Иван Волонихин познакомился с летчиком-разведчиком, прошедшим две войны

«Годы пытаются взять свое, но я занял круговую оборону»,— смеется Николай Иванович и решительно направляется к спортивной площадке в Тульском городском парке. На следующей неделе летчику из разведывательного авиаполка — 95

Турник два раза в неделю — важная часть графика Николая Ивановича Кульпова, найти в котором свободное время — та еще задача. Вот и сейчас: на площадку ветеран идет сразу после встречи со школьниками, поэтому подтягивается на перекладине Кульпов прямо в кителе.

— Идем на рекорд,— шутит он, отдуваясь.— Если по пути не развалимся, еще орден дадут.

Ни иронии, ни самоиронии ему не занимать. Характер такой: то анекдот (из тех, что на грани) загнет, то юную спортсменку смутит приглашением на свидание. Что ни говори, а невозможно поверить, что Николаю Ивановичу на следующей неделе 95 и за его плечами две войны: Великая Отечественная и та, о которой рассказывать долгие годы было нельзя,— корейская, 1953–1956 годов.

— Троих товарищей я на ней потерял, все числились как погибшие при выполнении спецзадания: официально-то нас там не было,— мрачнеет Кульпов.— Вот этот орден Красного Знамени у меня как раз за Корею. В прежние времена на 9 Мая всегда дилемма была: надевать или нет? Вроде награда заслуженная, а если кто расспрашивать примется — что отвечать?..

«Профессию за меня война выбрала»

В крестьянской семье Кульповых из села Погорельцы под Кинешмой росло 10 детей — даже по довоенным временам немало. Николай родился четвертым после трех сестер, и мужская доля на его плечи легла с детства. После школы поступил в техникум: в краю ивановских ткацких фабрик инженеры по наладке оборудования — на вес золота: были все шансы сделать карьеру. Но судьба решила иначе.

Еще по ходу учебы в техникуме Николай Кульпов окончил курсы Осоавихима: сказалось массовое увлечение авиацией в 1930-е. С началом войны засобирался на передовую, но военкомат рассудил иначе: Кульпова отправили на переобучение — с простеньких «этажерок» на более современные самолеты.

— Летали на Р-5, потом на скоростном бомбардировщике СБ,— вспоминает он.— Вот его нравилось пилотировать — мощный, двухмоторный, очень послушный в управлении. Но оказался уязвимым: даже если по касательной задело, как спичка вспыхивал.

Все изменил ИЛ-2. Бронированный штурмовик с внушающей страх огневой мощью наши летчики ласково называли «горбатым» за линию фюзеляжа, немцы же — «черной смертью». На ИЛ-2 Кульпов налетал 14 часов 40 минут, после чего ему присвоили звание младшего лейтенанта и направили в 206-й отдельный корректировочно-разведывательный авиаполк на Калининский фронт, затем в Белоруссию.

— Задача была — проводить аэрофотосъемку переднего края немцев,— вспоминает мой собеседник.— Что плохо — разведчик с включенной фотоаппаратурой не имеет права маневрировать — будет разрыв фотосъемки, а начальство за такое не жалует. Ну и как уходить от истребителей или огня зениток? Летишь и думаешь — хоть бы немцы прошляпили нашу авиаразведку. Порой возвращался с таким решетом вместо крыльев, что техник за голову хватался — как ты вообще дотянул?

Лейтенант Кульпов вылетал и на корректировку артиллерийского огня по ходу операции «Багратион» (освобождение Белоруссии). Контрбатарейная борьба шла куда эффективнее, когда летчики сверху, в прямом эфире сообщали об огневых точках противника. А чтобы разместить на самолете мощную радиостанцию, жертвовали одним баком горючего.

— Артиллеристы открывают огонь, штурман мой вводит поправки — север 5 или восток 10. А мы все это время висим над одним квадратом. Я кричу — горючее на исходе, второго-то бака нет. А штурман: потерпи, еще три контрольных дадут на поражение и домой,— тут фронтовик показывает пожелтевшую карточку из фотоальбома: на ней он с товарищами идет по аэродрому после вылета на задание.— Болтаешься над линией фронта и ждешь, пока прилетят фрицы и собьют. А награждали нас, в отличие от истребителей, по остаточному принципу. Скажем, представляли к ордену Красной Звезды, дали — Отечественной войны I степени. А все же 20-летние и горячие, всем хотелось показать, какие мы герои с орденами!

Первый раз его сбили на седьмом боевом вылете: Кульпов получил несколько легких ранений, но смог посадить самолет в расположении нашего противотанкового артполка.

