«Важно, чтобы лесная политика гибко реагировала на риски»
Эксперт лесного проекта Всемирного банка — о предотвращении лесных пожаров в РФ
С начала года площадь лесных пожаров на территории России уже превысила 10 млн га. Экологи по-прежнему говорят о низкой эффективности выявления и тушения горящих лесов в стране. “Ъ” подробно обсудил с руководителем лесного проекта Всемирного банка в России Эндрю Митчеллом важность раннего обнаружения лесных пожаров, гибкости приоритетов лесной политики и координации деятельности различных органов власти для снижения лесопожарных рисков.
— Почему в РФ сложно справиться с лесными пожарами?
— Пожар — это всегда кризис, поэтому самая естественная реакция на него — управление кризисной ситуацией. Пожары ежегодно остаются приоритетом эколого-экономической повестки, но во многом из года в год история повторяется. Конечно, бороться с ними важно, но более устойчивый подход, на наш взгляд,— это снижение рисков возникновения лесных пожаров, это повышение качества раннего их обнаружения и более тщательная работа с местным населением. В этом и есть суть нашего лесного проекта, который появился вскоре после пожаров лета 2010 года, когда смог ощущался и в Москве, и в Нижнем Новгороде.
Основная цель проекта — помочь России справиться с лесными пожарами путем прежде всего совершенствования мер предотвращения и улучшения реагирования на возгорания.
Изначально у нас было две организации—исполнителя проекта — Рослесхоз и Минприроды (все меры мы также «тестировали» на особо охраняемых природных территориях, ООПТ). По сути дела, чем быстрее вы обнаружили пожар, тем легче с ним справиться. Проект был реструктурирован в конце 2016 года: сейчас в нем уменьшилась роль Рослесхоза, который в большей мере ориентируется на «реагирование» на возникшие пожары — а не на их предотвращение.
— А какие-то позитивные изменения в РФ вы наблюдаете?
— В принципе — да. Регионы видят необходимость предотвращения лесных пожаров, они открыты к новой информации, готовы сотрудничать, повышать свою компетенцию в этой области. В части проекта, реализуемой Рослесхозом, мы сейчас работаем в пяти пилотных регионах — Республике Коми, Хабаровском и Красноярском краях, а также в Воронежской и Московской областях. Я буквально недавно вернулся из поездки в Красноярск и был рад видеть, что региональное министерство лесного хозяйства и дирекция ООПТ сотрудничали по вопросам предотвращения, проводили тренинги для сотрудников ведомств по обнаружению и предотвращению пожаров, в том числе с использованием оборудования, закупленного в рамках проекта.
Отмечу также, что изначально мы надеялись, что лесопожарный центр в каждом из пилотных регионов станет своего рода «центром распространения накопленных знаний и опыта» и поможет распространять новые технологии и на соседние субъекты федерации. Некоторые регионы оказались открыты к сотрудничеству, но пока не так активно и интенсивно, как мы предполагали. Очень важный аспект — и не только для России — заключается в том, что лесная политика не должна существовать в вакууме, не может оставаться на месте, она должна развиваться. Постоянно появляются новые проблемы и сложности. Скажем, в последние годы Красноярский край испытывает серьезное нашествие вредителей, огромные территории леса умирают, это, в свою очередь, также повышает риски лесных пожаров. Вопрос предотвращения нашествия и распространения вредителей — это тоже лесная политика. Если мы не можем делать санитарные рубки в ООПТ, то это гигантский риск, так как вредители распространяются на другие деревья и при этом угроза пожаров возрастает.
— Но распространение вредителей наблюдается не только в России…
— Абсолютно так. Это происходит не только в Сибири, но также в Канаде и США. В бореальных (северных) лесах увеличивается число вредителей, которые все более успешно выживают из-за теплых зим. Я уверен, что это одно из последствий изменения климата. Другое последствие — дальнейший рост лесных пожаров из-за изменений температурного и водного режимов. Скажем, дождей не становится меньше, но они теперь могут идти в другие периоды года и с разной интенсивностью. Например, в какое-то время выпадают крайне интенсивные осадки, а потом наступают периоды засухи, увеличивается температура воздуха, усиливаются ветра, снижается влажность — это все дополнительные факторы риска. Потому важно, чтобы лесная политика также гибко реагировала на эти изменения.
