Культурная политика

40-й ММКФ завершился триумфом российского кино, взявшего в конкурсе все три главные награды. «Золотой Георгий» достался якутскому фильму «Царь-птица» Эдуарда Новикова. Спецприз присужден картине «Ню» (режиссер Ян Гэ), а приз за режиссуру — Александру Котту за «Спитак».

Российский акцент отчасти объясним составом жюри. Настасья Кински — известная русофилка, Анна Меликян наверняка болела и за наше кино в целом, и за фильм «Спитак» в частности. Но за частностями вырисовывается более общая коллизия. ММКФ каждый год сталкивается с трудностями позиционирования себя в плотном фестивальном графике, в обстановке ожесточенной конкуренции. Перенос сроков фестиваля с июня на апрель побудил отборочную комиссию обратить более пристальное внимание на близлежащие территории бывшего СССР, и там обнаружилось немало интересного.

Впервые за постсоветское время в конкурсе ММКФ оказались представлены латышский и узбекский фильмы, причем, по оценкам экспертов, оба весьма качественные. Узбекская «Стойкость» Рашида Маликова награждена призом российской Гильдии критики. Был и казахский «Ночной бог» Адильхана Ержанова — режиссера, на которого уже положили глаз и Венеция, и Канн (его новая работа будет на днях представлена в каннском «Особом взгляде»). Только по техническим причинам не вошел в конкурс, а был показан в программе «Мастера» замечательный фильм «Звонок отцу» другого казаха — Серика Апрымова.

Мало того, и российское кино при ближайшем рассмотрении оказалось неоднородным, заиграло своеобычными этническими красками. Уже давно говорят о буме якутского кинематографа, в прошлом году ему была посвящена специальная программа на Берлинале, но все же в конкурсы фестивалей класса А оно еще не попадало. Вполне логично, что почин тут положил Московский, а то, что «Царь-птица» еще и победила,— убедительный знак того, что якутская школа завоевывает признание.

«Спитак» снят в Армении и приобрел неожиданную актуальность в свете последних событий, ведь любые турбуленции в соседней дружественной стране воспринимаются в России почти как свои собственные. Наконец, такой вроде бы маргинальный фильм, как «Ню» Ян Гэ, тоже оказался и уместным, и востребованным. Лирический автопортрет юной китаянки, ищущей в Москве свою любовь и свою идентичность, в том числе сексуальную, привлек экзотикой и эротикой, которые не так уж часто встретишь у нас в столь спонтанном выражении.

Еще лет двадцать назад на одной из международных конференций в чьем-то докладе прозвучало слово «экзотическая» в адрес то ли новозеландской, то ли южноафриканской кинематографии. Возглавлявшая тогда берлинский Форум молодого кино Эрика Грегор сделала замечание докладчику: это выражение неполиткорректно, высокомерно и является наследием колониальных времен. С тех пор много воды утекло, и вот во время ММКФ опять вспыхнул спор на эту тему. Можно ли называть «экзотическим» то же якутское кино? А почему бы и нет? Ведь само слово означает явления и атмосферу, характерные для данной местности и отличающие ее от других, не более того. А в век глобализации и стандартных форматов чем больше такой экзотики, тем лучше.

Российские конкурсные фильмы интересны еще и с точки зрения контекста, в который они попали. На одном из неконкурсных сеансов ММКФ показали «Танки» — тут же въехавший в прокат опус Кима Дружинина о пробеге опытных образцов новейших Т-34 из Харькова в Москву. Фильм выполнен в полном соответствии со сталинской доктриной, согласно которой классовая борьба обостряется по мере продвижения к социализму. Дело происходит в 1940-м, по дороге танки пытаются остановить и похитить недобитые враги, но у них, конечно, ничего не получается.

Действие «Царь-птицы» разыгрывается чуть раньше, в 1930-е годы, в отдаленном таежном улусе, герои фильма — пожилые супруги, доживающие жизнь в лесах и снегах. Приди сюда советские танки, герои вряд ли бы стали их взрывать — скорее, покорно бы легли под них. В этом и состоит историческая правда.

Когда ММКФ закрывался в Театре мюзикла на Пушкинской площади, рядом вовсю шла репетиция военного парада. А в параллель к премьере «Танков» в тот же самый вечер среди журналистов почти буквально разразился бой за то, чтобы попасть на показ «Ню». Такова непростая диалектика и российского кино, и Московского фестиваля.

Андрей Плахов