Выбор Игоря Гулина

Франсуа Ожьерас Путешествие мертвых

Писатель и художник Франсуа Ожьерас — довольно эксцентричная фигура даже для французского модернизма. Мистик-атеист, путешественник по монастырям, психбольницам и борделям, страстный проповедник распущенности, ницшеанец, предпочитавший Аполлону и Дионису африканских идолов, свои первые книги, в том числе вышедший в 1959 году роман «Путешествие мертвых», он публиковал под именем Абдалла Шаамба. Желание укрыться за псевдонимом понятно, даже если оставить любовь к мифотворчеству за скобками. «Путешествие мертвых» и сейчас может вызвать оторопь. На первых же читателей книга, должно быть, производила впечатление шокирующее.

Ее герой — живущий в Алжире накануне войны за независимость молодой человек неясной национальности. Все время подчеркивается: он не француз, но и не араб, чужой для всех, загадочный пришелец. По профессии Абдалла — стажер-ветеринар. Он ведет рабочий дневник и одновременно — записки для себя. Материал последних: подробные описания секса с мужчинами, женщинами, детьми, животными, проститутками, друзьями, случайными встречными. Несмотря на манифестированное бесстыдство, героем движет не бездумная похоть. Напротив — у него есть этический императив: «отыскать стиль своего сладострастия». Сексуальное раскрепощение — не самоцель, но средство в движении к цели настоящей — проявлению нового человека, представителя героической, абсолютно свободной расы, способной смести одряхлевшую Европу и вывести к величию не знающую себя Африку, скинуть оковы морали и религии, отдаться небу и океану.

Не скрывая источников вдохновения, Ожьерас поминает Ницше каждые десять страниц, что для конца 1950-х уже могло выглядеть несколько старомодно. Однако главные образцы его книги — в литературе еще более старинной. Когда шокирующий эффект отступает, становится понятно, что жестокий и раскованный ожьерасовский Алжир представляет собой настоящую руссоистскую идиллию, наивное и утопическое царство естественности, мир, где за совокуплениями с мальчиками может расцвести живая душа. Как всякая идиллия, она быстро становится скучноватой. Тут в права вступает смежный жанр, родом из того же XVIII века,— роман воспитания.

Учителем тут служит дядя героя: когда-то полковник и известный ученый, а затем — слепой и полубезумный философ-садовод, тот становится для мальчика отцом и любовником, открывает его к контакту с космосом и наставляет на пути боли, страсти и познания. При всей своей жестокой откровенности, этот рассказ производит удивительно успокаивающее, почти убаюкивающее впечатление. Это, наверное, самое любопытное в «Путешествии мертвых»: в своем экзотическом бунте против европейских ценностей, в попытке оказаться маргинальнее всех знаменитых маргиналов, Ожьерас сумел написать будто бы невозможный после катастроф ХХ века абсолютно консервативный, нравоучительный и прекраснодушный просвещенческий роман.

Издательство Kolonna Publications Перевод Валерий Нугатов

Виктор Дувакин Беседы с Виктором Ардовым

В 1920-х годах Виктор Дувакин был подростком, школьником, потом — студентом-филологом, влюбленным в революционное искусство — и прежде всего в поэзию Маяковского. Затем он стал вполне известным литературоведом, относительно спокойно дожил до 1960-х. В 1966-м Дувакина, правда, уволили из МГУ за поддержку Синявского и Даниэля, но потом восстановили с предложением вместо преподавания заняться сбором мемуаров. Эта деятельность и оказалась трудом его жизни. Вплоть до своей смерти в 1982 году Дувакин встречался со стареющими свидетелями эпохи дореволюционного и раннесоветского модернизма и записывал их воспоминания на пленку. На основании собранного им громадного архива был создан фонд «Устная история». Кое-что, включая замечательные разговоры с Михаилом Бахтиным, было напечатано в 1990-х. Но за систематический разбор и публикацию дувакинских записей фонд взялся только сейчас. В прошлом году вышла книга его бесед с Виктором Шкловским. Эта — ее прямое продолжение.