— Есть ли какой-то полезный опыт других стран в области предотвращения и борьбы с лесными пожарами, который можно было бы использовать и в России?
— Для того чтобы начать давать советы, сначала необходимо изучить причины возникновения проблем. Мы только что завершили исследование лесной политики в Индии. В результате одна из наших рекомендаций — усилить взаимодействие между ведомствами по вопросам предотвращения и борьбы с лесными пожарами. Эта рекомендация могла бы быть применима и для России. В рамках подготовки к нашему проекту мы провели ряд исследований, выяснив, что довольно большое количество пожаров в РФ возникает из-за «перехода» огня от сельскохозяйственных палов, то есть для решения проблемы надо взаимодействовать с министерством сельского хозяйства. Также необходимо более активно сотрудничать и с МЧС, которое как раз занимается тушением пожаров в зонах его ответственности. Все это актуально и для Индии, и для Индонезии, где лесные пожары 2015 года нанесли ущерб в 2% ВВП.
Другой регион мира — Канада и Скандинавия. Там, как и в России, растет число вредителей. Наши рекомендации — быстрые санитарные рубки, уборка сухих отмерших деревьев, прочие меры по сдерживанию распространения вредных насекомых.
— Насколько страны и регионы склонны следовать вашим рекомендациям?
— По-разному. Для некоторых регионов важность лесной политики, важность инвестирования в нее, в борьбу с лесными пожарами и их предотвращением не понятна. Не все регионы понимают ценность лесов, не везде понимают, что леса — это не только древесина или грибы, это еще и «производство» чистой воды и чистого воздуха. Возможно, это шанс и для России — понять и проанализировать, какие именно «общественные блага» предоставляют леса. Для таких подсчетов в мире все чаще начинает использоваться учет природного капитала. Мы со стороны Всемирного банка поддержали проекты в целом ряде стран, например недавно в Турции. Математика процесса — экономическая оценка выгод, которые возникают в результате оказания экосистемных услуг лесным сектором. Скажем, если у вас есть угольная шахта и вы будете постоянно добывать уголь, он рано или поздно закончится. Если вы устойчиво управляете лесным сектором, то ваш природный капитал растет, даже если при этом вы используете древесину в коммерческих целях. Так что лесной сектор — это скорее не пассив, а актив, говоря бухгалтерским языком.
— А как можно устойчиво управлять лесами в условиях изменения климата?
— Для бореальных лесов изменение климата приносит не только негативные последствия, о которых я говорил уже ранее, но и ряд позитивных, в частности более быстрый рост деревьев, увеличение объемов заготавливаемой древесины. Надо использовать этот шанс: повышать спрос на продукцию лесопереработки, увеличивать использование древесины, например в строительстве. Деревянные здания «хранят» в себе углерод — они являются намного более эффективным низкоуглеродным решением, чем, скажем, бетон или кирпич, для производства которых тратится очень много энергии. Возможно, как и 100 лет назад, имеет смысл обратить внимание на деревянное строительство. Второе направление — использование древесных пеллет (изготавливаемых из опилок и прочих отходов деревообработки) для целей отопления — этот сектор уже активно развивается, например, в Белоруссии. Наконец, устойчивое лесопользование — это существенный вклад в поддержание углеродного баланса, ведь леса поглощают СО2. Лесные пожары в российских лесах оказывают крайне негативное влияние на это поглощение, потому важно их предотвращать, в том числе с климатической точки зрения. Устойчивое лесоуправление — это важное направление лесной политики для РФ, которое в том числе могло бы в определенной степени компенсировать выбросы от сжигания ископаемого топлива.