С праправнучкой писателя, завотделом развития Государственного музея Толстого и телеведущей Феклой Толстой беседует Кирилл Журенков

В преддверии юбилея Льва Толстого его праправнучка Фекла Толстая объясняет, почему писатель и его герои до сих пор актуальны

Нынешний год оказался богат на юбилеи русских писателей: 200-летие Ивана Тургенева, 150-летие Максима Горького, 100-летие Александра Солженицына… Среди классиков, чей день рождения будут отмечать всей страной, и Лев Толстой — 9 сентября ему исполняется 190 лет. И хотя круглая дата еще впереди (200-летие со дня рождения писателя придется на 2028 год), нынешний юбилей — повод порассуждать: в чем причины популярности классика? Иными словами, почему Толстой и век спустя живее всех живых? Об этом «Огонек» поговорил с праправнучкой писателя, завотделом развития Государственного музея Толстого и известной телеведущей Феклой Толстой.

— Фекла, будут ли в семье отмечать день рождения Льва Николаевича?

— Вы знаете, количество членов семьи, так или иначе задействованных в музейной или государственной работе, таково, что участвовать в официальных мероприятиях мы наверняка будем. А в узком кругу… Для меня, как и для всех людей в нашей стране, Толстой — это прежде всего великий писатель. Относиться к нему как к родному человеку, прапрадедушке, всегда было сложновато — мешает разница масштабов. Помню, меня поразила сестра моего деда, Вера Ильинична, уехавшая в эмиграцию еще в 1918 году и приезжавшая сюда лишь один раз, в 1991-м: она говорила про Льва Николаевича и Софью Андреевну просто как про дедушку с бабушкой! Но ведь она девочкой сидела на коленях у своего деда. Мне в этом смысле легче думать о Софье Андреевне как о своей прапрабабушке: чем больше я про нее узнаю, тем легче мне понять ее и сопереживать ей. Она была очень неординарной личностью!

— А при Толстом отмечались его дни рождения?

— Конечно! Лев Николаевич очень трепетно относился к числу 28, а ведь у него такие красивые цифры рождения — 28.08.1828 (по новому стилю 9 сентября.— «О»), и день рождения, разумеется, отмечал. Чаще отмечали, конечно, именины, но и про дни рождения не забывали: собиралась семья, Софья Андреевна пекла знаменитый яснополянский пирог доктора Анке (сладкий лимонный пирог.— «О»)...

Но были, конечно, не только домашние праздники, но и чествования на всю Россию, как, например, в 1908-м. На днях у нас в музее на Пречистенке открывается выставка, посвященная этому юбилею, тогда Льву Николаевичу исполнилось 80, и это событие отмечали, наверное, целый год. Многие фотографии Толстого, статьи о нем появились именно к юбилею. Например, знаменитая статья Ленина «Лев Толстой как зеркало русской революции» напечатана именно в сентябре1908 года в газете «Пролетарий» — в череде многих других. Сам Толстой отказался от масштабных чествований. Софье Андреевне приходилось даже просить через газеты, чтобы не приезжали в Ясную Поляну, Лев Николаевич не принимал из-за болезни. Толстой накануне дня рождения записал в дневнике, что чувствует приближение скорой смерти и что при этом совершенно спокоен…

— Вы упомянули пирог доктора Анке… Это был обязательный «элемент» праздничного стола?

— Можно сказать и так. Его и сейчас готовят в Ясной Поляне, правда, немного по-разному: один повар так, другой — этак. Но вообще таких кулинарных традиций было довольно много, и они хорошо известны, потому что сохранилась поваренная книга Софьи Андреевны с ее рецептами. Конечно, Софья Андреевна не готовила сама, но она составляла меню на каждый день — и это меню сохранилось.

