Певица Монеточка рассказала «Коммерсантъ Стиль» об отношении к рэпу, политике и 1990-м

Последний полноформатный альбом 20-летней поп-исполнительницы Монеточки «Раскраски для взрослых» вышел 25 мая и стал одним из самых обсуждаемых альбомов этого года. «Если бы этого не произошло, может быть, я бы вообще больше ничего не писала»,— признается певица в интервью «Коммерсантъ Стиль».

— Как ты начала писать песни?

— Это было всегда, всю жизнь, не помню, когда это было в первый раз. Но я все детство что-то придумывала, напевала, иногда записывала на диктофоне. Для меня это было очень естественно, поэтому я не относилась к этому как к чему-то, что можно сделать работой, заниматься этим прямо так целенаправленно... Просто мне всегда это нравилось.

— Какие у тебя первые музыкальные впечатления? Какие-то группы, песни, может быть, альбомы, которые ты коллекционировала?

— Первый исполнитель, которого я целенаправленно долго слушала,— это Курт Кобейн. Все альбомы Nirvana я слушала, я даже знаю родословное дерево Кобейна немножко. Я до сих пор остаюсь их фанаткой. Но в 13–14 лет это был такой первый протест против системы, родителей, который у меня выразился через любовь к такой музыке.

— А рэп вообще ты начинала слушать?

— Рэп я слушала в 10–11 лет, я же из Екатеринбурга — у нас очень популярен АК-47, и я какое-то время слушала их и Касту. Но это было очень короткий период, и я ничего не понимала тогда, о чем они поют, естественно. Просто мне нравился рэп.

— А когда ты начала уже мелодии как-то сочинять, записывать нотами?

— Нотами так и не начала. Просто запоминаю аккорды — и все. Когда я поступила в музыкальную школу, сразу начала тоже что-то придумывать, играть, сочинять какие-то марши, гимны для своей дачи...

— Гимны для своей дачи?

— Да. «Гимн Красного партизана» называется. Это мое первое произведение: просто какие-то простые аккорды, вот, ля-минор, фа-минор, короче, очень простая песенка. Или там на день рождения бабушки какую-нибудь песню. И все гости дома, которые приходили к нам, были обязаны это все выслушивать.

— То есть какие-то домашние концерты ты устраивала?

— Очень много. Я даже могу показать: я очень смешно выглядела со стороны и очень строго относилась к своим слушателям. Если кто-то начинал говорить во время моего выступления, я грозила кулаками, говорила тихо: «Вы видите, что я выступаю?» Это могло длиться очень долго, моя мама всегда позволяла мне это делать. Мне кажется, это очень важно, потому что взрослые люди могут между собой говорить, они же могут делать, что хотят? Дети, значит, должны иметь право на выступления. (Показывает свои детские выступления на видео.)

Если честно, я до сих пор так и веду себя на концертах. Я не могу просто, например, кайфовать. Конец песни, начало песни, хлопаем, ребята, здесь будут строчки, нужно подпевать — схема такая: «Я говорю: "Долька для ежа" Вы говорите: "Смерть гадам от ножа". Все поняли?» Короче, как в детском таком садике у нас на концерте происходит.

— То есть для тебя важно контролировать зрительный зал, чтобы публика делала то, что нужно и когда нужно?

— На самом деле — да, хотя, наверное, профессиональным крутым артистам на это плевать, и, может быть, мне тоже когда-нибудь тоже станет все равно, как себя ведет публика передо мной, но сейчас для меня очень важно, чтобы они улыбались, хлопали. Если они не делают этого, то у меня какой-то бзик, просто я не смогу петь нормально, если я не буду чувствовать эту поддержку, что у меня все правильно. Поэтому я могу попросить их улыбнуться или похлопать, если мне стало вдруг грустно на сцене.

— То есть импровизация с твоей стороны все равно есть, это не то, чтобы отработанный сценарий...

— Нет никакого сценария. Иногда я пытаюсь придумать какую-нибудь подводку для песни, что-то такое, но на концерте все равно все по-другому. Возникают всякие ситуации, и я обыгрываю даже какой-нибудь выкрик из зала, общаться могу, могу отругать выкрикнувшего, как бывшего школьника, потому что не все до конца понимают, о чем песня «Мама я не зигую», поэтому я спокойно начинаю воспитательную работу проводить.

