Химик Владимир Углев — о новых деталях «дела Скрипалей»

В СМИ вспыхнула новая волна споров об отравлении Сергея и Юлии Скрипалей в Британии. Поводом стали заявления главы Организации по запрещению химического оружия (ОЗХО): накануне Ахмет Узюмджю в интервью The New York Times сообщил, что в Солсбери были найдены от 50 до 100 граммов отравляющего вещества, при этом названия яда он не уточнил. Разработчики «Новичка» в ответ заявили, что такого объема будет достаточно, чтобы отравить весь город, и руководитель ОЗХО, видимо, что-то перепутал. Через несколько часов эксперты организации заявили, что, скорее всего, для отравления использовали несколько миллиграммов вещества.Несмотря на регулярное появление новых деталей преступления, публика вряд ли скоро получит ответы на главные вопросы, заявил в интервью «Коммерсантъ FM» химик Владимир Углев.

— В последнее время — не так часто, как раньше — в прессе появляются какие-то новые сведения, новые версии, новые фигуранты дела об отравлении Скрипалей. Но все равно, несмотря на объем информации, не складывается общая картина, что произошло. Какими сведениями еще нужно обладать, какие вопросы нужно задать и получить на них ответы, чтобы понять, что действительно произошло? Иными словами, чего не хватает для того, чтобы разобраться в этой истории, с вашей точки зрения?

— С моей точки зрения, не хватает виновного — того, кто организовал, и того, кто осуществил этот акт. В суд же дело не направляют, если не найден преступник. Конечно, можно судить заочно, но для этого нужно иметь какие-то очень веские доказательства, хотя бы косвенные, но иметь. А здесь же ведь никаких доказательств-то нет — кого здесь можно привлечь? Вот они заявили сначала, что было от 50 до 100 г. Потом оказалось, что это ошибка – имелось в виду 50-100 мг. 100 г — простите меня, это можно целую округу там выморить. Нет, они могли привезти и 50 мл — это, в общем-то, не проблема. Но этой дозы вполне хватит, чтобы десяток человек на тот свет отправить.

— Какие факты могут помочь установить виновного?

— Пока не найдут ту колбу, с которой взята эта проба, из которой в ампулу там или в шприц залили и нанесли на ручку, доказательств прямых не будет. До тех пор, пока, скажем так, некто, руководитель какой-то страны не скажет, вот как чешский президент: мы делали А-230. Но он к «Новичку»-то не относится, чего его приплетать-то? Он никогда туда не входил, даже формально — это совершенно другое вещество, которое было в 1976 году еще снято с рассмотрения. А его снова приплетают.

— А косвенные улики какие-то могут быть?

— Чисто с точки зрения химии всего этого процесса я не вижу других путей. Допустим, они даже определят там какие-то следовые количества примеси или исходного вещества. Но доказать, что оно, допустим, выработано какой-то определенной организацией, тоже невозможно. Раньше, в старые времена, какие-то фирмы выпускали препараты, а другие не выпускали, то есть круг этих фирм, которые выпускали чистые препараты, был вполне ограничен. Сейчас же их, бог знает, сколько производят. Например, полоний-210 — это совершенно точно — производил только Советский Союз, Россия в основном, у нас есть специальный реактор, который производит полоний-210. Производят и другие страны, но в небольших количествах. Например, Соединенные Штаты практически весь полоний-210 закупают в России для космических целей. Поэтому вот это очень весомая косвенная причина была. Какая-нибудь там Корея этот полоний не получит, тем более страны, которые не обладают таким реактором.

А здесь, извините меня, может любая более или менее мощная химическая лаборатория, которая обладает системой защиты, системой воздухообмена, кадрами, ничего тут хитрого нет. Но вот кто? Я не вижу никаких причин, если только кто-то не расколется.

— В ОЗХО ранее заявляли, что вещество, которое было найдено на месте преступления, абсолютно чистое, практически без примесей — есть ли, исходя из этого, вероятность установить страну-производителя?

— Вы понимаете, это может быть любая химически развитая страна.

Россия в химическом отношении — слабое государство, у нас химия и химическая технология находится, по сравнению, допустим, с Великобританией, Германией, Соединенными Штатами, бог знает, на каком уровне.

Поэтому показывать пальцем на Россию… Да, у нас был мощный военно-химический комплекс, хотя мы были вне закона, мы даже не имели права говорить. У нас не разрабатывалось химическое оружие в Советском Союзе, у нас были «войска химической защиты», а «войск химического нападения» у нас не было. Поэтому мы и не разрабатывали, мы только разрабатывали средства защиты.

— Но вот, учитывая новое заявление главы ОЗХО, создается впечатление, что и здесь, и там люди не всегда владеют в полной степени информацией, какими-то базовыми принципами, как все это работает.

— Тут надо отделить, как говорится, мух от котлет: есть мухи, которые сидят на котлете, а есть сама котлета. Понимаете, я 15 лет был этой котлетой, и когда на меня показывают пальцем, что я вообще никто, и вдруг английское посольство выдает меня за ученого ни с того, ни с сего, да, хотя я почти 30 лет не занимаюсь этой проблемой. С какой это стати-то, интересно? С какой это стати у них такая прыть любовная ко мне открылась?

Когда я пришел на работу и попал в группу Петра Кирпичева, он мне дал совершенно другую тему разрабатывать, которая должна была войти главой в его докторскую диссертацию, а мне, значит, как кандидатская. Но я посмотрел — работа такая муторная, не очень хорошая, и я думаю: почему же вот в этот ряд не сунулся никто? Я ему говорю: Петр Петрович, почему вот эти соединения не получили? Стал копать — нашел. Третье вещество как раз, которое я получил, оказалось А-234. Так что тут как раз моя инициатива была. Я не хочу сказать, что я там чего-то открыл. Нет, просто я был человеком, который попал в нужное место в нужное время. Если бы я не попал, они все равно бы открыли, но чуть попозже.

— Правильно ли я понимаю, что к вам и к вашим коллегам до сих пор не обращался никто из представителей власти, которые пытаются разобраться в этом инциденте?

— Ко мне, например, из представителей власти или из ОЗХО никто не обращался никогда. Может, они считают, что я мелкая сошка? Ради бога, я особо за славой не гонюсь.

— Просто как раз единственные люди, которые хоть какую-то информацию привносят в публичное поле по поводу эти отравляющих веществ, это вы, Вил Мирзаянов и Леонид Ринк.

— Люди пользуются тем, что это закрытая информация, и никто не может перепроверить ее.

Мирзаянов никогда не занимался этой проблемой вообще, он близко к ней не подходил.

И когда он начал, простите меня, в начале 90-х эту кампанию делать, он попал как кур в ощип, понимаете, он слыхал, сказал, а подтвердить не может, он даже защитить себя не может. Потому что я, например, когда меня привлекли, сразу сказал президенту Ельцину через НТВ: или вы закроете это позорное дело, или я на доске нарисую все эти формулы. Это все на тормозах спустили, дело закрыли. Понимаете, у меня есть информация, а у Мирзаянова нет, что он может сказать?

Беседовал Иван Якунин