Ведь Лев Николаевич — человек, жизнь и воззрения которого невероятно подробно зафиксированы. Вы знаете, я любитель цифровых технологий в гуманитарных науках. И один из проектов, которые хочу сделать,— это своего рода календарь Толстого. Сохранились его черновики, письма, дневники его жены, его детей, записки о нем других людей… Только представьте: врач Толстого Маковицкий несколько лет сопровождал Льва Николаевича каждый день и держал в кармане карандашик, записывая каждое его слово; ночами он расшифровывал эти записи… Сохранилось все: от записных книжек Толстого с серьезными философскими рассуждениями до его меню. Это такая невероятная многомерная картина, которую мы хотим собрать в электронном виде: соотнести все эти слои его жизни! Например, что делал Толстой, когда Синод констатировал его отпадение от Церкви. Или что происходило в Ясной Поляне в Кровавое воскресенье. Что они ели в тот или иной день, в конце концов… Зафиксировать это невероятно интересно!

— А что еще, помимо кулинарных рецептов, дошло от Льва Николаевича до наших дней по семейной линии? Остались у вас какие-то толстовские традиции?

— Трудно говорить о каких-то традициях после двух драматичных переездов: сначала бегства семьи в эмиграцию, а затем — возвращения в Советскую Россию. Но интересно, как гены хранят порой самые мелкие привычки. Невероятно подробное описание Толстого и его жизни позволяет проследить общие черты у разных поколений Толстых. Например, известно, что Лев Николаевич любил шить сапоги — сапожничать и чинить обувь прекрасно умели мой дед и отец. Или еще пример — невероятная бережливость в отношении бумаги. И сейчас в Ясной Поляне в кабинете Льва Николаевича лежит конверт с надписью «Клочки». Когда ему приходили какие-то письма, где на бумаге оставалось свободное место, Толстой вырезал его и складывал в этот конверт, чтобы потом использовать. Точно такая же привычка была у отца. Думаю, здесь что-то на генетическом уровне.

Что же касается традиций… Какие-то живы и сегодня. Ну, например, в музее в Хамовниках вы можете увидеть скатерть в комнате Татьяны Львовны (старшей дочери Толстого.— «О»). Гости, приходившие в дом, расписывались мелом на этой скатерти, а она потом вышивала эти росписи. Так вот недавно у моей племянницы была свадьба, и мы вместе с гостями с удовольствием расписали похожую скатерть…

Или вот еще: через все поколения Толстых прошла любовь к одной карточной игре — винту (сочетание виста и преферанса.— «О»). Толстой обожал винт. «Винтить», «винтер» — эти слова постоянно встречаются в его дневниках. В винт обожают играть и современные Толстые. Я, правда, не умею.

— Вернемся к юбилеям Льва Николаевича. В советское время было два крупных празднования: в 1928-м и 1978-м. Семья как-то участвовала в них?

— Конечно, столетний юбилей в 1928 году вообще был важнейшим событием для Толстых, и вот почему: в первые годы советской власти речь шла о спасении Ясной Поляны. Все хлопотали, чтобы усадьбу передали государству! Есть воспоминания, как в 1921 году Александра Львовна (младшая дочь и секретарь Толстого.— «О») из своего дома на Полянке едет на велосипеде в Кремль на заседание к Калинину и возвращается счастливой: в портфеле, прикрученном к велосипеду, лежит декрет о передаче Ясной Поляны! Александра Львовна тогда стала первым комиссаром усадьбы и невероятными усилиями смогла многое сделать: к юбилею 1928-го добилась строительства школы, начала возведение больницы, она также принимала участие в работе над 90-томным собранием сочинений (его так и называют — Юбилейным), первый том которого вышел в 1928 году.

Но очень скоро началось окончательное закручиванием гаек в стране. А Толстого стали канонизировать по советским стандартам: его идеи приспособили под новую идеологию.

Осталось множество описаний торжественного шестичасового заседания в Большом театре, посвященного юбилею. Заседание открыл Луначарский — его речь продолжалась полтора часа, затем выступали академики… Известны воспоминания Стефана Цвейга, побывавшего на этом заседании: он был поражен всей этой помпезностью.