— Каким ты помнишь вообще Екатеринбург своего детства? У тебя были любимые места, может быть, какая-то своя тусовка в подростковые годы?

— Я очень люблю наш зоопарк, недавно только там, к сожалению, умер бегемот, а в Московском зоопарке бегемота нет. И больше нигде я его не встретила. Потом у нас появился Ельцин-центр, когда я еще там жила, и это стало моим самым любимым местом в городе, потому что там происходят какие-то лекции, семинары, очень много бесплатных или за какие-то копейки. Короче говоря, я там даже выступала. Я очень много тусуюсь там до сих пор, когда приезжаю, я обожаю это место, бываю там и рекомендую всем туда чаще заглядывать. В музее я там, правда, не была, но как в культурном центре — да.

— У меня несколько вопросов, отчасти связанных с твоими текстами. Вот ты поешь, что в 1990-е убивали людей, не было электричества, но наверняка ты видишь, сейчас все современное поколение подростков фанатеет от 1990-х, начиная от одежды и заканчивая музыкой. И вот как ты думаешь, как так получилось, откуда такой хайп вокруг 1990-х?

— Я думаю, что это всегда так происходит: в какой-то момент мода и поколения начинают обращаться к прошлому, будто бы все было гораздо лучше в прошлом. Мне кажется, это просто черта каждого нового поколения — время от времени вспоминать о том, что надевали наши родители, что они пели, но еще ведь вокруг 1990-х возникает сразу куча страшилок: электричества не было, все стреляют, бандиты — пах, пах! Лично у меня вечно какое-то благоговейное отношение к этим временем, какой-то страх, ужас: не понятно, что там было, но все говорят, что это было что-то загадочное и неясное. И, наверное, многим так же рассказывали в детстве эти страсти.

— То есть ты думаешь, что сейчас это представляется больше как сказка, как набор сказочных персонажей....

— Да, такой набор сказочных персонажей, который мы переносим в нашу современную культуру. Я не могу до сих пор ни у кого добиться, все-таки как же там было, потому что для всех это реально очень разное время. Кто-то говорит, что вообще было кайфово, весело, а сейчас так скучно. Кто-то, например из моей семьи, хотел просто уезжать из страны, потому что было невозможно. Папа говорит то, что ему эта жизнь разрушила карьеру, то, наоборот, как было классно, и хвастается своими подвигами, так сказать, героическими.

— Какие подвиги ты имеешь в виду?

— Ну, например, куда-то они пошли, взяли тачку, напились, подрались. Приходим, говорим, а там бандиты, а мы им — на, а они — на, такие-сякие.

— На последнем треке на альбоме звучит фраза «Неучтенная девочка без аккаунта в Фейсбуке». И вот для меня на самом деле это прозвучало даже страшнее, чем без диплома и паспорта. Насколько в современном мире человек может полноценно взаимодействовать с окружающим миром без Instagram, без Facebook, на твой взгляд?

— Мне кажется, можно спокойно от чего-то отказываться. Точно так же, как у меня нет Facebook, я про это и написала, потому что в Facebook сидят всякие деловые люди и обсуждают всякие деловые вопросы. И мне кто-то написал типа: «Ой, Лиза, а можно это с вами обсудить в Facebook?» Имея в виду: вы же взрослый человек, адекватный, у вас по-любому есть Facebook. А у меня его нет. И я поняла, что Facebook есть только у таких реальных людей, которые к чему-то привязаны, по работе, там, ну что-то, которым надо с кем-то обсуждать реальные вопросы, а у всяких маленьких, не привязанных ни к чему девчонок, как я, у них нет Facebook. Я подумала, что, может быть, это кто-то поймет, почувствует.

— То есть здесь ты в первую очередь не в целом о соцсетях поешь, а именно о своих ощущениях от Facebook. Эта песня вообще про тебя?

— Ну конечно же. И эмоциональное состояние было абсолютно такое же, и до сих пор оно очень часто бывает, потому что все люди очень завидуют людям, которые работают, например, на какой-то работе, в офисе — где угодно, даже если им это не очень нравится. У них есть ощущение, что они реально к чему-то привязаны, они просыпаются утром и знают, что им делать, и что им делать завтра, и что они будут делать сегодня вечером, а у меня такого вообще нет. Потому что я нашла себя в какой-то странной «фигне», в какой-то рефлексии и профессии такой. Иногда мне от этого бывает весело, а иногда тяжеловато.

