Максим Юсин — о гибели российских журналистов в Африке

Трое российских журналистов убиты в Африке — по данным СМИ, это военный корреспондент Орхан Джемаль, режиссер Александр Расторгуев и оператор Кирилл Радченко. Россияне отправились в Центральноафриканскую республику по заказу «Центра управления расследованиями» Михаила Ходорковского. Они планировали снять документальный фильм про наемников из «ЧВК Вагнера» в этой стране. Международный обозреватель “Ъ” Максим Юсин прокомментировал ситуацию в беседе с ведущим Борисом Блохиным.

— Насколько я знаю, вы были знакомы с Орханом Джемалем. И, кроме того, сами бывали в Центральноафриканской Республике. Что Орхан Джемаль и его коллеги могли делать в этой стране?

— Что они могли делать — их коллеги рассказали: они снимали фильм о наших ЧВК, которые там сейчас работают к северу от столицы Банги. Туда, собственно, они и выезжали делать репортаж, и, к сожалению, все это трагически закончилось.

Я действительно был в ЦАР в 2014 году, делал репортаж о французской военной операции. Тогда ситуация там была совсем критическая — и христиане, и мусульмане развязали фактически гражданскую войну, десятки тысяч жертв. Более или менее стабилизировать ситуацию удалось только после введения туда французского миротворческого контингента. Я освещал эту ситуацию, был в Банги, общался с нашими дипломатами — у нас там очень маленькое, хотя и эффективно действующее посольство. И главная инструкция по безопасности — фактически в форме ультиматума,— которую мне и французы выдавали, и россияне: ни в коем случае не выезжать за пределы столицы. Если в столице еще ситуация более или менее под контролем, то дальше, куда бы ни поехал, начинается уже территория, где нет закона, где властвуют банды. Банды — это либо христианские боевики, либо – если дальше на север — мусульманские.

Но, по большому счету, это даже и не важно: белый человек для них — источник наживы, возможность расправиться с ним и забрать даже $10 — это в нищей стране огромная сумма.

— То есть версия про грабеж не лишена основания в данном случае?

— Я почти уверен, к сожалению, что так и было. Существует такое понятие в африканских гражданских войнах, как ложный блокпост — его может установить кто угодно, остановить машину, понять, что это командировочные европейцы, имеют при себе существенную сумму. И дальше трагедия происходит.

Я езжу в Африку и как турист — это мое любимое направление. Две самые опасные страны, если не считать Сомали, где просто катастрофа,— это Центральноафриканская Республика и Южный Судан.

— «ЧВК Вагнера», если она действительно там находится, что может там делать? О чем могли снимать фильм журналисты?

— Насколько я понимаю, у «вагнеровцев» двоякая функция. Они, с одной стороны, обеспечивают охрану высших лиц государства — и об этом договаривался президент Центральноафриканской Республики, когда общался с Владимиром Путиным в Петербурге в ходе экономического форума. Кроме того, к северу от столицы есть некий — иногда в западной прессе это называют «базой» — небольшой военный объект, где, по некоторым данным, 40 человек. Очевидно, туда ребята и ехали снимать о «вагнеровцах» какой-то сюжет.

Что они там делают? Может быть, обеспечивают какие-то экономические интересы. Наши коллеги будут копать и раскопают, что они там делают. Но в целом логика такая: Франция, остановив гражданскую войну, за четыре года поняла, что это такое болото, бездна, и надо бросать огромное число своих людей. У Франции еще десяток горячих точек в Африке, сил не хватает. Поэтому россияне в данном случае как бы пытаются помочь стабилизировать ситуацию по мере скромных сил и возможностей. 40 человек, конечно, не могут замирить эту страну. Но там настолько все запущено — не то что 40 человек, мне кажется, 40 тыс. человек будет не хватать.

Общаясь с жителями Банги, я понял, насколько глубока взаимная ненависть между христианами и мусульманами.

Христианка мне рассказывала: мусульманские повстанцы в момент, когда они оккупировали столицу, убили ее мужа, ее отца; они с дочкой провели несколько месяцев в католической церкви, спали на земле, по ним ползали насекомые. И она говорит: я дочку выращу в ненависти к мусульманам, пусть ее дети убивают мусульман. Когда я пытался сказать: как же так, вы живете в одной стране, что же будет с этой страной, я столкнулся со стеной непонимания. Ненависть культивируется и в тех, и в других. Поэтому эта страна еще долго не сможет, к сожалению, замириться. И жертвами этой чудовищной по своей жестокости гражданской войны, к сожалению, становятся и наши соотечественники.

— Расскажите, пожалуйста, про Орхана Джемаля и остальных членов съемочной команды — что вы о них знаете? Могли ли они действительно отправиться на такое небезопасное задание?

— У меня никаких нет сомнений. Зная Орхана, я не сомневаюсь, что он всегда искал самые горячие точки. Он был в Ливии в 2011 году в момент битвы за Триполи. Насколько я понимаю, ему раздробили ногу из крупнокалиберного пулемета — вообще тогда думали, что нога не срастется, и он останется инвалидом на всю жизнь. Мы с ним, конечно, по взглядам совсем разные люди — он исламист, как и его отец. Наши политические позиции не совпадали, мы очень жестко полемизировали в эфире, что нам не мешало потом за чашкой кофе очень мирно, цивилизованно общаться. Он действительно и обаятельный, и эрудированный человек, очень интересный, очень открытый, ничего не боящийся.

И вот после того ада, который он пережил в Ливии, другой бы сказал: все уже, хватит с меня горячих точек. Но нет, и в Центральноафриканскую Республику поехал делать этот репортаж.