Но если до юбилея на Александру Львовну невозможно было давить (юбилей был важен для престижа советской власти, ожидалось много иностранных гостей), то после считаться с ней перестали. К примеру, Александра Львовна была категорически против антирелигиозного воспитания в толстовской школе в Ясной Поляне, но его все равно ввели. В результате она была вынуждена эмигрировать…

— А как вернувшиеся в Россию Толстые относились к этому официозу?

— Это непростой вопрос, ведь пиетет властей к Льву Николаевичу, заложенный в той самой ленинской статье, сыграл для семьи роль охранной грамоты. Когда внуки Толстого (мой дед и его брат с семьями) захотели вернуться из эмиграции в августе 1945 года, решение об их возвращении принималось на самом высоком уровне. Якобы Берия сказал: «Я знаю, что с ними сделать…» Но Сталин его осадил: «Пусть история их рассудит». И Толстых не тронули. Им разрешили остаться в Москве, дали квартиры. Волконским (семью оперного певца Михаила Волконского, из Волконских была мать Толстого.— «О») повезло меньше, их отправили в Тамбовскую область, где у них когда-то было имение… Недавно я разбирала на даче старые газеты и с удивлением обнаружила целый цикл статей про моего отца, про брата моего деда. Там рассказывалось, как прекрасно им живется в советской стране! То есть это была пропагандистская история.

Или посмотрите на фотографии из Большого театра, с юбилея 1978 года: там на сцене в гигантской раме висит портрет Льва Николаевича, этакого матерого человечища, а в президиуме сидит все политбюро ЦК КПСС во главе с Брежневым… Страшно представить, что сказал бы сам Толстой, если бы увидел его.

— Как по-вашему, почему Толстой и его произведения смогли пережить такие разные эпохи и все время оставаться актуальными? Если, конечно, они такими остались…

— Ну а как иначе? Только посмотрите, сколько новых переводов выходит в мире: два перевода «Анны Карениной» на немецком, три — «Войны и мира» на английском. Сериалы, фильмы… Классика, мне кажется, отражается по-своему в каждом времени. Знаете, во время Великой Отечественной выпускались выдержки из «Войны и мира» маленького формата — они как раз помещались в карман гимнастерки. Я однажды нашла запись в книге отзывов Ясной Поляны — об одном из командиров, который поднимал людей в атаку со словами «За "Войну и мир"! За "Анну Каренину"!». Так его и убило — за Толстого. Толстой, Пушкин, Чехов — это и есть наша Родина.

— Ну а толстовские темы? Например, пацифизм? Или расхождения с Церковью? Они тоже, по-вашему, до сих пор актуальны?

— Понимаете, можно сказать, что Толстой противоположен тому, что происходит сегодня. А можно — что он этому тождественен. Зависит и от глубины взгляда. Например, Толстой был очень верующим человеком, просто он разделял вопросы веры и Церкви. Ничто не интересовало его так искренне, как Вера. Правда ли, что он не принимал какие-то формы в христианстве? Правда. Но давайте говорить о сути, а не о форме, и тогда окажется, что мы, сегодняшние, сходимся с ним по очень многим вопросам.

— Как это?

— Очень просто: где-то мы просто доросли до того, о чем говорил Толстой. Для начала ХХ века отказ от смертной казни — позиция странная и маргинальная. А сегодня — мейнстрим… Профессор Андрей Зорин недавно говорил об этом: вегетарианство, дауншифтинг: разве Толстой не был первым дауншифтером?

И потом, как вы определите, что вам дал Толстой? Или как на вас повлиял Пушкин? Можно ли оценить, что дали родители? Да все, что есть! То же самое с Толстым или Пушкиным. Это невозможно от нас даже мысленно отрезать, это и есть наша суть.

— Понятно. А иностранцы? Что они находят в Толстом сегодня?

— Потрясающие тексты, обладающие другой, уже не характерной для современности глубиной и масштабом, они требуют иного погружения, размышления… То, как Толстой описывает человеческие отношения, переживания — мы редко сталкиваемся с таким качеством понимания жизни… И это чувствуют все читатели, вне зависимости от границ.

