Что сделала сборная Хорватии со сборной Англии, едва на «Лужники» опустились сумерки

Вечером 11 июля сборная Англии потерпела сокрушительное, считает специальный корреспондент “Ъ” Андрей Колесников, поражение от сборной Хорватии, которая теперь 15 июля сыграет в финале чемпионата мира-2018 в Москве против сборной Франции. Спецкор “Ъ” констатирует, что на трибунах ВИП-зоны в этот день были такие россияне, которые болели за хорватов больше, чем сами хорваты, а были такие, кто оказался как никогда здоров. О том, с какими чувствами считают часы до окончания чемпионата игроки, болельщики и его организаторы,— спецкор “Ъ” из «Лужников».

Днем 11 июля на моих глазах происходило разорение Bosco-бара на Красной площади. То есть, с одной стороны, его пытались разорить (причем, казалось, в первобытном значении этого слова) забившие его (и тоже в первобытном смысле) хорватские и английские болельщики. С другой стороны, это еще кто кого пытался разорить… Ведь передо мной стоял сейчас, казалось, совершенно не понимающий сути происходящего фанат «Лестера», чьим баннером была завешена витрина ГУМа (наконец-то начинал сбываться, казалось, очень смелый прогноз Михаила Куснировича насчет этих витрин, см. “Ъ” от 2 июля). А суть состояла в том, что счет, который ему тактично предъявили, был на 200 с лишним тысяч рублей.

— С утра сидят… — вздохнул официант.— Пиво да пиво…

Большой, сдвинутый из двух или даже трех, стол был и правда уставлен бутылками пива. Пустые, во-первых, не успевали даже убирать, а во-вторых, многие не успевали опустеть, потому что эти люди заказывали следующие, причем, по моим представлениям, уже в каком-то лихорадочном беспамятстве, которое при желании можно, впрочем, назвать предчувствием исторического футбола. Так что бутылки эти, то ли наполовину пустые, а скорее наполовину полные, официанты даже просто не имели права убирать.

И что мне тут понравилось (Хотя, кажется, что тут могло понравиться?). Тут, конечно, много было Heinekеn. Но с другой стороны, еще больше оказалось «Хамовников». Англичане, говорили официанты, вдруг распробовали это пиво и стали заказывать его в полном упоении (опять в первобытном прежде всего значении этого слова).

Я попробовал представить себе, сколько надо заказать пива, чтобы истратить за утро на это 200 тыс. руб., пусть даже и в Bosco-баре.

Много очень, тем более человек на шесть всего. Закуски почти не было, поделились те же официанты, для которых сейчас любой, хоть чуточку душевный разговор с соотечественником после утра, проведенного не только с английскими, но и с хорватскими болельщиками, которые, нахохлившись, группами и по одному стояли здесь же, на веранде Bosco-бара, был нежданным подарком судьбы и вообще песней, причем не той, что пели англичане и хорваты, а такой… нашей…колыбельной…

А почему нахохлившись? А потому, мне казалось, что им тоже уже предстояло платить: футбол начинался через два с половиной часа, и пора было ехать на стадион. Хотя было очевидно, что именно тут, а не у стадиона можно было начинать спрашивать лишний билетик: некоторые неизбежно оставались тут до победного… Вот только для кого он станет победным, не мог я не думать об этом.

Счет этот парень в конце концов оплатил, да и как бы не оплатил. Похоже, я глядел на него и об этом тоже не мог не думать, свои ресурсы до 15-го или, по крайней мере, до 14 июля он исчерпал раз и навсегда. А главное, он, по-моему, теперь не мог об этом не думать.

И как он сейчас был не похож на себя самого часовой давности. Ведь что же тут творилось! В какой-то момент они сошлись и, брызгая друг на друга слюной и непроглоченным пивом, орали, рот в рот друг другу, именно что английские и хорватские победные песни. Не дрались, между прочим, но это было еще хуже. Потому что ненависть не была до конца выплеснута (даже с «Хамовниками»), и может, хорошо, а то ведь с ней можно было выплеснуть и ребенка, то есть свою победу в полуфинале чемпионата мира по футболу в Москве. И кто-то еще не догадывался, что уже все-таки выплеснул…

И вот они стояли и орали песни. И свирепо глядели, ввинчивая свои беспощадные взоры друг в друга… Так стоят, лоб в лоб, нос в нос, перед началом боя боксеры, стараясь устрашить врага…

Впрочем, тут, на Красной площади, я увидел и японцев, например, которые, видимо, не хотели разъезжаться, а хотели видеть, как будут отомщены… А мексиканцев вообще, по-моему, из Москвы теперь не выгонишь никогда. Конечно, Путин принимает их лучше, чем Трамп.