— Садился на брюхо, при посадке рассадил себе лоб о прицел. Пока перевязывали да отпаивали от стресса-то, командир батареи говорит: «Вас, летчиков, шоколадом кормят, но я не завидую. Вас же сбивают, как куропаток!» А я в ответ: «Вы, артиллеристы, хотя и боги войны, но пушки тягаете на руках и в грязи вечно по уши, а мы два-три часа под огнем, зато потом моемся в душе, а за ужином нас официантки обслуживают. А вот шоколадом нас не кормят — это все клевета». А через 25 лет после войны нос к носу столкнулись на День Победы в парке Горького. Узнали друг друга, изумились, что живы, ну и, разумеется, по 50 грамм...

На войне женатых нет, все холостые

«Сегодня вот встреча была со школьниками, у нас это традиция такая — каждый год накануне 22 июня. Товарищи мои ветераны, кто жив еще, сидели, рассказывали, как выходили из окружения, как мерзли в окопах и горели в танках, как стреляли, как бомбили. А я дай, думаю, похулиганю»,— Николай Иванович хитро улыбается.

— Решил я рассказать ребятам про любовь на войне. Смотрю, оживление: видать интересно стало, что этот склеротный дед может поведать. Прилетели мы в Каунас на новый аэродром, поселили нас в большом доме у какого-то богатого музыканта. Сидим в столовой, ждем обеда. Любуемся — внутри дома лепнина, статуи мраморные, канделябры на рояле стоят. Никогда еще в таких условиях не жили. И тут мой штурман толкает меня локтем в бок: «Никол, смотри какая деваха!» Я обомлел: красавица — глаз не отвести, высокая и стройная, с косой до пояса, глазищи синие-синие. Да, думаю, не про нашу честь. У нас командир эскадрильи Женя Васильев такой ловелас был, что держись. В войну ведь все холостые, женатых нет. И тут девушка эта прямо возле моего стола как грохнет поднос с тарелками! Я подскочил, бросился помогать собирать осколки, а она все шепчет — извините, спасибо, извините, спасибо. И убежала. Мои надо мной хохочут: «Коля, это она на тебя засмотрелась и без обеда нас оставила!» Тем же вечером устроили танцы перед домом. Вышел хозяин-музыкант с аккордеоном, стал играть. Я, не будь дураком, эту девушку сразу пригласил на танец. Один раз, другой. Тут подходит комэска и собирается забрать ее у меня, чтобы повальсировать. Я в сторону отошел — не будешь же нарываться на конфликт со старшим по званию. Да вот только девушка с ним танцевать не пошла и юркнула обратно в дом. Васильев сердито на меня зыркнул, а штурман и говорит — ну тебе несдобровать. Однако ж обошлось: он отходчивый был, Женя наш. А через пару дней нас перебросили на другой аэродром базирования, и с девушкой той мне увидеться больше не удалось.

Недружественный огонь. Влетело от своих

Второй раз Кульпова сбили в латвийском небе. Обычное задание: разведать и сфотографировать немецкий аэродром. Выйти точно на цель удалось с третьего раза, включили фотоаппаратуру. Не стреляла ни одна немецкая зенитка, что сразу насторожило летчика с боевым опытом — значит жди фашистских асов-истребителей. Штурман уже показал правый разворот и уход в сторону дома, когда из-за облаков вывалились «мессершмиты».

— Чувствую — дырявят мой самолет, кто во что горазд. Пошел резко на снижение. У меня уже консоли и элероны отбиты. Тут еще два «фоккера» нарисовались. И начинают меня гонять, как зайца, атакуют один за другим. В кабине приборы уже побиты, я аж вжался в стенку. Они сверху висят, а я могу только кулаком грозить — ведь кабы немцы вперед меня зашли, так там у меня хватает огня. Но и они это отлично знают, не дураки. И вот тяну потихоньку в сторону своих, как вдруг, я даже не понял откуда, удар и взрыв, а потом опять взрыв. Датчик температуры жидкости в двигателе прыгает вверх, я понимаю, что движку моему хана, и решаю прыгать с парашютом. Пытаюсь открыть фонарь — тот не открывается, в стык фонаря и обшивки вошел снаряд. Ну, думаю, отвоевался. Еще мелькнула мысль: мол, мало вреда успел сделать немцам. Во какой патриот был!

Густой хвойный лес неожиданно закончился, показался хутор с большим яблоневым садом. На этот сад Кульпов и умудрился как-то посадить свой продырявленный со всех сторон ИЛ-2. Едва самолет коснулся земли, как хвостовая часть, вся избитая и в дырках, перелетела через кабину далеко вперед. Кое-как отстегнулся от парашюта и выбрался из кабины, подивился, что не рванул бензобак, огляделся и в каком-то шоковом состоянии нарвал яблок, благо в конце августа их там было море. Только через несколько минут осознал, что остался в живых.