И хотя я не люблю терминологию маркетологов, но Толстой — это уникальный бренд, и их это привлекает! Заходишь в кафе в Санкт-Петербурге, а там изображения Толстого в наушниках, Достоевского в солнцезащитных очках… Я не вижу в этом ничего страшного! То, что наши великие классики становятся иконами поп-культуры,— это нормально, это говорит о том, что их реальное значение очень высоко!

— Ну хотя бы в экранизации Толстого вы бросите пару камней…

— Мне не все нравится, но и бросать я ничего не собираюсь. Очень важно, что эти вещи появляются и находят своего зрителя. Если у людей такой путь к Толстому — пусть будет таким. Экранизации вообще делать очень трудно, и не надо ставить себе задачу дословно следовать тексту Толстого. Это невозможно! Нужно просто сделать хорошее кино.

Мне, например, понравился сериал «Война и мир», выпущенный Би-би-си. Кто-то скажет: поверхностно и вульгарно. Но мне как раз нравится, что на этих замечательных молодых актеров не давила ответственность (мол, нужно воплотить великий образ, созданный великим писателем!), отсюда так много жизни, эмоций.

— А фильмы о самом Толстом, например недавнее «Последнее воскресение» — о последних месяцах жизни Льва Николаевича в Ясной Поляне? Как они вам?

— С одной стороны, мне смешно смотреть, как иностранные киношники представляют себе дом в Ясной Поляне. Но это не самое важное. В том же «Последнем воскресении» есть какая-то правда. Когда Софья Андреевна бежит топиться в пруду, ты думаешь: вот это загнули! И вдруг спохватываешься: ведь так все и было! Очень важно, что они смогли передать эти страстные, драматичные отношения людей, проживших вместе столько лет, их взаимное непонимание и в то же время — любовь.

Знаете, был такой советский подход: считалось, что русским писателям не повезло с женами: Пушкину — с Натальей Николаевной, Толстому — с Софьей Андреевной. Но ведь это же не так! В «Последнем воскресении» не пошли по этому примитивному пути, и правильно сделали.

При этом мой итальянский дядюшка Луиджи сказал, что не может смотреть на это, для него Толстой — это дедушка, близкий человек… Но тут каждый из нас имеет право на свое отношение. Я, например, считаю, что Толстой нам не принадлежит — это прежде всего великая личность, каждый человек выстраивает с ним свой диалог. И мне важно, чтобы этот диалог продолжался.

— Остались ли загадки в Толстом?

— Да весь Толстой — одна большая загадка, так же как и другие классики. Или вам все понятно про Пушкина?

Например, мы не знаем, как рождалось то или иное произведение, а очень хочется заглянуть за кулисы и узнать. На наше счастье, Толстой «думал на бумаге», это видно по черновикам… Смотрите, как менялась знаменитая первая фраза романа. В одном черновике: «Одно и то же дело, женитьба, для одних есть забава, для других мудреннейшее дело на свете». В другой редакции: «Женитьба для одних труднейшее и важнейшее дело жизни, для других — легкое увеселение». И наконец, сейчас мы читаем: «Все счастливые семьи похожи друг на друга, каждая несчастливая семья несчастлива по-своему. Всё смешалось в доме Облонских» и так далее.

— Мы начали разговор с простых бытовых вещей и напоследок хочу вернуться к ним же. Разрешите, пожалуйста, одну загадку: популярные сегодня толстовки — это ведь в честь Толстого?

— Отчасти… Современная толстовка по крою не похожа на ту, что носил Лев Николаевич. Это такие худи, их и толстовками стали называть лишь совсем недавно. Но по сути — это она. Речь об удобной, свободной блузе, холщовой или льняной, с пуговицами и карманами. Кстати, у моего отца тоже была такая, и он ее очень любил. Вот вам еще пример генетической памяти…

Беседовал Кирилл Журенков