И вот поехали мы все (за небольшим, повторяю, исключением) в «Лужники». Здесь, в ВИП-зоне, первым, кого я увидел, был посол Италии в России Паскуале Терраччано. Он был с супругой и сыном, который показался мне слишком как-то прост, потому что, будучи одетым в серую неспортивную кофту, казался и мне не очень спортивным, да и вообще приехавшим из спального московского района на большие дела в городе пареньком. Но он оказался совсем не так прост!

Я спросил посла, за кого же он будет болеть.

— Как за кого? — переспросил он.— У меня ведь жена англичанка.

Он кивнул на приветливо улыбающуюся (а от такого мы же отвыкли) англичанку.

— И за кого? — уточнил я.

— Когда у тебя жена англичанка, болеешь за англичан,— разъяснил посол и пожал плечами: как можно этого не понимать.

— А мне кажется, что, когда у тебя жена англичанка, болеешь именно за хорватов,— не удержался я.

На посла эта идея, по-моему, произвела впечатление. А его жена и вовсе развеселилась.

— Да, я подумаю… — после некоторого раздумья кивнул посол.— Пожалуй, я могу и согласиться… при определенных обстоятельствах…

Посол был дипломатичен. Да, это примерно то же, что сказать, что футболист был футболичен.

— Зато у нас сын болеет за хорватов! — обрадованно сказала англичанка. Вот, видите?!

Да, я уже пару минут видел на груди у юноши фотографию Модрича.

И парень с готовностью и даже просто восторженно закивал, едва услышав фамилию Модрич… Да, и правда оказался непрост. Пошел против семьи. И какой… Итальянской.

Встретил я и одного высокопоставленного сотрудника российского МИДа, который сам спросил меня, за кого я болею.

— За Англию,— признался я.— Жду финала Англия—Франция.

— Немного неполиткорректно… — вздохнул он.— Ведь Англия… Ну вы сами все знаете… Ну да ладно…

— А за Хорватию корректно? — возмутился я.

История с Домагоем Видой была слишком хорошо известна. Прославил Украину — ославил Россию… По-моему, примерно так…

— Да, и это тоже правильно,— вздохнув, согласился мой собеседник.— Тут с этой политкорректностью запутаешься. Не поймешь, за кого болеть…

— Но финал разве не должен быть Англия—Франция?

— Это да… — сразу сказал он, и уже мечтательно.— Представляю себе… Война Алой и Белой розы… Или нет, вернее Столетняя война…

Да, хоть кто-то тут отдавал себе отчет в том, каковы ставки в этой игре.

Но не все тут, в ВИП-зоне, пришли просто болеть, да и все.

— Футбол — это понятно,— сказал мне совладелец компании Coalco и президент Федерации дзюдо России Василий Анисимов.— Но не только же в нем дело. Я пришел коллектив увидеть…

Так я с тех пор и думаю над этой фразой.

Гол англичане забили очень быстро. Жена итальянского посла была совершенно счастлива, а вот их сын достал из-под стула водичку.

— Adidas-то слился,— сказал вдруг взявшийся откуда ни возьмись глава Bosco di Ciliegi Михаил Куснирович.— Три команды из четырех в полуфинале — в Nike!..

— А сегодня кто в чем? — вежливо уточнил я.

— Обе в Nike,— безжалостно кивнул господин Куснирович.

Он еще какое-то время понаблюдал за происходящим на поле и неумолимо продолжил:

— А майки хорватов сделаны в Грузии, вы знаете?

Нет, я не знал.

— И еще вот что,— добавил он,— по-моему, у одного еврея — абонемент. Вон в том углу… Он и на прошлом матче был там.

Действительно, слева от нас на трибуне напротив, опять, как несколькими днями раньше, казалось, абсурдно развевался израильский флаг.

