Заведите доску
Как поверить, что посещения близких в реанимации полезны
На прошлой неделе в Государственной думе прошел первое чтение закон, который закрепляет за родителями право быть со своими детьми в реанимационных отделениях. Не дожидаясь принятия этого закона, московские власти открыли доступ родственникам пациентов во все реанимационные отделения городских больниц. Тем не менее медицинское сообщество расколото. Доктора пока опасаются пускать родственников в реанимацию. Аргументов против свободного посещения пациентов в отделениях интенсивной терапии пока находят больше, чем аргументов за.
Фото: фото из личного архива
Так было во всем мире. Каких-нибудь 50 лет назад в Америке и Европе родственники пациентов могли только сидеть под дверью реанимационного отделения и ждать, когда выйдет доктор и хоть что-нибудь сообщит о судьбе пациента, лежащего на аппарате искусственной вентиляции легких. Даже маленькие дети находились в реанимационных отделениях одни, без мамы — и это казалось нормальным.
Профессор Роланд Циммерман, один из самых авторитетных в мире хирургов-перинатологов, рассказывал мне, что помнит, как это было. Лет тридцать назад врачи Детского университетского госпиталя (Цюрих, Швейцария) водрузили в больничном конференц-зале обычную школьную доску, поделили пополам и принялись на одной половине доски записывать аргументы против, а на другой стороне доски — аргументы за то, чтобы пускать родителей в реанимацию к детям.
Аргументов против, вспоминает профессор Циммерман, набралось 84. Аргументов за — всего два.
Это и понятно: какой же профессионал в здравом уме и твердой памяти согласится, чтобы в его работу мешались посторонние, да еще такие психически неуравновешенные люди, как родители больных детей, находящихся в смертельной опасности.
Тем не менее цюрихские врачи тогда, 30 лет назад, нашли в себе силы повиноваться не профессиональному инстинкту, а гуманитарному. Они всерьез думали, что пускать родителей к детям в реанимацию — это вредно. И тем не менее договорились реанимацию для родителей открыть, но каждый месяц собираться на госпитальные конференции, чтобы обсуждать, что получается из этого гуманитарного эксперимента.
Ко всеобщему удивлению врачей Цюрихского детского университетского госпиталя, от месяца к месяцу, от конференции к конференции аргументов против на доске становилось все меньше, а аргументов за — все больше.
Опасались, что, будучи допущенными в реанимацию, родители принесут своим детям инфекции на руках и одежде, но выяснилось обратное: родители взяли часть ухода за детьми на себя, врачи и медсестры стали свободнее, реже забывали помыть руки, переходя от пациента к пациенту, и внутрибольничных инфекций стало меньше.
Опасались, что родители станут закатывать истерики и хватать врачей за руки в самый ответственный момент, но выяснилось — нет, наоборот. Присутствие рядом с ребенком дисциплинирует родителя, между родителями и медицинским персоналом устанавливаются доверительные отношения и рабочий контакт. Родители первыми замечают требующие вмешательства изменения жизненных показателей на приборах.
Год спустя, рассказывает профессор Циммерман, та сторона доски, что утверждала пользу нахождения родителей с детьми в реанимации, была испещрена доводами, а та сторона, что утверждала вред посещений, оказалась почти пуста. Доску убрали и больше не возвращались к вопросу о том, следует ли допускать родителей к тяжелобольным детям.
«Я понимаю опасения коллег,— говорит профессор Циммерман,— но повесьте в конференц-зале доску. Не доверяйте общественным активистам, ратующим за свободный доступ родственников в реанимацию. Не доверяйте депутатам и чиновникам, закрепляющим за гражданами право быть в трудный момент со своими близкими. Не доверяйте даже научным журналам. Повесьте в конференц-зале доску и записывайте на ней свои наблюдения. Через год вы сами станете сторонниками открытых для родственников реанимаций».