Песня как раз про минусы вот этого состояния — когда ты ни там, ни там. И в то же время ты уже вроде вырос, но еще ты не достаточно взрослый. Ты вроде уже уехал из Екатеринбурга, а вроде ты здесь еще не прижился. Вроде у тебя есть дело. А вроде ты нигде не работаешь. В общем, ты в таком вакууме и облокотиться не на что тебе.

— На днях у тебя вышел клип на композицию «Запорожец». Вообще «Запорожец» как-то устойчиво закрепляется в современной культуре как один из символов юности, какой-то свободы. Например, все эти кепки и футболки «Запорожец», у тебя он вообще в космос улетает. Что для тебя означает этот символ?

— Это машина моего деда. И вообще машина такого абстрактного деда в широком смысле. Это что-то такое очень родное, очень тепленькое, очень приукрашенное, такое старенькое, милое, что-то очень любимое. Мне кажется, это трогательно.

— А почему он в космос тогда улетел?

— А потому что тогда Илон Маск запустил свою «Теслу» и я такая: «Все, мне нужен клип, где мой "Запорожец" летит в космос». И я думала, что мы его быстренько сделаем, быстренько выложим и поймаем эту волну, но потом уже вышел клип у Хованского на похожую тему, Пошлая Молли на какой-то тоже машине в космос улетела. И сейчас это уже по-другому заиграло и вышло не совсем так, как я задумывала. Потому что уже никто не помнит про этого Илона Маска.

— В одном из интервью ты говорила, что читаешь русскую литературу и любишь ее. А у тебя есть какое-нибудь любимое произведение или писатель и насколько она актуальна сегодня?

— Мой любимый писатель — это Набоков. Я прочитала все его романы и сейчас дочитываю его стихи и буду перечитывать еще много раз, потому что мне очень нравится его язык, его стиль. Но я не знаю, стоит ли это рекомендовать, потому что я не думаю, что сейчас он очень популярный писатель. У него нет какого-то острого сюжета, как мы любим, чтобы динамика, кинематографичность. У него очень простые сюжеты, но прекрасный язык. Даже когда он пишет в прозе, такое ощущение, что это стихотворение, потому что это очень красиво, и мне кажется, я очень много почерпнула из него. Я очень рада, что я это прочитала именно перед альбомом все, потому что у меня раньше был, как мне кажется, очень сухой язык в песнях и я хотела это исправить. Кто хочет это исправить у себя в песнях, тогда надо прочитать Набокова, мне кажется.

— А чем вообще помимо Набокова ты вдохновляешься, когда пишешь стихи, музыку?

— Иногда я могу посмотреть какое-нибудь видео на YouTube, рассуждения какого-нибудь умного видеоблогера, например, и он затронет какую-нибудь тему, которая мне тоже понравится, я хочу это записать в стихах.

— За последние две недели особенно, может быть, даже за последний месяц вокруг тебя поднялся самый настоящий хайп. Ты чувствуешь, что ты становишься популярной? Во время твоего выступления на «Кинотавре» мастодонты российского шоубизнеса подпевали твоим песням. Каково это вообще?

— У меня этот скачок не сразу произошел, а был маленький вначале. Я, наверное, все-таки была готова к тому, что сейчас вдруг случилась такая резкая нагрузка и наплыв всего. Ну а в связи с выходом нового альбомом это все увеличилось в миллион раз. Пока что я чувствую, что мне очень хочется разорваться и ответить всем. Но договориться обо всем со всеми у меня не получается. И пока что мне тяжеловато в этом смысле. Пока что у меня больше не радости, а такого «как мне выжить». Я не понимаю, мне надо быть осьминогом, чтобы успевать это все делать. Еще ведь надо быть вежливой со всеми и быть милой со всеми. Это бывает очень сложно.

— Да?

— Последнюю неделю — да. Когда тебе звонят десятый раз и ты же не можешь сказать: я не хочу, не хочу с вами... Ну, короче говоря, мне тяжеловато пока что. Но я считаю, что это скоро пройдет, все это поуляжется, это перестанет быть такой новостью и я буду спокойненько дальше писать свои песни.