Но нет, на этот раз можно было по крайней мере сказать, что он приветствует Биньямина Нетаньяху, который в этот день прилетел в Москву, встретился с Владимиром Путиным в Кремле (сначала хотел приехать на финал, но узнал, что в это время прибудет и Махмуд Аббас, и перенес визит на день полуфинала, а в Кремле ведь очень хотели, чтобы они наконец встретились, так как наконец встретились бы они именно в Москве) и пришел на игру в «Лужники», оставшись здесь, впрочем, одним из самых неприметных людей: со своего места в правительственной ложе не вскакивал, в перерыве никуда (на всякий случай?) не выходил…

Впрочем, здесь, в фойе, было несколько человек, про которых сразу можно было сказать, что они члены делегации. Как сказать? Не знаю, как сказать. Просто это было ясно.

— А от Adidas,— Михаил Куснирович стоял тем временем на своем,— на поле остались только мячи и судьи.

Хорватский и английский сектора были напротив друга, за воротами, и первые полчаса было слышно, по-моему, только их. Но на 37-й минуте очнулись (и, по-моему, некстати) и остальные трибуны:

— Рос-си-я! — раздалось.

Призыву, судя по событиям на поле, последовали прежде всего хорваты. Они сразу рванулись вперед.

Впрочем, когда мяч попадал к Домагою Виде, стадион начинал горестно и грозно гудеть, и не с начала матча, а к середине примерно первого тайма. И после первого раза всем так, по-моему, понравилось, что ему уже не давали покоя до конца игры. И я понимал, что эта всеобщая ненависть не может не влиять на этого человека, потому что физически была ощутима, ее потрогать можно было. И она его трогала. И когда он после каждого раза, когда мяч попадал к нему (по-моему, все реже и реже), зачем-то начинал пальцем показывать другим защитникам, чтобы они прикрывали то и это, то есть демонстрировал, что ему все нипочем и что он слишком занят событиями на поле, чтобы обращать внимание на весь этот белый шум,— в общем, становилось понятно, что парень, похоже, на пределе.

В перерыве после первого тайма (кто же знал, что их еще по крайней мере два будет) я увидел помощника президента России, отвечающего в том числе и за спорт, Игоря Левитина. Он спускался из правительственной ложи и сам сказал:

— Кажется, все нормально идет…

— Да,— сразу согласился я,— Англия давит…

— Да нет, я про то, что осталось два с половиной матча!.. — вздохнул Игорь Левитин.

Тут на трибунах показалась Ксения Собчак, и это было зрелище, сравнимое с футболом. То есть я не только про то, что на шее у нее болтался крохотный мячик с блестящими вставками (нет, я не настаиваю, что вставки, такие же как и на настоящих мячах, были бриллиантовые, а просто такие мячики большими и не должны быть).

— За кого? — спросила она.

Мне не составило труда ответить, что за Англию. В конце концов, мы и побеждали.

— А я за хорватов,— сказала Ксения Собчак.— Хочу, чтобы мы проиграли чемпионам.

Ну тут многие, кто был за хорватов, оправдывались этим.

— Но у них же Вида,— я возразил для вида.

— А, да,— согласилась Ксения Собчак,— но это он у них один вроде такой, и то, может, случайно попал…

Ее беспокоило другое:

— Там у них есть один, маленький такой, на фоне этих всех здоровых таких… Худенький… Как его?.. А, Моздрич! Вот этот Моздрич очень крут!

— А вы раньше на футболе были? — аккуратно поинтересовался я.

— Конечно! — воскликнула она.— Раз пять уже!

— Только на этом чемпионате? — удивился я.

— Не-е-ет,— покачала она головой.— В жизни. Роман Абрамович как-то приглашал… Ну и еще потом была… Тоже приглашали… Здесь не хотела идти. А тут я увидела футбол Россия—Испания. А я в бане была. То есть случайно увидела. И оторваться не смогла! Вот это игра была! И все, это меня надломило…

Мне сначала послышалось «разморило», но нет, «надломило».

Да, футбол произвел впечатление на Ксению Собчак. Баня, похоже, не так удалась.

Тут к нам подошел пожилой человек и попросил сесть на свои места, а то ничего не было видно ему из-за нас на поле.

— Вообще-то,— осуждающе сказала Ксения Собчак,— вы не вправе требовать этого от нас, пока игра не началась.

— Да уж минут пять как идет… — проворчал дедушка.

То есть он какое-то время крепился.

— А, и правда! — удивилась Ксения Собчак.— Бегают!

