Три книги о юности, верности и любви

«Черепахи — и нет им конца», Джон Грин
АСТ, 2018

К подростковой литературе принято относиться с легким снисхождением и добродушной улыбкой: мол, эти юнцы еще не нюхали пороху, не встречались с настоящими проблемами, что они могут понимать о жизни? А уж тем более зачем разговаривать с ними о действительно важных проблемах — лучше оберегать детей от излишних переживаний, пока они не достигнут восемнадцати. Такой взгляд, конечно, неверен. Когда еще задаваться важными вопросами, если не в самый нежный, нервный и полный открытий период жизни?

Американец Джон Грин несколько лет назад поразил читателей именно этой готовностью не расшаркиваться и общаться с читателем, как с равным. Героиня «Виноваты звезды» страдала от онкологического заболевания и депрессии, но все равно влюблялась и находила свое счастье. Героиня нового романа «Черепахи — и нет им конца» с детства страдает от синдрома навязчивых состояний. Из-за этого любой поход в школьную столовую или к врачу превращается в преодоление собственных страхов и борьбу с паническими атаками.

В остальном жизнь шестнадцатилетней Азы мало чем отличается от жизни любой старшеклассницы (по крайней мере, американской старшеклассницы): она ходит в школу, дружит с беззаботной, но добродушной Дейзи, пытается понять, по силам ли ей влюбиться и жить с этой любовью. Разве что страх перед первым поцелуем куда сильнее, если, кроме неловкости, ты не можешь прекратить думать о том, сколько микробов человек получает, прикасаясь губами к другому человеку.

Есть в «Черепахах» и как бы детективная интрига, вокруг которой, на первый взгляд, закручивается сюжет. Это исчезновение местного бизнесмена, за информацию о котором полиция сулит неплохое вознаграждение. Авантюристка Дейзи втягивает Азу в поиски миллиардера, но детективов из них не получится. Подруги отвлекаются то на ссоры, то на учебу, улики никак не складываются, загадка в итоге разрешается — но почти без участия и обезоруживающе банальным образом.

Но это нельзя назвать недостатком. Наоборот, ломая читательские ожидания, Грин умудряется рассказать историю куда более важную и глубокую. «Черепахи» — роман о том, что синдром навязчивых состояний (от которого, кстати, страдает и сам автор), как и другие расстройства, — это не мило и не романтично; жить с ними сложно, но все-таки можно. Иногда в этом могут помочь врачи, порой — семья и друзья. И в этом главный урок любой хорошей подростковой книги: как бы тяжело тебе ни было, рядом всегда будет на кого опереться.

«Мой брат — супергерой», Джакомо Маццариол
Синдбад, 2018

Когда ты школьник и вдруг у тебя появляется маленький брат, жизнь меняется. Юного итальянца Джакомо Маццариола это правило затронуло вдвойне сильно: у его брата Джованни на одну хромосому больше, чем у большинства людей. Проще говоря, у Джованни — синдром Дауна. Джакомо сперва удивляется, потом старается привыкнуть к новому члену семьи, непохожему на прочих, а затем становится своему младшему брату лучшим другом и союзником.

Наверное, самое поразительное в книге «Мой брат — супергерой» — то, что она очень обычная. От книг такого рода невольно ждешь драмы, лишений и героических преодолений. Все это в книге, конечно, есть — жизнь человека с синдромом Дауна не очень проста и в благополучной европейской стране — но в основном перед нами история двух братьев: младший шалит, старший защищает его, родители мягко стараются уберечь обоих.

Главная причина этой непритязательности в том, что история Джакомо и Джованни не придумана — братья реальны, их без труда можно отыскать на YouTube, и настоящих проблем им в жизни удалось избежать. Вот отсюда и выходит главная мораль книги: братья — всегда братья, даже если один из них не такой, как все. А человек с синдромом Дауна — это в первую очередь человек. Просто у него на одну хромосому больше. Что ж, такие простые истины тоже кто-то должен иногда проговаривать.

«Одна история», Джулиан Барнс
Иностранка, Азбука-Аттикус, 2018

Одна из самых непрочитанных книг русской классики — маленькая повесть Тургенева «Первая любовь». В ней тринадцатилетний мальчонка влюблялся в двадцатилетнюю (сумасшедшая разница в эти годы) красавицу, ухаживал за ней, а после обнаруживал, что в девушку влюблен и его отец. К счастью, «Первую любовь» знают в Британии; заслуженный писатель Джулиан Барнс ее, конечно, читал и написал свою версию — «Одну историю».

Начинается роман очень похоже. Девятнадцатилетний Пол знакомится на теннисном корте с обаятельной Сьюзен — та замужем, воспитывает двух дочерей, а Полу годится в матери. Такая пара и сегодня может шокировать обывателей, что уж говорить о провинциальном английском городишке конца шестидесятых, до которых колесо сексуальной революции так и не докатилось. Пол, однако, глядит на это с юношеской дерзостью, открыто флиртуя со Сьюзен, а после уезжая с ней в Лондон.

Завязка «Одной истории» в пересказе выглядит лучезарной ироничной мелодрамой. Так оно и есть, но Барнс на этом не останавливается. История Пола и Сьюзен продолжается совсем не так, как хотелось бы. Юноша взрослеет, из-за беззаботной любви начинают проглядывать травмы прошлого, мелодрама превращается в драму — а затем и в трагедию. Сюжет отражается и на форме романа, с которой Барнс обращается с завидной виртуозностью. Сперва, когда все солнечно и беззаботно, рассказ ведется от первого лица; во второй части рассказчик то и дело сбивается с «я» на «ты», будто ведя с самим собой внутренний диалог. Ближе к концу повествование переходит к холодноватому третьему лицу пожилого рассказчика, который смотрит на свою жизнь, как на что-то, случившееся с другим смутно знакомым молодым человеком.

Столетия люди пытаются дать определение любви, сравнить ее с чем-нибудь, втиснуть чувство в рамки — и терпят неудачи. «Допустим, любви нельзя дать определение, можно только запечатлеть ее в рассказанной истории»,— замечает Барнс и немедленно делает это. В «Одной истории» сама светлая и темная суть любви, молодости, ответственности запечатлена так, как это давно никому не удавалось.

Егор Михайлов