Целью Дувакина было сохранение прошлого в его мельчайших подробностях. Для этой работы он был идеально приспособлен потому, что был этому прошлому безоговорочно предан, дорожил каждой его черточкой как сокровищем, не был склонен к переоценке, разочарованию, критике. Ярче всего это выражалось в абсолютной верности первой юношеской любви — Маяковскому. Именно знакомые Маяковского были в первые годы главным кругом дувакинских собеседников.

При этом фигуры вроде Шкловского или Бахтина, сами бывшие лидерами, изобретателями, двигателями культурного процесса, а не его свидетелями, были скорее исключениями. Виктор Ардов — фигура гораздо более характерная. Он был известным писателем-сатириком, многолетним автором журнала «Крокодил», в 1920-х — одним из создателей популярного агитационного театра «Синяя блуза». Однако помнят Ардова благодаря не его собственному творчеству, а многолетней дружбе с Анной Ахматовой, приятельству с Маяковским, Есениным, Мейерхольдом, Зощенко, Ильфом и Петровым и оставленным уже в поздние годы воспоминаниям о них.

Иначе говоря, Ардов — человек, который умел находиться рядом с великими, быть внимательным к ним. Такие люди и были нужны Дувакину. Читать эти беседы, конечно, гораздо менее интересно, чем разговоры со Шкловским — хитрым, злым, постоянно сводящим счеты, в каждой фразе переписывающим историю литературы, и потому — живущим будущим. Ардов и Дувакин беззастенчиво наслаждаются материей прошлого, могут подолгу обсуждать произношение Есенина и застольные привычки Ахматовой — просто ради самой подлинности этих мелочей истории. Однако в этом сентиментальном крохоборстве есть свое очарование.

Издательство Common place

Валерия Косякова Апокалипсис Средневековья

После успеха книги «Страдающее Средневековье», веселого собрания разного рода эксцессов и маргиналий европейской христианской культуры, издательство АСТ решило продолжить серию. Второй ее том, научно-популярная книга культуролога Валерии Косяковой, посвящен одному из базовых понятий средневековой культуры — концу света. Разумеется, идея эсхатологического разрешения человеческой истории не была изобретением Средневековья. Косякова мельком прослеживает ее эволюцию от древнейших мифов до современной культуры, подробно останавливаясь собственно на евангельском Апокалипсисе, Откровении Иоанна Богослова, его источниках и рецепции, влиянии на философию и искусство. Однако именно на исходе Средних веков конец света стал не просто одним из оснований мировоззренческой системы координат, а образцом, по которому осмыслялась, а иногда и творилась современность. Здесь у Косяковой два главных персонажа: художник и царь, Иероним Босх и Иван Грозный. Первый превратил христианскую эсхатологию в грандиозный код для описания своего времени, спустил Апокалипсис на землю, максимально приблизил страшные пророчества к быту горожанина XV века. Второй пошел еще дальше: сделал осуществление апокалиптических пророчеств основой своей политической программы, методом управления царством. Вопреки историографическому штампу, Иван IV у Косяковой — не первый русский царь, а последний, не основатель государства, а самозабвенный завершитель истории.

Издательство АСТ

Конец воздержанию

Составители этой книги — драматург Ансельм Ленц и менеджер Альваро Родриго Пинья Отей, владельцы известного гамбургского бара «Голем». Среди авторов — еще десяток человек: поэты, художники, режиссеры, искусствоведы, но главным образом — собутыльники, големовские завсегдатаи. В общем, «Конец воздержанию» — дружеская забава, игриво притворяющаяся коллективной монографией. Ее предмет, как легко догадаться,— алкоголь. Устройство, как заявляют авторы,— «семь кругов ада», семь напитков, образующих базовый маршрут любого пьяницы: пиво, вино, джин и так далее. Последний — водка. Однако при внешней строгости структуры содержание книги довольно эклектично: очерки истории пития, выдержки из философов и поэтов, исследования алкогольных практик ситуационистов, вполне серьезные искусствоведческие и социологические эссе, забавные стилизации под Раймона Кено, Чарльза Буковски и других знаменитых певцов опьянения — и наконец рецепты любимых коктейлей авторов.

Издательство Ивана Лимбаха Перевод Татьяна Зборовская