— Я и не знал, с какой стороны фронта сел, потерял ориентиры. На всякий случай вынул из кобуры пистолет, смотрю — латыши с хутора из-за угла на меня как-то недобро смотрят. Как вдруг вижу: по дороге идет какой-то вояка, издалека непонятно — фриц или наш. Пригляделся, а у него за плечами ППШ — наш автомат-то. Отлегло. Тот говорит: «А мы видели, что вроде летчик-то с парашютом выпрыгнул».— «Да летчик-то я, а то прыгнул штурман». Ну, думаю, молодец Алешка, что выпрыгнул.

Штурман Алексей Сорока числился без постоянного командира и все время просился на боевые вылеты. После того боя он считался погибшим, так как найти его на земле не удалось. Очевидцы рассказали, что, когда штурман спускался на парашюте, его в упор расстреливали немецкие самолеты. Только через месяц пришло от него письмо в полк. Ему фантастически повезло — приземлился на копну сена рядом с дорогой, а там проходил санитарный обоз, и ему сразу оказали медицинскую помощь. Правда, ногу хирурги были вынуждены ампутировать. Самому Кульпову тоже досталось: несколько недель лечился потом в госпитале. Но кассеты с отснятыми пленками доставил в штаб.

— И знаете, что оказалось? Самые серьезные повреждения мой самолет получил не от немцев. Это наши зенитчики целились по немцам, а влепили прямо по моему самолету, представляете?! Наши! Свои! Ну я претензии им, конечно, не предъявлял. На фронте всякое бывало.

Пендель от товарища Сталина

— Под Шауляем это случилось. Возвращался с длительной разведки, у меня горючего уже не осталось фактически, буквально на парах керосина добирался. Поэтому как увидел полосу — сразу же по прямой и сел. Только вижу, как сзади тень от другого самолета промелькнула, я из-под него вынырнул, подрезал, так сказать, и тот вынужден был уйти на второй круг. Выбрался из кабины на крыло, снял парашют, смотрю: тот ЯК-3 тоже сел. Стою возле самолета своего, ругаю штурмана за то, что тот заплутал на маршруте, и тут мне по заднице прилетает такой увесистый пинок. Оборачиваюсь — стоит молодой летчик в рыжеватой кожаной куртке и сердито так на меня смотрит. Я сразу кладу руку на кобуру на всякий случай — мало ли, псих какой-то. А за его спиной мой командир и ребята из нашего полка руками мне машут, мол, давай тикай быстрее отсюда. В штабе уже мне объяснили, что это был Василий Сталин. Его полк как раз только перебазировался на наш аэродром, и я перешел дорогу сыну самого вождя народов. Я стою ни жив ни мертв. Но, на удивление, никаких последствий для меня потом не было. Более того, уже в 1948-м как участник авиационного парада над Красной площадью на первых реактивных самолетах ЯК-15 я получил грамоту от тогдашнего командующего ВВС Московского округа Василия Сталина. Наверное, простил мне ту дерзость. А может, и не вспомнил имя даже. Говорят, что вспыльчивый был, но отходчивый.

На ужин — лягушки с гречневой кашей

В боях за Восточную Пруссию лейтенанту Кульпову посчастливилось воевать вместе с летчиками легендарного полка Нормандия — Неман. Оказавшись рядом с французскими асами, он поначалу оробел и старался держаться в сторонке. Однако уже после нескольких боевых вылетов под прикрытием французов настороженность в отношениях ушла, уступив место уважению и даже восхищению.

— За французами мы себя чувствовали как за каменной стеной. Опытные летчики, настоящие асы, а дрались как черти. Они настолько прониклись ненавистью к фашистам, такие были патриоты за освобождение Франции, что каждый их летчик, как увидит ораву «юнкерсов», так сразу же лезет в драку!

Николай Иванович вспоминает, что французы очень сильны были именно в одиночных боях. Для них каждая воздушная дуэль считалась вопросом чести. Но некоторых из них именно это и погубило: из-за отсутствия опыта боевых действий в составе группы летчики Нормандии несли лишние потери. Со временем французы переняли тактику советской авиации, когда молодые летчики отправлялись на боевое задание исключительно в паре с ведущим, который только и имел право сбивать самолеты противника.

— Каким же нужно было быть патриотом, чтобы проехать тридевять земель через половину земного шара, через Таиланд, Дальний Восток, через всю нашу Сибирь и здесь бить немцев!

