Выбор Игоря Гулина

Джудит Батлер Заметки к перформативной теории собрания

Джудит Батлер — одна из главных фигур гендерных исследований, феминизма и квир-теории. Несмотря на то что направления эти уже давно не выглядят в России маргинальными, из ее текстов до сих пор были переведены крохи — несколько статей, одна труднодоступная книга. Полноценное появление русской Батлер — событие долгожданное. Немного обидно, что оно начинается с книги далеко не главной. Вместо блеска, критической безжалостности и воодушевляющего радикализма ее классических текстов 90-х — тут некоторая рассеянность, поспешность. Во многом это обусловлено временем написания, прагматикой составляющих ее текстов.

«Заметки к перформативной теории собрания» вышли в Америке в 2015 году, но собраны из лекций, прочитанных немного раньше — в разгар охватившей мир волны протестов: движений Occupy и Black Life Matters, египетской революции, стамбульских демонстраций. И хотя они написаны со всей академической серьезностью, лекции эти выглядят отчетливо злободневными.

Батлер пытается понять, какого рода политика возникает в этих движениях, зачем люди выходят на площади и в парки. Что связывает между собой черных, женщин, безработных, мигрантов, гомосексуалов, людей, чувствующих, что их обделяют пространством, лишают города и природы? По Батлер, эта объединяющая вещь — незащищенность. Слабость всегда содержит в себе потребность в других, и так она становится основанием общности. Политическая программа этой хрупкости — признание своего и чужого тела как требующих заботы.

Чтобы потребовать этого, тело должно стать видимым. Поэтому задача манифестации — «проявление», присутствие в публичном поле тех, кого пытаются сделать невидимыми. На митингах, акциях протеста, в новостях и в любительских фото из соцсетей тела осуществляют видимость своей уязвимости. Таким образом, собрание — это не шанс для насильственного изменения порядка, но перформанс — представление, которое обнажает насилие, ложь и несправедливость власти. Такие собрания не создают новые политические идентичности. Ведь любая идеология требует исключения, производит «своих» за счет изобретения «чужих». Новые движения избегают этого. В основе их общности — минимальная вещь: признание права на жизнь.

Батлер не пишет о Восточной Европе, но если бы ее лекции были переведены в России в 2012–2013 годах, для многих они оказались бы речью необходимой. Сейчас они читаются как проповедь к прошедшему празднику. Это правильные, точные слова, но они не дают ни новых ключей к пониманию политической ситуации, ни обещания перемены. Народная видимость, о которой пишет Батлер, превратилась в такое же зрелище, как более конвенциональная политика. Оттого эта вроде бы воодушевляющая книга приобретает меланхолический оттенок.

Издательство Ad Marginem — МСИ «Гараж» Перевод Дмитрий Кралечкин

«Комсомолия» Телингатера / Безыменского: Шедевр конструктивизма и запрещенный бестселлер

Первая книга этого небольшого двухтомника — репринтное издание поэмы Александра Безыменского «Комсомолия» в оформлении Соломона Телингатера. Вторая — обширный комментарий к нему, собранный искусствоведом Михаилом Карасиком и филологом Андреем Россомахиным.

Если Александр Безыменский и существует в современном культурном сознании, то как фигура глубокого третьего плана — полузабытый официозный виршеплет, объект всеобщих насмешек, прототип булгаковского Ивана Безродного. Сами его стихи мало кто читал. Между тем в 1920-х Безыменский был едва ли не самым популярным советским поэтом, а написанная в 1923 году «Комсомолия» — его главным хитом.

Это удивительный и довольно нелепый текст — экстатическое признание в сыновьей любви партии и репортаж о различных сферах деятельности комсомола: от боев до пролетарского флирта и от агитации до продразверстки. Безыменский откровенно эксплуатирует приемы «Двенадцати» и поэм Маяковского, доходя до невольной пародии. Однако в аляповатых лозунгах «Комсомолии» («Из нас бы каждый сердце вынул / иль с радостью хоть где корпел, / чтоб только стать достойным сыном / огромной мамы — РКП!») есть свежесть, которая была доступна агитационной поэзии только в начале 20-х.

Текст этот оказался слишком эксцентричным для сталинского канона, поэтому с начала 30-х «Комсомолию» начали сокращать, выкидывая из нее все наиболее смелое (а также, естественно, упоминания покровительствовавшего поэту Троцкого).

Издание поэмы, созданное Соломоном Телингатером к десятилетию комсомола в 1928 году,— вероятно, самое интересное. Телингатер был столь же верным учеником старших по левому искусству (прежде всего Лисицкого и Родченко), но от Безыменского его отличало гораздо более радикальное мышление. Он превратил его поэму в авангардистский фильм, выполненный типографскими средствами. Течение текста не иллюстрируется, а разрывается фотографиями, картинками и разного рода кунштюками. Стихи обращаются то бухгалтерской ведомостью, то абстрактной графикой. Расположение стихов на странице имитирует параллельный киномонтаж. Буквы спонтанно меняют размер и цвет. Приключения шрифта заслоняют действие самой поэмы.

Телингатеровская версия «Комсомолии» будто бы иллюстрирует пропагандистские штампы о формализме. Ее виртуозность практически сводит на нет агитационную наглядность текста. Подобный саботаж, безусловно, не входил в планы самого художника — такого же страстного активиста комсомола, как и Безыменский. Напротив, он искал идеальной формы для выражения революционного горения. Вместо этого получился причудливый артефакт, увлекающий вне зависимости от интереса к забытой советской поэзии.

Издательство Европейского университета