Социолог Элизабет Шимпфёссль рассказала о самоидентичности сверхбогатых русских на Западе Александру Аничкину

Книга Элизабет Шимпфёссль «Богатые русские: от олигархов к буржуазии»* еще до появления на прилавках экспертами оценивалась как событие нерядовое. «Огоньку» удалось поговорить с автором исследования

Про наших супербогатых на Западе пишут много. Однако книга австрийского ученого, работающей сейчас в Британии, необычна, даже уникальна, по нескольким позициям. Во-первых, ее основу составляет восемь лет прямых интервью с объектами исследования — самыми богатыми и влиятельными людьми современной России и членами их семей. Второе: автор сознательно уходит от соблазна поместить олигархов в некую политическую систему координат — сторонники/противники, за/против власти. Автор смотрит на них как на социально-психологический тип, с социальной позиции, исследует как вид, пытаясь найти общие черты, увидеть, как они изменились за последние годы — и вместе с ними и вся страна.

Книга Элизабет Шимпфёссль структурирована строго академически: главы охватывают историю обогащения олигархов, трансформацию «новых русских» от вульгарного шика к респектабельной легитимности, историю их семей, увлечение благотворительностью, конфликты поколений, отношения между мужчинами и женщинами и, конечно, вечный вопрос — сравнение России и Запада. Это и социально-экономический портрет российского класса супербуржуа, но в то же время и философский и психологический трактат, с отсылками к популярным в нынешнем глобальном дискурсе идеям и авторам. Причем с такими образами и ситуациями, которые легко дадут пищу фантазии писателя.

Эксперты единодушны: работа австрийского исследователя станет ключевым источником информации по современной России. Именной указатель, по английскому алфавиту от A до Z, включает «всех» — от Абрамовича до Зюганова, и между ними, конечно, Березовского, Ходорковского и даже Дмитрия Киселева. Многие из собеседников согласились говорить с автором прямо, с указанием собственных имен и фамилий, другие — только на условии анонимности.

При всей «фундированности», как говорят в ученом кругу, это компактный продукт для такого рода академических исследований. Несмотря на богатство оригинального материала, который хорошо просматривается за текстом, в нем «всего» 200 с небольшим страниц. При этом анализ и выводы математически точны и академически беспристрастны. Эмоции, политические оценки — это остается за полями издания. Работа финансировалась научными фондами Британии и Австрии.

Каково это, исследовать русских олигархов, «Огонек» выяснял у самой Элизабет Шимпфёссль.

— Откуда у вас возник интерес к этой теме? Вы ведь из Австрии, начинали в Министерстве иностранных дел, вроде впереди была стабильная спокойная карьера?

— Да, но интересы, страсть к исследовательской, аналитической работе оказались сильнее…

— Интересы? Так чем интересны богатые русские? Деньги и могущество?

— Да нет, интересы были типично социологические. Мне были интересны изменения в социальном составе, психологии, поведении, манерах. Как это все происходило в постсоветский период. Все-таки это уникальное поколение. В истории такого еще не было — образование нового слоя после распада многодесятилетнего советского строя. Нельзя было это пропустить.

— Восемь лет наблюдений, интервью, размышлений. Но откуда такое странное название — «от олигархов к буржуазии»? По определению, олигархи — это те немногие, кто имеет власть, ноль целых несколько сотых процента. И с тех пор, как олигархи действительно имели власть в России после Советского Союза, например во время избирательной кампании Ельцина 1996 года, во время так называемой семибанкирщины, многое изменилось. Сейчас, например, словосочетание «русский олигарх» на Западе не воспринимается как независимая единица, а воспринимается как нечто, во всем подчиненное власти, действующее по ее распоряжению. На них смотрят, как на «орудие Кремля» и ничуть не больше.

— Насчет «буржуазии» я поясню. Но сначала об «орудии Кремля». Это и так и не так. Возможно, такое утверждение имеет основание, если говорить о политике. И нельзя всех равнять под одно. Если взять социальную и культурную сферу, то у меня нет сомнения, что олигархи, эта группа супербогатых людей в России, имеет огромное самостоятельное влияние и оказывает воздействие на общество, причем не скажешь, что однозначно отрицательное. Есть немало интересного. И потом, я же писала не политическую книгу. Мне главным образом были интересны личности, что ими движет, как они себя ведут, как думают.

— И как? Что ими движет?

— Россия. Любовь к своей стране и стремление что-то для нее сделать.

— Правда?

— У меня постепенно сложилось такое впечатление, что для многих деньги и власть, могущество отошли — или отходят — на второй план.

— В этом вы видите «буржуазность»?

— Да, но тут нужны пояснения… Возьмите, например, бесконечные «поиски прошлого», реконструкцию истории.

— Ну да. Но это ведь не только про финансирование музеев, больших культурных мероприятий, реставрацию исторических зданий, храмов? Здесь явно нечто более широкое? Вы пишете, что нынешний олигарх — не то, что еще 20 лет назад, когда все принялись разыскивать — или покупать — себе благородные корни...

