Лауреат премии «Национальный бестселлер» Алексей Сальников рассказал о своем романе Марии Лащевой

Литературную премию «Национальный бестселлер» получил писатель из Екатеринбурга Алексей Сальников — за дебютный роман «Петровы в гриппе и вокруг него». «Огонек» поговорил с победителем о гриппе, и не только

Роман «Петровы в гриппе и вокруг него» Алексея Сальникова вышел в издательстве АСТ в начале года, но еще до выхода получил, как говорят пиарщики, богатый «сарафан». Это редкий случай для современной русской литературы, когда слухи о произведении предшествуют публикации. Коротко говоря, это рассказ о нескольких днях из жизни болеющего человека. Его глазами мы видим повседневную жизнь, которая затем оборачивается абсурдом и кошмаром.

Дело происходит в начале 2000-х годов в Екатеринбурге, накануне Нового года. Автослесарь Петров, его жена, библиотекарша Петрова, их ребенок; рутинное, подчеркнуто банальное существование, как и то, что они болеют или вот-вот заболеют гриппом. Легко предположить, что эта простота не случайна и служит лишь дымовой завесой: вскоре уже приятель приглашает Петрова выпить прямо в катафалке, а жена Петрова, как выясняется, страдает опасной манией. Попутно герой вспоминает детство — оно также отзывается какими-то мрачными предзнаменованиями и пророчествами, например леденящее прикосновение руки Снегурочки на детской елке. Реальность в гриппозном бреду начинает дребезжать, раздваиваться, смещаться в сторону мистики, и вот мы уже сомневаемся в реальности существования семьи Петровых, подозревая, что они лишь порождение воображения Петрова. Да и сам герой романа норовит исчезнуть, стереться до неразличимости, что тоже неожиданно для русской литературы с ее сакрализацией «главного героя». Впрочем, магический реализм романа соседствует с провинциальным бытом его героев. Сальникову в итоге удалось органично сочетать одно с другим — в этом, вероятно, и заключается один из секретов его успеха.

Кризис русской литературы во многом связан с тем, что описательная форма — с героями и сюжетами («Иван Иванович подошел к окну и подумал вот что») — кажется, окончательно себя исчерпала. Русская литература перестала думать, мыслить, создавать новые миры. Одним из средств преодоления этого кризиса видится экспериментирование с языком, а также насмешка над очередным сложившимся каноном «большой вещи». Сальников попал в точку читательских ожиданий — своей «дегероизацией» и смещением реальности. За спорадическими всплесками интереса к таким авторам читается страстное читательское желание обрести новые смыслы существования или хотя бы констатацию их отсутствия. Эта работа у нас традиционно возлагается именно на литераторов, потому что больше, кажется, не на кого. И именно поэтому с любым новым именем связаны большие ожидания.

— Критики наперебой говорят о свежести языка, которым написан ваш роман…

— У меня когда-то было школьное пособие о том, как писать сочинения. Там цитировали Горького, который разносил тексты Андрея Белого, особенно запомнились претензии к фразе «на усе застряла крошка». Еще в юности меня воротило от менторского тона Горького. И хотелось написать текст, который точно Горькому бы не понравился, построить его на многочисленных повторениях и спотыканиях, косноязычии, поскольку я и сам человек достаточно косноязычный.

Что касается сюжета, сначала появилась мысль написать о семье, где каждый в отдельности безумен, а все вместе они выглядят как вполне нормальная семья. Первая же фраза романа — «Стоило только Петрову поехать на троллейбусе, и почти сразу же возникали безумцы и начинали приставать к Петрову» — написана со скрытым юмором. Я-то уже знал, что Петров сам не очень-то психически нормален. Писал я роман с удовольствием и даже как-то расслабленно, точно зная, что при самом лучшем раскладе его прочтет максимум 200 человек. При этом всех своих будущих читателей я знал в лицо и большинство даже по именам. Конечный результат меня очень удивил и обрадовал. Наверное, главным толчком стала рецензия Галины Юзефович на никому не известного автора, причем рассказывали, что ее долго уговаривали прочитать книгу, где она почему-то ожидала увидеть много чернухи и политики. Ее реакция и положительная оценка сыграли решающую роль.

— «Петровы в гриппе» — ваш второй роман, но был издан первым. Издатели к вам были не очень благосклонны?

— Первый роман, «Отдел», я написал лет пять назад, разослал по всяким издательствам, но единственным результатом этого мероприятия стал спам, который стал приходить мне на почту в виде приглашений на всевозможные вебинары. «Как стать известным поэтом», «Как назвать свою фантастическую книгу», «Как добиться писательской славы» — вели их люди, конечно, абсолютно никому не известные. В итоге роман все же взяли в журнал «Волга». Диву даешься, что все эти толстые журналы еще не позакрывали — они печатают довольно смелые вещи, авторы высказываются на абсолютно разные темы, без цензуры. Вероятно, их не читают функционеры, ратующие за нравственность и чистоту слога. Хотя количество читателей сайта «Журнальный зал» достигает 300 тысяч в месяц. Другое дело, что сами журналы плохо покупают.

В общем, когда я писал следующий роман, «Петровы», я даже не пытался обращаться в издательства, сразу начал рассылать его по журналам. Никто не откликнулся. Тогда опять в «Волгу» послал. А они номинировали меня на «Большую книгу». И «Петровы» почему-то выстрелили, в шорт-лист попали. Прошло лето, осень. И только тогда книгу издали: сначала «Петровых», потом пришла очередь «Отдела».

