Ольга Филина — о том, как музейное дело становится личным

С завидной регулярностью в стране открываются самодеятельные, или, как их называют, «народные» музеи. Серьезного дохода они не приносят, но растут как грибы: сегодня едва ли не в каждом городе есть свои «народные» экспозиции. Выросшие из личной инициативы, оперирующие содержанием «бабушкиных сундуков», поддерживаемые энтузиазмом создателей и поклонников этого нового музейного жанра, они сохраняют в нашей жизни то, что безразлично государству, но очень важно для людей: дух времени, любовь не к пафосному «историческому прошлому», а к его теплому, семейному измерению. Как ни странно, но для многих именно это измерение дает опору в турбулентном настоящем, становится реальной, а не насаждаемой сверху скрепой. Ведь ничто так не соединяет, как общая память и родной дом. К феномену присмотрелся «Огонек»

Моде на неформальные музеи уже десять лет.

— Во второй половине 2000-х Россию охватило особое поветрие, разом появилось множество таких низовых проектов, только одних музеев «социалистического быта» порядка 25 штук,— рассказывает Роман Абрамов, замзавкафедрой анализа социальных институтов факультета социологии НИУ ВШЭ.— И за прошедшие 10 лет это явление, конечно, очень повлияло на отношение людей к истории в нашей стране.

Народные музеи, которые устраивают на собственные деньги энтузиасты, бывают очень разными: кому-то важно «остановить мгновенье» и он любовно собирает обломки ушедшей эпохи, как, например, создатели Музея индустриальной культуры в московских Кузьминках. Кто-то, наоборот, готов иронически отнестись ко времени своей юности, переосмыслить его в новом контексте и вписать в современность — таков Музей социалистического быта в Казани, основанный журналистом, когда-то близко общавшимся с рок-тусовкой 70–80-х. Кто-то честно признается, что задумывал все как коммерческий проект, и не более. Однако объединяет эти инициативы одно: они демонстрируют желание общества сохранить то, что совершенно безразлично государству.

— Создатели этих музеев ни в коем случае не противопоставляют себя официальной «политике памяти»,— считает Мария Мацкевич, старший научный сотрудник Социологического института РАН.— Но самим фактом того, что они существуют параллельно государственным музеям и культам, не соотнося себя с ними, они доказывают простую истину — наше общество имеет свои отношения с историей и нуждается в ней на бытовом, человеческом, а не только идейно-пропагандистском уровне.

Водораздел между «народным» и государственным музеем проходит по линии быта.

Если официальному хранителю древностей интересно все духовное и малоинтересно все низменное, телесное, то его неофициальному двойнику как раз важна материя — предметы, запахи, обстановка. Народный музей тем более успешен, чем более напоминает аттракцион, погружающий в эпоху, где все можно потрогать, опробовать и использовать. По-видимому, в России, где каждая очередная революция сметает остатки прошлого быта, эти народные «якори повседневности» выполняют важную компенсаторную функцию, напоминая, что история нашей обыденной жизни началась не вчера, идет не из ниоткуда и не исчезнет бесследно. Ее хранителем и последним гарантом выступает само общество — что особенно ценно.

— И конечно, эти музеи в равной степени обращены к настоящему, как и к прошлому,— рассуждает Мария Мацкевич.— Они воссоздают ту атмосферу, тот жизненный мир ушедшей эпохи, которых человек не находит сейчас, хотя и нуждается в них. Очень часто это ностальгические музеи. Что привлекает нас в старом быте? Есть, наверное, две основные вещи — это стабильность, понятая как предсказуемость, и человечность отношений, эдакая теплота. Вопреки распространенному убеждению, что Россия — остров стабильности, наша реальность крайне непредсказуема: каждый следующий день может быть беспощаден и к предметам, и к людям. А здесь, в народном музее, все и всегда останется на своих местах.

При виде старых столов под абажурами, забытых прописей или бабушкиного комода возникает тот целительный эффект присутствия в семейном кругу, ради которого люди тоже готовы идти в такие музеи. Заметим: согласно последним исследованиям Института социологии РАН, в современной России социальный капитал — возможность обратиться за помощью к друзьям, чувство плеча — один из самых драматично убывающих ресурсов. Отношения становятся такими же недолговечными, как наскоро сколоченная мебель, меняющаяся по прихотям моды. И раз не получается их сохранить в реальности, можно хотя бы музеефицировать ту обстановку, в которой — кажется — и чувство плеча, и доброе обхождение были возможны.

Ольга Филина