«На птичьих правах» Тадаси Каваматы в ГМИИ

В залах Пушкинского музея, в кабинете его директора, на ветках ели перед парадным входом в главное здание разместились объекты, напоминающие гнезда. Это site-specific-инсталляция японского художника Тадаси Каваматы «На птичьих правах». Несмотря на название, она вполне уверенно обращена к тем аспектам темы памяти, которых, как правило, избегают традиционные музеи. Рассказывает Игорь Гребельников.

В залах музея со старыми голландскими, фламандскими, немецкими мастерами гнезда Тадаси Каваматы разместились довольно деликатно: небольшого размера, они либо висят в углах под потоком, либо стоят на стенах-выгородках. Их сразу и не заметишь, но, попав в поле зрения, они могут резануть взгляд иного любителя красоты и тишины в покоях музея классического искусства. И даже сместить фокус восприятия Рембрандтов и Брейгелей — те покажутся какими-то веселыми картинками рядом с бесцеремонной честностью этих грубо сколоченных гнезд. В Итальянском дворике, аккурат по центру, будто даже потеснив грозных и прекрасных кондотьера Бартоломео Коллеони и «Давидов» Верроккьо и Микеланджело, возвышается даже не гнездо, а огромная бочка, сложенная из старых паркетных досок реконструируемого по соседству доходного дома братьев Стуловых, который будет частью «музейного городка». Микеланджеловскому «Давиду» особенно не повезло — а может, напротив, и повезло, ведь он теперь освежает свое присутствие в инстаграме новым ракурсом: посетители его фотографируют так, будто он омывается в этой бочке, кстати, традиционной для японских бань,— и то дело, столько лет простоять в томительном напряжении. Еще одно гнездо, пожалуй, самое дерзкое, на колоннаде входа в ГМИИ, к вернисажу «свить» не успели: Минкульт вовремя не согласовал «обновленный вид» исторического фасада, но вроде бы на этой неделе оно там появится.

За более чем сорокалетнюю карьеру Тадаси Кавамата своими конструкциями, грубо сколоченными из досок, успел «подпортить» фасады и залы многих музеев по всему миру. Под его инсталляции подпадали и знаковые городские ансамбли, вроде Вандомской площади в Париже, где в 2013 году нелепые «скворечники» прилепились и на верху «колонны побед», и на крышах окрестных зданий. Тогда же в Торонто, на площади рядом с неоготическим зданием церкви Metropolitan United, он возвел огромную башню из старых деревянных стульев (нечто подобное в прошлом году перед входом в ГМИИ соорудил китаец Цай Гоцян из детских колясок и люлек).

Примечательно, что Кавамата для своих «интервенций» предпочитает здания классической архитектуры или музеи, в отличие, скажем, от наших Александра Бродского или Николая Полисского, чьи объекты из дерева или найденных предметов имеют определенное сходство с произведениями японского художника, но зачастую работают без тесной привязки к культурному контексту, а то и в чистом поле. По словам Каваматы, одним из главных мотивов его site-specific-инсталляций является тема памяти. Как ни странно, она оказывается довольно болезненной для музеев, стоит только им напомнить, скажем, об их историческом происхождении как о собраниях трофеев, полученных в ходе колониальных войн. Да и в ГМИИ им. А. С. Пушкина, где копни не только паркет бывшего доходного дома братьев Стуловых, но и провенанс большинства картин, могут вылезти довольно печальные подробности. То же и с классической архитектурой, ныне ласкающей глаз,— эти здания многое перевидали на своем веку.

Небрежно сколоченные пустые гнезда Каваматы заряжены такой меланхолией, что помпезным классическим интерьерам и фасадам мало не покажется: непрошеные гости, дальние бедные родственники (птичье гнездо — это тоже в своем роде архитектура, причем куда более древняя, чем все человеческое) — ну кто им когда рад?

Но этот деревянный примитив Каваматы, возможно, не только предшественник, но и провозвестник. В 1987 году на «Документе-9» в Касселе одновременно с «Туалетом» Ильи Кабакова, скрестившим убранство советской квартиры с антуражем общественной уборной, художник представил не менее впечатляющие инсталляции — «Разрушенную церковь» (остов старого здания был обнесен хаотично сколоченными досками) и «Народный сад» (кривые сараи, домишки, мостки, возведенные вдоль берега небольшого искусственного канала). Тема фестиваля, заявленная бельгийским куратором Яном Хоэтом, звучала как «От тела к телу к телам» (From body to body to bodies) и обращалась к проблеме физического состояния человечества на фоне глобальных проблем, таких как войны, эпидемии, изменения климата. К участию в «Документе-9» было приглашено большое число художников из стран Азии и третьего мира: кураторы критиковали западный евроцентризм и открывали на художественной карте новые регионы. Что кабаковский «Туалет», что деревянные трущобы Каваматы тогда смотрелись достаточно диковинно. Однако сейчас подобные «Народные сады», возводимые мигрантами, стали неотъемлемой частью европейского ландшафта, зачастую скрытой от посторонних глаз и, возможно, от этого куда более тревожной, но так или иначе испытывающей европейцев на толерантность, почти как сейчас посетителей Пушкинского музея испытывают гнезда.