— Каким он оказался, этот неожиданный успех?

— Ну, вот жена в Париж съездила… Я же не актер, на улице меня не узнают. Один раз жутко было, когда я анонимно зашел в книжный магазин, и, видимо, продавцы меня узнали. Меня окружили люди, хотели автограф, сфотографироваться. Я чуть не заплакал от этого всего, хотелось провалиться. Но все-таки удивительно и приятно, что люди тратят на чтение этой книги время, хотя могли бы чем-то другим заняться.

— Автора читатели часто ассоциируют с главным героем. Является ли герой вашей книги, сантехник-философ Петров, вашим альтер эго?

— Мой герой мне не близок. Вообще-то я описывал замершего в четырехлетнем возрасте человека, который оброс взрослым опытом, опытом рабочей жизни, но мыслеконструкции его остались как у ребенка.

Еще мне было интересно создавать неодушевленных героев, например таблетку, которая путешествует в кармане Петрова по всей книге, как по организму. Но у меня не было цели вывести какую-то мораль в конце. Это было задумано как чистый мыслительный эксперимент.

— После прочтения книги остается множество неразрешенных вопросов. Главный из них: кем все-таки была жена Петрова — реальным человеком или инфернальной энергией? Как действовала на людей просроченная таблетка аспирина? Что случилось со Снегурочкой?..

— Это и задумывалось как некая книга-сюрприз. Я хотел написать роман, доказывающий, что не надо делать поспешных выводов о своей жизни. И вообще не нужно спешить с выводами. Было бы скучно писать ее просто так, поэтому я придумал некоего читателя, у которого на даче завалялся журнал «Волга», и он от скуки его начал читать, потом забросил, через какое-то время случайно наткнулся на него, перечитал, дошел до загадок и абсурда, удивился и обрадовался. Но все в итоге получилось иначе, чем задумывалось.

Кто такая жена Петрова?.. Да, она что-то вроде демона. Это я еще не все загадки в тексте оставил. Случайный знакомый Петрова оказывается вдруг Аидом — богом подземного мира, а я не хотел говорить об этом напрямую, мне хотелось, чтобы читатель сам догадался, кто он, по косвенным признакам. Но потом мне друзья сказали, что не надо так делать. А редактор Анна Сафронова из «Волги» мне просто написала: «Я ничего не поняла».

— В «Петровых» очень много Екатеринбурга: в описаниях районов, улочек, достопримечательностей, какой-то екатеринбургский сленг… Почему именно этот город стал местом действия?

— Один писатель сказал, что именно в Екатеринбурге закончилась история прежней России. Царская Россия закончилась с убийством царской семьи в Екатеринбурге, а советская — с появлением на свет Бориса Ельцина. То есть это город, венчающий историю.

— Роман «Отдел» по сравнению с «Петровыми» использует совсем другую лексику, языковые инструменты, настроение...

— Это произведение написано из хулиганских побуждений и случайно стало читаемым. Это что-то вроде пародии, сатиры на органы безопасности, хотелось их потроллить. Литература, как и наука, должна задавать вопросы, на которые нет ответа.

Я, когда его писал, очень смеялся, думал — это очень смешная книга, а потом перечитал и подумал — елки-палки, получился какой-то «1984», такая чернуха в квадрате. Совсем немного смешных моментов — рассказ про дачу или как работники органов пытались превратить котельную, свое тайное убежище, в галерею современного искусства.

Работа над романом сначала шла очень быстро, а потом герои осмелели, набрались самостоятельности, и мне стало непонятно, что с этим делать. Однажды я просто закрыл компьютер и два месяца не подходил к нему. Слишком уж герои распоясались, выбились из авторской узды. Стали такими шустрыми и своевольными, что к концу второй главы уже сами разговаривали. Понимаю, что это звучит дико и я не настолько чокнутый, но я действительно обдумываю только крупные сюжетные ходы, а подробности, разговоры, шутки из уст героев сами собой возникают, когда я начинаю работать.

Потом после какого-то новогоднего мероприятия я проснулся, открыл компьютер и обнаружил, что там уже урну с прахом одного из героев везут. Я даже не помнил, когда это написал. В первом варианте книги я вообще никого в живых не оставляю, кроме главного героя, потому что надоели, слишком уж симпатичными вышли.

— Действительно, работники «Отдела» изображены весьма симпатичными людьми, хотя занимаются разными, в том числе и ужасными, делами.

— Они не выглядят монстрами, потому что читатель сразу оказывается в их кругу и подпадает под их обаяние. Мне хотелось, чтобы читатель увидел ситуацию глазами главного героя, бухгалтера Игоря. С одной стороны, они хладнокровные убийцы или тираны, а с другой — заботливые отцы или деды. И как-то они умудряются сочетать это. «Отдел» — это метафора определенного сознания, которое мы называем «силовым». Зараженные им люди не являются по природе своей чудовищами, просто, как говорится, жизнь заставила. 1990-е годы, наступило тяжелое время, и они вынуждены заниматься грязной работой, не потому, что больны и не могли себя сдерживать, как Чикатило, а с холодным рассудком. Многие из нас в реальной жизни слишком терпимо относятся к такому. Ужаснуться или нет — это уже дело читателя.

— Вы хотели показать, что в определенных обстоятельствах любой человек способен на ужасный поступок?

— Нет, совсем не любой. Работников отдела объединяет вера в сакральность, безошибочность государства. Государство стало для них религией. И им не нужны объяснения причин, они просто верят в звания и приказы свыше.

Беседовала Мария Лащева