— «Романовская» мода не исчезла — это хорошо видно по той популярности, которой пользуется все, связанное с царской семьей. Но в последние годы появилась и усиливается совсем другая мода. Сейчас все чаще упирают на происхождение из советской интеллигенции — ученых, учителей, инженеров.

— То есть это такой нормальный процесс, когда люди идут от сознания своей особости к поискам своей встроенности в общество? Если так, то советская интеллигенция — моральный компас в обществе, так что это даже неудивительно… Удивительно, что класс супербогатых и просто богатых ищет в себе моральные ориентиры. Это как-то неожиданно.

— Нет, в этом своя логика. Не случайно в России так много говорят о традиционных ценностях. Получается, что ближайший источник, если мерить историческими категориями, это советская интеллигенция. В нашем контексте это означает самоидентичность: люди культурные, высокообразованные, с верностью идеалу почитания и продвижения русской культуры (скорее чем идеалу служения народу, трудовой этики, принципиальности, честности, но это не важно). Некоторые вполне видят свою задачу в моральном лидерстве.

— И где здесь буржуазность?

— Так в этом и есть движение от того, чтобы сосредоточиться большего всего на накоплении капитала к тому, чтобы чувствовать себя легитимно в своем статусе и в своих привилегиях (которые они хотят передать своим потомкам). То есть все те качества, которые присущи буржуа.

— Значит, наши олигархи становятся постепенно нашими буржуями с реконструированной интеллигентной историей? Помните, Хемингуэй в своем мемуарном романе смеялся над утверждением Скотта Фицджеральда, что богатые — совсем не такие, как все остальные. Хемингуэй отвечает: да, у них просто много денег… Пусть они хотят быть как все. А как же тогда быть с классовой особостью супербогатых?

— Она не исчезает!

Что мне стало ясно из многих интервью: у них есть глубокое осознание этой своей особости, этакое классовое сознание, если хотите. Но им нужно и ощущение морального превосходства. А чем его подкрепить? Для этого и нужна реконструкция семейного прошлого.

Пусть у Хемингуэя это была насмешка над наивностью Скотта Фицджеральда, но раз уж они чувствуют себя моральными лидерами, которые выше народа, богатые русские хотят верить в свое превосходство и в том, откуда они. И тут они забывают о других мифах (что они сделали все и своими собственными силами), а вспоминают, что родились в советской интеллигенции. В каком-то плане интеллигенция в России играет ту роль, которую играет старая буржуазия на Западе. Вольно-невольно такая самоидентичность требует и некой социальной ответственности.

— Ответственности? В чем? Перед кем или чем?

— Перед страной, ответственность за ее будущее. Можно так сказать? Отсюда новое увлечение филантропией. Настолько сильное, что из разговоров с некоторыми олигархами у меня сложилось впечатление — им надоело заниматься бизнесом. Некоторые говорят о бизнесе чуть ли не с пренебрежением. Сильно стремятся к тому, чтобы найти более глубокий смысл в жизни. Это, конечно, связано и с тем, что первое поколение стареет и приближается — как мы все — к смерти.

— Но есть ведь и другая сторона. Как быть, например, с вскрытием разных схем по уводу денег за границу, с угрозой попасть под санкционные меры, вплоть до конфискации имущества и замораживания банковских счетов? В начале этого года нашумел фильм «Макмафия» о превращении «чистого» олигарха российского происхождения в короля мафии: коррупционное болото затягивает и в итоге олигарх действует совсем по иным законам, чем буржуа, покорный закону и правилам…

— Это тоже есть, но и остального не отнять.

— Ну хорошо, давайте попробуем нарисовать композитный портрет современного русского олигарха. По вашей книге получится очень богатый, очень осторожный в политике, слегка депрессивный, не слишком интересующийся своим же бизнесом, увлеченный филантропией. И еще высоко ценящий культуру и интеллигентность. Это так?

— Примерно так!

— Кто был самый интересный из ваших собеседников?

— Давид Якобашвили. С ним было и трудно, и потом интересно, и даже смешно. Причем он типичный пример: в 1990-е создал свою компанию «Вимм-Билль-Данн» и бизнес был для него все. Когда мы с ним встретились на интервью в 2009 году, он мне показался чуть-чуть грустным. Надоели ему некоторые вещи, например говорил о том, что уже давно ему не интересно путешествовать, зато любит ездить на мотоцикле. А потом начал заниматься своим музеем. Может, этим оживился. В любом случае в каком-то плане стал представителем буржуазии в старом смысле этого слова.

— Иметь дело с олигархами бывает небезопасно. Вы никогда не думали о риске?

— Я об этом даже не думала. Все-таки интервью с теми, настоящие имена которых я использую, мы с ними согласовывали. Еще издатель нанял юриста (libel lawyer), с которыми все тщательно проходили…

Беседовал Александр Аничкин