Мир рассмотрел другую Северную Корею, считает Дмитрий Косырев

О природе переменчивости устоявшихся предпочтений

Сначала простой и мелкий факт: знаменитый словенский фотограф Матиас Танчич сделал увесистый альбом с фотографиями повседневной жизни в Северной Корее. Первый тираж в 1000 экземпляров разлетелся мгновенно. Второй вышел в мае этого года и с блеском вписался в… Как бы поточнее высказаться: вписался в моду. Именно так: Северная Корея стала модной страной — и в Азии, и в странах Запада, где совсем еще недавно ее считали тотальным Мордором, где никогда не восходит солнце (не хочется перечислять прочие стандартные клише по поводу северокорейской жизни — все знают, о чем речь).

Что же произошло? Мой хороший знакомый Глеб Ивашенцов, работавший нашим послом в Корее (правда, Южной), обозначает ситуацию так: переломом было участие северокорейской делегации в сеульской Олимпиаде в этом году, все увидели множество симпатичных молодых людей на аренах и трибунах. Далее, немалую роль играет внешность северокорейского лидера Ким Чен Ына, с его прической, немалым весом и красавицей женой. Кроме того, какой-то народ все-таки бывает в Пхеньяне и видит там 40-этажные дома и широкие улицы (почти без автомобилей, но зато и без пробок, можно отдышаться). И только после всего этого мы упомянем эффект от июньского саммита Дональда Трампа и Ким Чен Ына в Сингапуре. Как минимум в самом Сингапуре можно было наблюдать настоящую северокорееманию во всех видах, типа бешеной распродажи соответствующих маек…

Перед нами очень примечательный феномен массового мышления, свойственный по разным поводам среднему обитателю стран Запада: бешеные зигзаги от «ужас-ужас» до «полный восторг». Это абсолютно политический феномен, особенно примечательный для наступившей эпохи всяческих, не обязательно хороших, перемен. Перемены такого рода случаются, когда пропагандисты чересчур стараются. Ну, к примеру, если медведь, то при нем слишком много водки и слишком большая балалайка. Когда люди, наконец, видят этого медведя с близкого расстояния, они с радостью убеждаются, что хоть это и медведь, но не такой, как им описывали. И даже умеет танцевать.

Кстати, о танцах. Эпоху назад, при Киме Втором (Ким Чен Ире), недосягаемой звездой был ансамбль «Ариран». Представьте футбольное поле во тьме и лучах прожекторов, и на нем сотни гимнастов и гимнасток с веерами, цветными лентами и прочими приспособлениями, нечеловечески синхронно превращающими это громадное живое поле во всякий раз новые пейзажи и орнаменты. Это было прекрасно, но немножко и пугало — той самой северокорейской военной организованностью и безупречной коллективностью. А теперь звездой национального искусства стал другой ансамбль — «Моранбон», личный проект Ким Чен Ына. Да, иногда девушки оттуда выступают в камуфляже, но бывают и в мини-юбках. И даже играют на электрогитарах. Это совсем другие танцы. И другая страна.

Даже альбом Танчича уже немножко из вчерашнего дня (он снимал в 2014 году, снимки делались в 3D, что означает необходимость для модели стоять неподвижно, чтобы ее сняли пару раз с разных точек). Альбом получился статичным, там множество людей в какой-то военной или полувоенной форме замерли по стойке «смирно» на фоне пейзажа. Но даже по этим работам понятно, что Северная Корея куда ближе к нормальности, чем нам когда-то пытались рассказывать. Там есть мода, женщины очень красивы, лица в целом хорошие. А все вместе… Помнится, нам пытались объяснить, что на этой проклятой богами территории навеки застыл военный и беспощадный сталинизм. Так вот, сегодня это уже не Сталин с Ежовым, а — по стилю и уровню жизни — нечто вроде раннего Хрущева. Тоже не подарок, но разница есть.

И здесь возникает довольно неожиданная тема — насчет гуманитарных интервенций. Кто и зачем в 90-е годы сгущал краски по части полной невыносимости северокорейской жизни? А это была такая эпоха раннего и воинствующе-идеалистического глобализма. Тогда считалось, что сегодня это совсем не проблема — резкая насильственная смена режима, образа жизни для всего-то 25 млн человек. Да вплоть до военного решения — это чтобы единственная сверхдержава и весь мир за ее спиной не смогла за неделю победить смешной остаток сталинизма, где люди невыносимо страдают и только и ждут освобождения?

Заметим, что переговорная история с ядерным потенциалом или уже арсеналом Северной Кореи тянется так долго не потому, что для нее нельзя найти решение.

Наоборот, решение было найдено еще в тех же 90-х годах. Сегодня в Сингапуре договаривались о нем же. И срывала его раз за разом американская дипломатия, обвиняя Пхеньян в чем угодно. Но реальная причина была в том, что это же невозможно — Америке вести с таким режимом переговоры на равных, да еще и исполнять обещанное. Годятся только ультиматумы и фактическая оккупация (пусть руками южных корейцев). Но в начале 2000-х подоспели оценки американских военных насчет того, какими окажутся жертвы в случае военной операции. И оценки южнокорейцев о том, в какие суммы им обойдется интеграция страны. Повисла пауза…

Идея оправданности гуманитарных интервенций (по миру в целом) всплыла в те же идеалистические 90-е и означала, что да, есть международное право, подразумевающее невмешательство в дела суверенных государств. Но хорошо бы сделать из него исключения, ради блага людей, конечно же. Допустим, агрессия против соседей — это понятно, она запрещена Уставом ООН и наказуема. А вот если в африканской стране живут два племени, убивающие друг друга тысячами… Или если существует невыносимый, абсурдный, лагерный сталинский режим — это в наш-то век прихода всеобщих и неоспоримых ценностей — неужели нельзя его подтолкнуть?

Что-то эта идея напоминает. Почему СССР называли тоталитарным? Не только ведь потому, что тогда заставляли голосовать за КПСС и читать нечитаемого Карла Маркса. В конце концов, в той же Америке некоторые и сейчас его читают и даже объясняют, в чем он был прав (хотя делают это добровольно). Но тоталитарность еще означала, что всем до всех и до всего было дело. Это было официально правильным и необходимым, называлось «воспитующей ролью коллектива». Правильные ценности, стиль жизни и ширина штанов были в теории и даже на практике едины и обязательны для всех. Чистая Северная Корея. Или чистый глобализм с его всеобщими неоспоримыми ценностями?

Нынешняя мода на Северную Корею означает, что множество людей с облегчением и восторгом сбрасывает морок допустимости вмешательства в дела неправильных стран и говорит: да ведь они же совсем не такие, как мы думали, не трогайте их. И если даже живут в каком-то другом мире, все равно не трогайте. Разберутся.

Остается понять: относится ли это отвержение глобализма только к Северной Корее или к любой другой стране нашего мира?

Дмитрий Косырев