Что значит для театра уход Константина Богомолова

Руководство МХТ имени Чехова не намерено продлевать на будущий сезон контракт с Константином Богомоловым «из-за эстетических разногласий», как написал режиссер на своей странице в Facebook, добавив, что его постановки в МХТ останутся под его присмотром и пока «не подвергнутся вымыванию». В том, что значит для театра уход Богомолова, разбиралась Алла Шендерова.

Свой первый спектакль в МХТ Константин Богомолов поставил в 2012-м (до этого его спектакли «Чайка» (2011) и «Женитьба Фигаро» (2009) тоже шли на большой сцене, но под грифом «Табакерки») и вскоре получил должность помощника худрука. В ноябре 2013-го режиссер заявил об уходе с должности в ответ на требования руководства театра внести изменения в спектакль «Карамазовы». Через некоторое время работа Богомолова в МХТ продолжилась: в марте 2015 года он поставил «Юбилей ювелира», ставший бенефисом Олега Табакова к его 80-летию. На сегодня в репертуаре МХТ остается шесть спектаклей Богомолова, последний из которых, «Три сестры», вышел 30 мая (см. “Ъ” от 14 июня).

В чем основные эстетические разногласия нового худрука МХТ Сергея Женовача и баловня прежнего руководителя Константина Богомолова?

Литературоцентричная режиссура Женовача, в котором в начале 1990-х критики видели последователя Анатолия Эфроса и спасителя русского психологического театра, с годами стала напоминать театр у микрофона: проявляя максимальное уважение к автору, стараясь уйти от острой актуальности и сиюминутных интерпретаций, режиссер понемногу впал в прямую и плоскую иллюстративность.

Она сковывала его артистов, начавших в 2005–2006 годах на высокой ноте («Мальчики» и «Захудалый род»), но парадоксально замерших на взлете: их погружение в жизнь человеческого духа с годами приобрело отчетливо ханжеский оттенок. Все свои лучшие спектакли последних лет Женовач ставит в камерном, скорее даже комнатном пространстве. Недавний пример — «Кира Георгиевна» по повести Виктора Некрасова (2016).

В послужном списке Женовача и Богомолова есть одни и те же названия, и, рассматривая эти пересечения, легче всего понять, в чем разность режиссеров, по большому счету принадлежащих к одному и тому же направлению театра, в котором важно слово. Вот, скажем «Брат Иван Федорович» Женовача (2011) и «Карамазовы» (2013) Богомолова. Название первого отсылает все к тому же Эфросу (к его вошедшему в легенды «Брату Алеше»). С подчеркнутым почтением к автору режиссер и его молодые артисты, не замахиваясь на всю махину романа, играли только несколько глав — живо и без вранья, но существовали в таком безвоздушном пространстве, что в паузах между репликами зал впадал в уважительную спячку.

Богомолов залихватски покусился на весь роман, сделав яркую и, как принято про него говорить, хулиганскую фреску о том, что такое Россия Достоевского сегодня, заставил монаха на поминках Зосимы петь «Шоу маст гоу он», а старшего Карамазова превратил в черта, поющего «Я люблю тебя, жизнь». Пойдите на этот спектакль, пока он еще не снят — вероятно, вы будете раздражены, может, даже уйдете в антракте (там три действия), но спать не сможете совсем.

Чередуя классику и соцарт, театр пародии и театр памяти, Богомолов, допущенный до главной сцены страны продюсерским гением Олега Табакова, не только и не столько озоровал и издевался.

Как и Женовач, основываясь на слове, но заменяя разговоры о духе и духовности открытым шутовством, он вертелся ужом, чтобы отучить актеров врать и орать не своим голосом, а зрителей — впадать в тот самый возвышенный сон, которым к началу нулевых сопровождались девять из десяти спектаклей любого театра.

