Алексей Васильев о фильме «Вивьен Вествуд: панк, икона, активист» и его героине

В прокат вышел документальный байопик о легендарном британском дизайнере Вивьен Вествуд, премьера которого состоялась зимой на фестивале «Сандэнс» и по поводу которого уже успела нелестно отозваться его героиня. Полвека стиля панк, на котором построена дизайнерская империя Вествуд, превратили бунтарство в одну из главных ценностей Великобритании

В середине нулевых в Столешниковом переулке работал магазинчик именной одежды под вывеской Vivienne Westwood. Здесь вы могли купить белый трикотажный жилет для игры в гольф, выточенный по всем правилам, с широченным поясом на резинке — вот только отделан он был изумрудной каймой, настолько широкой, сантиметров в 40, что под собственным весом ткань на плечах опадала и жамкалась, как будто вещь сотню раз прокрутили в стиральной машине. Были здесь белые брюки с белыми же выпуклыми лампасами — но только вдоль одной, правой ноги, однако обладавшие магическим свойством облегать ваше хозяйство так, что казалось, будто там, между ног, у вас — Самсон. А для вашей подруги находился арлекинистого орнамента жакет, весь надутый и с подложными плечами, какие могла бы надеть сериальная миллионерша 80-х вроде героинь «Династии» — когда б только увесистая пряжка от пояса не кричала скорее об улице и пьяной дискотеке с песнями Синди Лопер, а жакет не обрывался у пупа. И все же выделка всех этих нарядов была такова, что даже самый наметанный глаз не усомнился б в их благородном происхождении. Вы могли смело надевать жилет со штанами и, дополнив их кепи, садиться на круизный лайнер, отправляться там на палубу с тренировочной площадкой для гольфа, брать клюшку, а в качестве аксессуара усаживать за столик подругу в жакете, очках с белой толстой оправой и при длинной сигарете — и получить от бывалого британского старичка-миллионера, заставшего шик 50-х, комплимент: «Вы просто вернули меня во времена моей молодости: издали мне показалась, что здесь тренируется Дэвид Нивен». «По правде говоря,— могли бы вы ответить, когда в приличном обществе пристало бы выворачивать этикетки,— этим прекрасным видением о том, что такое круиз и гольф классических времен, вы обязаны той, кому в 70-х ставили в вину необратимый ущерб, нанесенный британским ценностям,— дизайнеру Вивьен Вествуд». Фильм о ней, вышедший на наши экраны,— первый опыт полнометражной документальной киномонографии о женщине, прошедшей путь от создателя панка до обладательницы ордена Британской империи, и уже поэтому стоит того, чтоб бежать на него сломя голову.

В 90-е, своем золотом периоде, когда Вествуд стала первым человеком, два года подряд получавшим звание лучшего британского модельера, ее можно считать создателем исторических костюмов для застолий — в которых тщательно продуманными сдвигами, вроде той широкой каймы для жилета гольфиста, она отрубает все, что связывает этот костюм с ограничениями и обветшалыми представлениями своей эпохи, и награждает не столько даже современными чертами, сколько надвременным духом карнавала — когда нет закона, нет морали и этикета, а есть только веселое буйство улицы, танцев и праздничной толпы. Конечно, в ход идут и застежки сикось-накось, и рукава, как от смирительной рубашки, и бретельки лифчика поверх платья, и необработанные болтающиеся концы, и просто рванина — вроде тех исполосованных бритвой от бедер по самую голень штанов, что пыталась натянуть на свои ожиревшие бедра героиня культового британского ситкома о старых гуленах и жертвах моды «Красиво жить не запретишь» (1992). Короче, все то, что давно уже стало комильфо даже офисной дамской одежды, но впервые было выведено на подиум Вествуд.