Наверное, они понимали, что освобождение Франции зависит от положения дел именно на русско-немецком фронте.

Перед первым контактом с французами советских летчиков предупредили в политотделе, что, мол, союзники союзниками, но не забывайте, что они из капиталистической страны, поэтому лишнего не болтайте и вообще держите ухо востро.

— Мы ожидали увидеть надменных, чопорных офицеров, а оказалось, что это такие же, как мы, доброжелательные и веселые ребята, с которыми запросто можно пообщаться вечером в столовой. Ну насколько позволяло знание языков. А еще, не буду скрывать, мы учились у них элегантности, такой приятной обходительности, хорошим манерам. Прийти в столовую в пыльных сапогах — да боже упаси! Они очень внимательно всегда выслушивали технический персонал, с огромным уважением относились к нашим механикам. А как красиво они ухаживали за нашими женщинами, с какой грациозностью приглашали на танец во время наших вечерних посиделок! Вот на таких мелочах и деталях мы у них учились, впитывали, как губка, тонкости зарубежного этикета.

Единственное, что омрачало быт французских летчиков,— неизменная на ужин гречневая каша. Сказать, что французы ее невзлюбили, это ничего не сказать, они ее ненавидели всеми фибрами души. А заменить-то практически нечем! Кульпов вспоминает, что от отчаяния наши повара готовы были даже наловить лягушек в соседних болотах, чтобы разнообразить рацион французов, но в итоге ситуация благополучно разрешилась сама собой: гречку удалось заменить на более привычную французам картошку.

Дружба с французами растянулась на долгие годы: недавно Николай Иванович в очередной раз летал в Париж на торжественные мероприятия, посвященные полку Нормандия — Неман.

— После парада и салюта повезли нас смотреть их новые военные самолеты. Надо сказать, что толковая у них авиапромышленность. Посадили меня в кабину истребителя: никаких приборов там нет — только три монитора. Какие тебе нужны данные — все высветится. А мы в свое время учили полсотни с лишним приборов и рычагов. Я когда стал командиром эскадрильи, то на экзамене летчику завязывал глаза, сажал в кабину и задавал вопросы: где находится этот прибор, где тот. И он должен мне вслепую все это показать. Только после этого я допускал до полетов.

Фотография городских достопримечательностей

Медалью «За взятие Кенигсберга» Николай Кульпов гордится особо. Тогда ему пришлось проводить аэрофотосъемку не просто отдельных объектов-целей, а целого города. Он совершил 38 боевых вылетов, чтобы в точности зафиксировать укрепления фортов и ключевые здания древнего Кенигсберга.

— Немцы говорили: никогда Красной Армии не взять Кенигсберг. И у них были основания для самоуверенности: сильнейшие укрепления, водные преграды со всех сторон, запас боеприпасов на три года, гарнизон в несколько тысяч человек, зенитки, танки и орудия на каждом перекрестке. Мы там излазили, исследовали и сфотографировали все до мельчайших подробностей.

В течение нескольких недель военные инженеры вместе со столярами и художниками создавали копию Кенигсберга в миниатюре по фотографиям Кульпова и его боевых товарищей. На площадке в 35 квадратных метров в масштабе 1:5000 воспроизвели все немецкие линии обороны с привязкой к рельефу и городским улицам, а затем на этом макете отрабатывали взаимодействие всех родов войск до полков включительно, а в отдельных случаях и отдельных штурмовых отрядов, которым отводилась решающая роль во взятии цитадели.

— К марту 45-го уже было понятно, что война идет к концу. Погибать перед Победой, конечно, никому не хотелось. Поэтому я думаю, что те наши фотографии помогли сберечь жизни простых ребят-пехотинцев. Кстати, на встречах ветеранов мы с ними часто пикируемся. Они мне говорят: «Коля, ты такой живчик, и ноги у тебя не болят, и танцуешь до сих пор». А я им в ответ: «Ребята, не обижайтесь, но вы до Берлина на пузе ползли, а я на самолете летел, вот и сберег свой жизненный ресурс!»

Невыгодный бартер

9 мая 1945 года старший лейтенант Кульпов встретил в Литве, где крупная группировка немцев прорывалась из окружения. Его эскадрилья бомбила порты Пиллау (ныне Балтийск) и Либау (Лиепая): немцы хотели морем перебраться в Швецию или Финляндию. Когда в 4 утра началась сумасшедшая стрельба, то первой мыслью было, что фрицы прорвались к аэродрому. Летчики бросились к своим самолетам и только через несколько минут поняли: это победные залпы.