Так он придумал свою систему. Сейчас не время ее излагать, но перечень имен тех, кого Богомолов вывел из тени или помог подняться на новый уровень, огромен. Игорь Миркурбанов и Виктор Вержбицкий, Сергей Чонишвили, Марина Зудина, Дарья Мороз и Александра Ребенок. Да что лукавить, сам Олег Табаков сыграл в «Юбилее ювелира» свою, может быть, лучшую роль за последние десятилетия. После «Юбилея» Богомолова признали те, кто прежде трясся от его имени. Дело в том что «хулиганства» режиссера на сей раз имели отчетливо благородную цель. Режиссер придумал изящную конструкцию, что позволяла больному раком Олегу Табакову, игравшему больного раком ювелира, не сливаться с образом, а держать и образ, и его судьбу на расстоянии. Сиделка бросала на кровать свернутое кулем одеяло, говоря, что это спит больной старик. Зал верил и вежливо замолкал, ни на секунду не забывая: умирает не Табаков, а только старик ювелир. Таких примеров «этического оправдания лицедейства» (знаменитая формула Павла Маркова о системе Станиславского) в спектаклях Богомолова можно найти еще немало.

Существуя не в стерильном безвоздушном эфире, все больше наполнявшем театр Сергея Женовача, Богомолов в МХТ (где немногим раньше, тоже с легкой руки Табакова, возник и быстро набрал высоту театр Кирилла Серебренникова) постепенно превратился в мастера. Сегодня его, как и Серебренникова, знают на Западе. С именами этих двоих плюс драматурга-революционера Ивана Вырыпаева и их младшего коллеги режиссера Тимофея Кулябина связан тот расцвет русского театра, о котором заговорили уже не только мы сами, но и Европа — после показа «Мертвых душ» Серебренникова, «Идеального мужа» Богомолова и «Трех сестер» Кулябина на Венском фестивале, после многочисленных гастролей и т. п.

В том, что сегодня МХТ решил обойтись без Богомолова, для режиссера нет ничего ужасного. В отличие от Кирилла Серебренникова, успевшего вырастить своих студийцев и создать с ними театр (что их ждет, если им не вернут мастера,— другой вопрос), у Богомолова есть лишь разномастная толпа профессионалов, готовых идти за ним куда угодно. Месяц назад он, как всегда шумно, дебютировал в опере (спектакль «Триумф времени и бесчувствия» в МАМТ), сейчас выпускает спектакль в питерском БДТ. До того ставил в Польше, Латвии, Италии и Греции. Словом, беспокоиться за него не стоит.

Очевидно, что его «Карамазовы», «Идеальный муж» и вполне коммерческие «Мужья и жены» по Вуди Аллену делают МХТ хорошие сборы — в ближайшее время им просто невозможно найти замену, потому они и останутся пока в репертуаре.

На днях в театре прошел закрытый сбор труппы, на котором, по словам неофициального источника, худрук Сергей Женовач сказал, что намерен привлекать к работе молодых. И напомнил, что уже лет 30 взращивает режиссеров на кафедре режиссуры в ГИТИСе. Беда в том, что за 13 лет официального существования созданной Женовачем Студии театрального искусства спектаклей молодых режиссеров в ее репертуаре было только два.

В поспешном удалении Богомолова из МХТ есть очевидный административный прокол. Дело не в том, что одна группа интеллигенции сменила другую, которой тоже хочется порулить театром. И даже не в том, что эта «другая» не замечена в конфликтах с властью и чутко реагирует на ее запросы. Сергей Женовач хочет и в общем-то имеет право разрушить все, что сделал Табаков: делать другой театр, в котором не место спектаклям Серебренникова и Богомолова (и даже совсем молодого Александра Молочникова, выдворенного под тем предлогом, что у него диплом актера, а не режиссера, а он почему-то ставил спектакли).

Проблема в том, что заменить Серебренникова, Богомолова и даже Молочникова в МХТ пока некем. Так что, когда вы говорите «ничего страшного, будет другой театр», помните: он, может, и будет, но очень не сразу.

А пока нас ждет умеренный и аккуратный, слегка провинциальный театр, старательно льнущий к корням, но на самом деле подрывающий эти корни — корни традиции, таланта и творчества.

Ярких режиссеров просят подвинуться — примерно так, как в недавних богомоловских «Трех сестрах» Наташа, хозяйка жизни и хозяйка дома, двигает чеховских сестер, втискиваясь между ними на диване. Никакой трагедии в этом нет: они дадут ей место и промолчат. И, может быть, даже уйдут со сцены, предоставив ее Наташе. Вопрос в том, что теперь нам, зрителям, придется смотреть только на нее.