И логично предположить, что путь этот имел начало в панке, который как одежду именно она и создала, начав торговать в магазине подержанных пластинок майками собственного пошива с перевернутым распятьем и лозунгом «Destroy» и женскими купальниками с изображением на причинном месте эрегированного пениса, точь-в-точь такого, какие рисуют на заборах. Те, кто жил в Москве 90-х, глядя эту часть фильма, с ее пьяными андерграундными дефиле, вспомнят музу Петлюры — старушку пани Броню и нервически-брутальные Fash Fashion Николая Полушкина. И подумают, что мы тоже прошли этот путь — с 15-летней задержкой. И — с оглядкой на Вествуд. «Тогда мне казалось: мы разрушаем опостылевшее общество. Но потом я поняла, что мы просто заняли четкую нишу: мы служили свидетельством британской демократии, потому что посмотрите, сколько же свобод должно быть в стране, где молодежи дозволено так протестовать. Мы просто оттягивали на себя внимание». И чуть позже: «Теперь-то я знаю, что британская демократия — словосочетание, лишенное смысла».

Разглядывать полувековую хронику Вествуд страшно интересно. Не только потому, что колючие ирокезы и пергидрольные бобрики придумала тоже она, как и много чего еще, чем мы давно пользуемся, как водой и мылом. И даже не для того, чтобы смотреть, разинув рот, как она менялась с годами. Внешность английской бледной немочи (случись кому снять ее игровую биографию, в кино ее могли бы сыграть Ванесса Редгрейв, Гленда Джексон, Мэгги Смит или хотя бы Кейт Мосс, с восторгом рассказывающая в этой картине, что могла бы стать единственной лесбийской любовью Вествуд) позволяла нашей героине красить, рисовать и причесывать на таком «никаком» полотне все женские образы — от Мэрилин Монро до Пеппи Длинныйчулок, и весь этот ряд проходит перед зрителем фильма.

Но нарисовать мало: надо сыграть. И тут Вествуд нет равных. Дело не только в пластике — хотя просто поразительно, насколько бесконечна палитра, из которой она черпает феноменальные женские жесты и с какой непревзойденной точностью она их собирает в букет своего уникального образа. Взять хотя бы второе вручение ей премии как лучшему британскому дизайнеру, куда она заявилась в образе послевоенной домохозяйки, которая вынула бигуди, но не успела расчесать волосы и, используя шаль, начала выход за призом с характерного движения плечами, которое делало таким незабываемым исполнение Лайзой Миннелли песни «Кабаре» в одноименном фильме. Дело во внутреннем посыле, особом драйве Вествуд, который дает всем этим образам право на жизнь и который актриса Кристина Хендрикс сформулировала в фильме как «Провокация, красота и достоинство — небывалое сочетание, доступное только Вествуд». Версия самой Вествуд заключена в напутствии, которое она дает моделям перед выходом на подиум: «У вас есть всего несколько мгновений. И вы должны их провести с чувством, что все вокруг вас любят, но при этом вести себя как взрослые, потому что на вас надета взрослая одежда».

Создав эпоху панка вручную, Вествуд по сей день остается эдаким градусником, тонометром времени: в наш век массовых технологий и обезличенности это выражается в ее страданиях, что вселенная ее пошивочной мастерской выросла в индустрию, которую ей плохо удается контролировать, а потому многие модели, бог знает как и откуда залетевшие под ее логотип, ей приходится удалять из коллекций буквально за минуты до их запуска в производство. И хотя о нас сегодняшних, видя эти современные сцены фильма, можно погоревать, они же, что гораздо важнее, оказываются тем пинком под зад, который мы получаем от встречи с таким персонажем, как Вествуд. Но если во времена панка пинок этот давался со всей злости, пинок от фильма про целую жизнь — сродни отвешенному посреди карнавала шутовскому панибратскому подзатыльнику. Впрочем, гораздо точнее об этом сказано в самом фильме горячей поклонницей Вествуд и в своем роде иконой стиля Памелой Андерсон: «Самое уникальное в Вивьен то, что она — настоящая. Я свято верю, что она заслана в этот мир неспроста. У нее своя миссия: заводить нас, чтобы не расслаблялись!»