Заграничные вояжи Владимира Маяковского в Литмузее

В Литературном музее в Москве проходит выставка «Владимир Маяковский. Там и у нас». Она посвящена девяти заграничным поездкам поэта. К путешественнику мысленно присоединился Алексей Мокроусов.

Гослитмузей поддался общей страсти к переименованию, теперь у него новое имя — Государственный музей истории российской литературы им. В. И. Даля и забавная аббревиатура ГМИРЛИ (при этом сохранен прежний логотип ГЛМ). Милой непоследовательностью отличались и отношения Маяковского с заграницей — им посвящена выставка «Владимир Маяковский. Там и у нас», собравшая в Трубниковском переулке плакаты, графику, фотоснимки, личные вещи поэта, письма, телеграммы и редкости вроде записок первого футуриста Маринетти.

Конечно, начало поэмы «Хорошо!» — «Я // земной шар // чуть не весь // обошел» — сильное преувеличение, но в 20-е Маяковский не раз ездил в Западную Европу, побывал в США, Мексике и на Кубе. Мало кто из русских литераторов проводил время за границей так разнообразно: Маяковский не только закупал рубашки и одеколоны, но и безудержно писал — сборники сыпались на читателя после каждой поездки, статьи выходили в важнейших советских газетах и журналах, отдельной строкой творческих отчетов шли лекции, в том числе для продвинутых слушателей Политехнического музея («Дирижер трех Америк» — тема выступления декабря 1925-го).

Первым из советских литераторов Маяковский почувствовал сладкую зависимость от заграницы. У него были причины. «Мне необходимо ездить. Обращение с живыми вещами почти заменяет мне чтение книг»,— признавался он в «Моем открытии Америки». Но чтобы ездить, уже требовалась идеологическая выдержка, и Маяковский клятвенно обещал ее сохранять. На литературных вечерах он читает Бабеля и «Левой! Левой! Левой!», в Варшаве избегает встреч с Бальмонтом, переродившимся в «злобного меланхолика», предпочитая корреспондента ТАСС, «самых близких наших друзей» и представителя всесильного ВОКСа — Всесоюзного общества культурной связи с заграницей. Неудивительно, что Луначарский хлопочет о выдаче ему служебного паспорта, позже ВОКС просит о скидке на оформление обычного паспорта, ибо задачи у поэта важные, но едет он за свой счет; Особое валютное совещание разрешает вывезти сверх нормы тысячу американских долларов. Неудивительно и другое: залы за границей поэт собирал полные, но журналисты часто морщились — дескать, автор занят «казенным угодничеством», выродился в «демьяна бедного» (статьи можно почитать в витринах).

Верные с точки зрения советской пропаганды стихи вызывали недоумение по ту сторону границы. В 1924 году префект парижской полиции не захотел продлить визу из-за агрессивных публикаций после прошлого визита Маяковского во Францию. Потребовалось вмешательство всесильного Дягилева, чтобы визу дали. Дягилев тоже появляется в залах — в подписном листе, после коллективного обеда в честь Маяковского 24 ноября 1922 года, есть его автограф, над подписью его секретаря и бойфренда Бориса Кохно. На выставке Дягилева могло бы быть больше — он не только позвал Маяковского из Берлина в Париж, сделал приглашение для визы, но и обсуждал планы совместной работы (в частности, всемирное «Обозрение» с участием артистов всех специальностей).

Маяковский выстраивал маршруты, апеллируя к интересам не только партии, но и комсомола. Среди экспонатов — письмо в Главискусство от 25 июня 1928 года, где он описывает проект кругосветного путешествия на полгода, от Владивостока до Одессы, ссылается на командировки от ЦК ВЛКСМ и «Комсомольской правды». Поездка не состоялась; интересно, на каком языке Маяковский собирался распространять в публике «общекультурную информацию об СССР»?

Как многие литераторы-современники, от Горького до Есенина, Маяковский с языками не дружил. В Париже он говорил «на триоле» (гидом и переводчиком была сестра Лили Брик Эльза Триоле), зато в стихах шел в роли большевика на явку с Эйфелевой башней в напрасной надежде заманить ее в Москву, а в жизни благодаря тому же Дягилеву смотрел мастерские художников — Пикассо, Брака, но особенно сблизился с Фернаном Леже — в Трубниковском переулке выставили листы из подаренного поэту альбома; есть и графические дары Гончаровой и Ларионова, последний даже нарисовал поэта.

Хроническая проблема наших литературных выставок — отсутствие каталога. Именно там могли бы развиваться сюжеты, которым тесно в небольших залах в Трубниковском. В Европе, если нет бюджета, могут сделать каталог в формате pdf и выложить его в интернет — хоть и виртуальная, но все же память в деталях. А иначе пройдет год-другой, и Америки будто не открывали.