающий дополнительного давления на изменение заработной платы и цен». Однако в комментарии ЦБ к пятничному снижению ключевой ставки до 7,25% годовых ранее практически не упоминавшейся в этой связи безработице посвящен абзац в разделе «инфляционные риски». Банк России заявил, что будет «уделять особое внимание ситуации на рынке труда, в том числе оценивать влияние динамики доходов и заработных плат на потребительское поведение и инфляцию». Комментарий к ДКП при этом отмечает, что новости о безработице — единственный сейчас момент, изменивший оценку ЦБ рисков прогноза. Наконец, в пятницу глава ЦБ Эльвира Набиуллина, отвечая на вопрос “Ъ”, предположила (отметив сложность и неточность расчетов в этой сфере), что текущий уровень безработицы может быть ниже равновесного в экономике РФ — и допустила, что речь может идти о влиянии на происходящее «демографических факторов».

Само по себе снижение уровня безработицы по МОТ в январе-феврале 2018 года теми же темпами, что и в предыдущие месяцы, вряд ли бы обеспокоило Банк России. Скорее речь идет о связанном наборе явлений, обычно воспринимаемых обществом как положительные: это снижение безработицы и рост оплаты труда в негосударственном секторе вслед за (предвыборной) индексацией в бюджетном секторе. Хотя часть этого повышения зарплат приходится на квазигосударственный сектор (госкомпании, АО с госучастием, холдинговые компании, зависящие от бюджетных расходов), частный бизнес также был вынужден поднимать зарплаты, хотя и медленнее, чем госсектор. Аналитики «ВТБ Капитала» 22 марта, отметим, уже предположили возможное повторение динамики инфляции, доходов физлиц и других макропоказателей накануне президентских выборов 2012 года.

Рост реальных зарплат в целом по экономике при снижении прибылей является в определенной степени проинфляционным фактором. Впрочем, в текущей ситуации для ЦБ он скорее виртуален: текущий уровень инфляции в 2,1–2,2% годовых — ниже таргета ЦБ в 4%. Важнее причины, которые вынуждают работодателей увеличивать номинальные и реальные зарплаты в условиях сверхнизкой по меркам РФ инфляции. И ЦБ, и аналитики прямо указывают на возможное воздействие на рынок труда демографической ситуации — выходящие на рынок возрастные группы намного малочисленнее уходящих, этот же процесс, в частности, вызывает с 2008 года монотонное снижение численности студентов в РФ. Впрочем, «конкуренция работодателей за квалифицированные кадры» может дополнительно усиливаться и по недемографическим причинам. Эльвира Набиуллина при этом упомянула неравномерность распределения проблемы по регионам РФ, в части из которых давление на рынок труда может быть сильнее.

Несложно показать, что регионы, прямо не называемые ЦБ,— это в первую очередь города-миллионники, в том числе Москва, а также регионы—доноры рабочей силы для растущих городских агломераций с уровнем безработицы сильно ниже общероссийских 4,8%. Скорее всего, ЦБ опасается того, что дефицит кадров и очень медленная подстройка рынка труда под изменившиеся экономические условия будет уже в 2018 году фактором, сильно ограничивающим экономический рост там, где он наиболее динамичен — в развитых регионах. Рост же зарплат в них может свидетельствовать о том, что дефицит кадров уже влияет на настроения работодателей. Прямое ожидаемое следствие происходящего, предполагаемое ЦБ,— рост в 2018 году в экономике реальных зарплат, значимо превышающий рост производительности труда. При этом госпожа Набиуллина прямо признает, что у ЦБ нет рычагов воздействия на происходящее — это компетенция правительства.

Дефицит предложения труда в РФ, ранее традиционно покрывавшейся трудовой миграцией из СНГ, вызван многими факторами — помимо демографии это рост популярности высшего образования, «убирающего» с рынка труда часть младших возрастных групп, и структурные проблемы. Видимо, в 2018 году к ним добавились проблемы, вызванные освоением цифровых технологий — и некоторое выравнивание уровня бюджетной обеспеченности, сокращающее трудовую мобильность. При этом очевидно, что вклад в нарастающий дефицит кадров вносит нерешенность проблемы пенсионного возраста при росте продолжительности жизни: его повышение наряду с изменением нагрузки соцплатежей на работодателей — видимо, единственный быстрый способ увеличить предложение труда на рынке. Отметим, последний аргумент власти против повышения пенсионного возраста был изложен президентом Владимиром Путиным в январе 2018 года: это конкуренция двух трендов, сокращения безработицы (и роста «зарплатного» давления на работодателей) в силу демографических причин с потенциальным сокращением занятости в связи с быстрым распространением новых промышленных технологий, требующих меньше человеческого труда. Возможно, жителям России не удастся поблагодарить промышленных роботов, которые должны спасти их от увеличения пенсионного возраста. Если в дальнейшем сокращение безработицы при росте зарплат будет идти теми же темпами, правительству все равно придется возвращаться к вопросу о пенсиях в 2018–2019 годах — но уже в более сложной ситуации, чем ранее.

Дмитрий Бутрин