Скоро хорваты сравняли счет (забили ногой Перишича, которая оказалась на голову выше игроков Англии, а я все равно подумал о том, как много голов на этом чемпионате забивается головами разных людей), и я увидел, кто тут радуется голу больше хорватов. Это был сидевший в этом же ряду Данила Козловский. Он бешено аплодировал и не в силах успокоиться, не собирался садиться на свое место, когда все уже давно сидели. А вокруг него, между прочим, было подозрительно много хорватов… То есть он был без преувеличения святее папы римского. И видно же было, что абсолютно искренняя у человека радость.

Игра ушла в два дополнительных тайма, и я подумал, что хорваты уже третью игру подряд играют по 120 минут.

— Да это же невозможно! — говорил мне потом Владислав Третьяк.— Но теперь мы, кажется, понимаем, в чем тут дело!.. Но не будем об этом вслух!..

Хоть кто-то еще тут не был таким безоглядным любителем хорватов.

Я Данилу Козловского спросил в перерыве, что это он так энергично радовался за хорватов.

— Почему нет? — спросил он.— Ой, только не надо всего этого… Да, я за Хорватию!

Я поинтересовался, что он думает об этом как тренер. Он рассказал, что посмотрел уже семь-восемь матчей на этом чемпионате, и что Франция с Бельгией ему не понравились, и англичане тем более… Ушел в подробности… Да, они у него были…

— А вообще-то я не то чтобы даже за хорватов,— признался в конце концов, придумав, по-моему, наконец, как ответить, Данила Козловский.— Я за драму. Для меня как для тренера… Ну вы должны понять…

Вскоре драма превратилась в трагедию. То есть мне казалось уже, что она должна закончиться чьей-то гибелью. Манджукич забил гол. И это могла быть теперь гибель всей Англии.

И ведь наши в такой ситуации в игре с хорватами нашли в себе силы отыграться. И тоже, как англичане, первыми забили гол, а потом получили два.

Но англичане уже ничего не могли. Они вдруг стали вести себя как бельгийцы в игре с французами, то есть потеряли волю. И тут уже не было никакой сборной Англии. По полю не бегали даже, а ходили несколько англичан. И шанса пройти дальше у них не было.

Я этот гол застал в фойе ВИП-зала. Мне стало просто интересно, как живут те, кто может сидеть в этот момент на трибуне и видеть все своими глазами, и при этом стоит здесь и просит себе еще чашечку капучино без сахара.

И фойе оказалось забитым этими людьми. Они обсуждали прошлые и будущие встречи, свои заслуги и провалы других (тоже присутствующих, между прочим, на матче…), дамы делились (не в буквальном смысле слова) покупками… Им было неплохо, и когда Манджукич забил, то мне показалось, что он даже расстроил их: им надо было все-таки теперь переться на трибуны, потому что как ни крути, а в такой ситуации положено было…

С ума сходила хорватская трибуна, просто сходила с ума, и онемела английская, и для меня это было удивительно, потому что игра же не закончилась, а болельщики были так похожи на своих игроков, и кто тут был чьей теперь тенью?..

Но вот игра все же закончилась (и как же провидела ее Ксения Собчак!), из правительственной ложи встали премьер Дмитрий Медведев, поблагодарил хорватского коллегу (президент Хорватии не приехала, отдала билет своему заму), а тот, по-моему, даже не понял, кто тут и зачем перед ним, потому что просто бесновался на этой трибуне с хорватским шарфом в руках. Российских чиновников на трибуне в этот раз было очень мало, вернее почти не было, а хорватские все прибывали сюда, и ясно было, что идут уже просто все кому не лень и что уйдут не скоро, а чиновниками и правда могут стать теперь, после праздника в этой ложе с этими людьми…

И весь хорватский сектор за воротами никуда не уходил, хотя через четверть часа в раздевалку отправились даже игроки хорватской сборной, и не мог уйти ни один болельщик, потому что было некуда: куда же ты тронешься с места, где ты только что испытал самое большое (пока, еще же 15-е впереди) счастье в своей жизни?

Так что они все стояли тут и отчаянно радовались четырем детям от двух до пяти, которые выбежали на поле (судя по тому, как избирательно обнимались с ними и даже придирчиво брали их на руки футболисты сборной Хорватии, это были их дети) и с регулярностью раз в минуту забивали теперь по голу в эти невообразимо гигантские для них, великанские ворота…

И хорватский сектор каждый раз взрывался от нечеловеческой радости после всякого гола детей с такой силой, как после того гола Манджукича.

И англичане оказались те же дети… И их, о боже… Как детей…