Продолжается Каннский кинофестиваль

Уикенд на Каннском фестивале прошел под знаком культовой личности Жан-Люка Годара и феминистского движения. Комментирует Андрей Плахов.

Премьера включенного в конкурс фильма Годара «Образ и речь» состоялась, что не стало сюрпризом, в отсутствие 87-летнего режиссера, а на следующий день он дал дистанционную пресс-конференцию по FaceTime. Помимо огромных заслуг перед мировым кинематографом Годар имеет особую историю отношений с Каннским фестивалем, который в протестном 1968-м он закрыл вместе с другими левыми кинематографистами как прогнившую буржуазную институцию. И вот 50 лет спустя своей новейшей картиной Годар свидетельствует, что он с тех пор ни капельки не изменился, во всяком случае идеологически, оставаясь неисправимым анархистом, левым интеллектуалом и отъявленным синефилом.

В картине огромное количество отсылок к России как стране революции и революционного кинематографа (правда, все это в прошлом), множество цитат из американских и французских фильмов, из наследия поэтов, художников, философов и писателей. Особенно значимо обращение к очерку Александра Дюма «Счастливая Аравия», поскольку центром годаровской киноинсталляции становится трагическая судьба арабского мира, этого «утраченного рая», согласно годаровской концепции, ставшего жертвой хищнической европейской цивилизации и алчных восточных правителей, подсевших на нефтяную иглу. С этой концепцией, конечно, можно спорить, но Годар уже давно не рассматривается как актуальная политическая фигура, а его некогда революционная и шокирующая новизной эстетика сегодня трансформировалась в респектабельную музейно-фестивальную.

Если Годара принято считать отцом французской новой волны, то Аньес Варда, готовящуюся отметить на днях свое 90-летие, называют ее бабушкой. Именно она вместе с возглавляющей жюри этого года Кейт Бланшетт стояла на вершине каннской лестницы, а неподалеку — министр культуры Франции Франсуаз Ниссен. Они возглавляли акцию с целью привлечь внимание к трудной ситуации женщин-кинематографисток. Всего митингующих было 82 человека: именно столько женщин-режиссеров поднялось на заветную каннскую лестницу за семьдесят с лишним лет существования фестиваля, мужчин же за этот же период насчитали 1688 человек.

Проходил феминистский митинг перед премьерой конкурсного фильма «Дочери солнца» — о реально существующем женском отряде курдского сопротивления. Отряд возник на территории северного Ирака, населенной езидами (курдский субэтнос) и захваченной игиловцами, которые устроили там зверский террор: мужчин уничтожили, мальчиков отправили в школу джихадистов, молодых женщин и девочек угнали в плен и превратили в наложниц. Фантастическим образом вырвавшись из застенков, группа беглянок формирует военный отряд, наводящий ужас на врагов, тем более что джихадист, погибший от руки женщины, лишается привилегии попасть в рай.

Сняла это патетическое и, увы, режиссерски слабое кино Ева Юссон, она же написала пафосный гимн с рефреном «Женщины, жизнь, свобода» — его воодушевленно поют «Дочери солнца». Роль их предводительницы исполнила (при полном макияже) звездная красавица Голшифте Фарахани, а образ французской военной журналистки с черной повязкой на поврежденном глазу воплотила фам фаталь Эмманюэль Берко. Последняя не только актриса, но и неплохой режиссер, однако не она стояла на сей раз за режиссерским пультом.

А то, что сумела сделать Ева Юссон, хотя и вызывает уважение к предпринятым усилиям, компрометирует как раз те идеи женского равноправия в киноиндустрии, которые прокламировали участницы пропагандистского каннского митинга.

Два показанных в эти же дни конкурсных фильма — китайский и иранский — наводят на крамольную мысль о том, что и тяжкую долю, и благородство женщин пока лучше и глубже умеют показать мужчины. Героиня фильма Цзя Чжанкэ «Пепельный — самый чистый белый» (отменная роль Чжао Тао) — подруга криминального босса, в один прекрасный момент выбывшего из игры,— проходит через шквал испытаний, ни разу не предав и оказавшись самой сильной фигурой скрепленного клятвами «мужского братства». Героини картины «Три лица» Джафара Панахи — актрисы или хотят ими стать. Сюжет сводит всех троих в горной деревне с дикими патриархальными нравами, и это становится живой иллюстрацией того, сколько приходится взять на себя иранским женщинам, выбравшим актерскую профессию, и того, как мелковаты на этом фоне страдания их голливудских и европейских коллег. Картины Чжанкэ и Панахи не самые лучшие в блистательной режиссерской биографии обоих, но и та и другая талантливы, и это отличает их от кинематографа сознательной конъюнктуры или добрых намерений.