— А ты уже начала чувствовать какую-то ответственность за тот посыл, который ты несешь своим фанатам на своих концертах, за свои тексты, свой Instagram? Ты чувствуешь, что тебя смотрит и слышит большое количество людей?

— Я это чувствую на концертах всегда. Мне очень нравится петь мой новый альбом «Раскраски для взрослых»: я вижу, что люди подпевают. Это так круто. Но ответственность за смысл я чувствовала всегда-всегда. Если бы я не хотела никак взаимодействовать с публикой, я бы вряд ли выкладывала что-то в интернет.

— У тебя есть какой-то общий посыл твоих песен, твоего творчества? Может быть, ты хочешь что-то конкретное сказать?

— Мне не нравится, что сейчас очень много агрессии, деструктива в России вообще в целом, в информационном поле. Это касается и политики, и это касается музыки. Очень немодно какие-то добрые дела делать, петь добрые песни. Если это добрая, светлая песня, значит, она обязательно скучная, тухлая, душная. Я хочу научиться делать музыку, которая была бы созидательной, светлой, которая хотя бы не была агрессивной, как рэп. А он сейчас очень моден. Я за созидание во всем. Особенно в искусстве.

— А ты вообще-то политически активна? Собираешься писать песни про политику?

— Нет, слишком широкое поле для интерпретации, а я не считаю себя достаточно взрослой и умной для того, чтобы кого-то агитировать в плане политики. Для меня это территория, куда я не хочу лезть.

— Какие у тебя творческие планы на вторую половину 2018 года?

— Летом я поезжу по фестивалям. Я надеюсь, что мы начнем снимать клипы. Я нашла режиссеров, команду. Осенью опять выступлю в Москве и в Питере. В Москве, кстати, в «Крокус Сити Холле». Позвали. Я очень хочу там выступить, потому что там прекрасный звук.

— А на какие твои песни публика лучше всего реагирует?

— Из нового альбома вообще на все. Я думала, что будет разрыв на трек «Каждый раз». И да, они очень разрываются под этот трек, но и под все остальные тоже. И они знают все слова, даже самых дурацких и странных песен. Со старыми песнями такого не было. Ну, потому что это было сложно для восприятия, а тут я попыталась упростить это все, чтоб это в уши вливалось и ты без труда «кушал» все эти смыслы. И так и получилось, я надеюсь.

— То есть ты стараешься сделать свои тексты и музыку максимально доступными для слушателя?

— Музыка для меня — это метод, я текстоцентричный автор. Моя задача — сделать музыку настолько простой и язык настолько простым, чтобы самый сложный смысл в него умещался и был понятен. Через какие-то — но этому надо учиться — бытовые мелочи, через вещи, которые были у каждого человека, и чтобы они, как триггер, всплыли у тебя. Искать эти все вещи, чтобы ощущения передать максимально правильно.

— А ты ожидала вообще, что твой последний альбом такой фурор вызовет?

Ну, не знаю, можно ли это говорить, но я просто очень старалась, и я знаю, что если я прямо стараюсь, то оно всегда ко мне возвращается. И я знала, что он понравится, и я делала на него вот такую большую-большую ставку, и если бы он не понравился, то я бы, наверное... не знаю. Может быть, я бы вообще больше ничего не писала.

— Но он же не просто понравился — по нему люди просто чуть ли не с ума сошли. Он звучит отовсюду, вся лента в Facebook, которого у тебя нет, обсуждает тексты, люди пересылают твои песни друг другу и цитируют их...

— Вот чего я точно не ожидала, что это так быстро произойдет, потому что обычно на раскрутку нужно побольше все-таки времени, чтобы все услышали трек, надо полгода, чтобы прошло, а тут прямо сразу, резко — вот это тяжеловато. Этого я не ожидала.

— Ты уже начала, может быть, какие-то песни для следующего альбома записывать, какие-то новые творческие идеи уже рождаются?

— У меня есть в запаске много всякого, просто что-то я даже хочу выпустить в течение года — например, что я не успела, что в альбом не вошло. А может, я не буду этого делать, буду просто альбомами выпускать... Но хочу, чтобы следующий альбом был более серьезным по музыке, более сложным.