— Понятное дело, что нужно отметить. Но как? Выпивки-то нет. Сунулись было к литовцам-хуторянам, но те запросили доллары почему-то. Пришлось заняться бартером. Я из Германии в бомболюке вывез трофейный мотоцикл DKWNZ (такие мотоциклы уже под маркой ИЖ стали выпускать в послевоенном Советском Союзе на оборудовании, вывезенном с заводов в Германии в счет репараций). Ребята-механики собрали этот мотоцикл, ну я и поменял его на четыре ведра самогонки, как сейчас помню. И вот столы накрыли, достали все, что хранилось в закромах, только сели — тревога. И нас отправили патрулировать Балтийское море, береговую черту вплоть до Рижского взморья. Целый день мы там носились. Только на аэродром вернешься, тебя заправляют и снова на патрулирование. И так несколько вылетов за день.

В общем, когда вернулись уже ближе к ночи, от той самогонки уже и капли не осталось,— хохочет ветеран.— Вот и получилось, что первую свою иномарку сменял я на банкет для однополчан.

Война под грифом «секретно»

В 1950-м Николай Кульпов служил в войсках ПВО, осваивал новую технику — тогда только-только поступили на вооружение реактивные самолеты МИГ-15. Неожиданно поступил приказ: разобрать самолеты (там были съемные крылья) и готовиться к переброске на Дальний Восток. Добрались до Мукдена в дружественном тогда Китае. Когда приказали сдать личные документы, Кульпов понял, что вот-вот начнется.

— Всего в Корее у меня 54 боевых вылета, довелось поучаствовать и в том самом массовом воздушном бое в сентябре 51-го, который американцы назвали «черным вторником» после потери сразу 14 своих самолетов. Наши самолеты тогда превосходили американские по нескольким параметрам. Да и опыт у нас был боевой — мы еще не успели остыть после Великой Отечественной.

За бои в корейском небе Николай Кульпов был награжден несколькими орденами и медалями. Стал командиром авиазвена, затем командиром эскадрильи. Во время одной воздушной дуэли столкнулся с падающим американским истребителем, сумел катапультироваться и вскоре отправился обратно в СССР работать инструктором и обучать молодых летчиков. Попутно осваивал СУ-7 и перегонял самолеты из Комсомольска-на-Амуре в европейскую часть страны. В 60-е попал под сокращение армии при Хрущеве, который решил, что стране не нужно так много военных летчиков, когда на вооружении появились ракеты. Кульпов же просто не мыслил себя без неба и авиации.

— Я даже и в гражданский воздушный флот пытался устроиться работать. Летать любил больше всего на свете, как на праздник ходил на полеты. Для меня это главное — на чем угодно, лишь бы летать. Ведь сколько раз и сбивали меня, и двигатель отказывал на испытаниях новых самолетов, и тормозной парашют запутывался. Уж из каких только передряг я не выбирался живым и невредимым — аж оторопь берет, когда начинаешь задумываться об этом. Раза три или четыре точно, будто в рубашке родился. Я всю жизнь удивляюсь: кто же это меня так бережет. Видно, какой-то мой ангел-хранитель сильно за меня хлопочет.

Секрет его молодости

Два его сына уже пенсионеры, внуки разменяли пятый десяток, а 19-летняя правнучка недавно приходила со своим ухажером, чтобы познакомить с Николаем Ивановичем. А Кульпов все так же не теряет бодрость духа и каждое утро отправляется за родниковой водой, чтобы потом с пятилитровыми баллонами в руках взлетать на свой пятый этаж.

— Я ведь когда вышел в отставку и получил эту квартиру, то спросил военкома: «Неужели я не заслужил перед Родиной ничего получше? Что же вы меня отправили на пятый этаж без лифта?» А тот отвечает: «Вы высоко летали, высоко и живите». И, знаете, сегодня я не в обиде. За прошедшие годы я так натренировался, что и теперь ежедневно несколько раз спускаюсь и поднимаюсь на свой пятый этаж безо всякой одышки. Всю свою жизнь я на ногах: с детства, когда с лошадьми возился, на военной службе, да и по сей день на даче стараюсь вкалывать до изнеможения. Я не лентяй и никогда не берег себя в работе. А ел всегда самую простую деревенскую пищу. Поэтому у меня и с легкими, и с сердцем, и с сосудами гораздо лучше, чем у большинства 70–80-летних. Самое главное: движение — жизнь. А еще никогда не надо никому завидовать или впадать в уныние, наоборот, нужно относиться ко всему с юмором и улыбкой. Может, в этом и весь нехитрый секрет долголетия.

Иван Волонихин, Тула