Как стали друзьями английский аристократ и сын ярославского крестьянина. Воспоминания Юрия Голигорского

Сын ярославского крестьянина Александр Яковлев и британский барон Мармадюк Хасси, стоявший во главе многих крупных британских компаний, в этом году могли бы отметить юбилей — обоим в 2018-м по 95. Они дружили, хотя встречались только однажды. О том, как это было, вспоминает очевидец

— Тебе звонили из офиса председателя…— сообщила мне моя секретарша Мэри, когда я закончил редакционную летучку.

— Почему же ты не позвала меня к телефону?..

— Ты же вел летучку — это важнее,— возразила Мэри,— там, у начальства, не горит. Перекрутятся…

У Мэри были свои представления об иерархии власти на BBC. Молодая ирландка до прихода на BBC во время учебы подрабатывала официанткой в пабе одного из не самых благополучных районов Дублина, где твердой рукой разруливала весьма непростые ситуации. Пытаться спорить с ней было не только бесполезно, но и глупо: как секретарша она была незаменима, хотя бы потому, что, что называется, с лету, со слуха записывала самые сложные и, казалось бы, непроизносимые славянские фамилии и номера телефонов звонивших.

Секретарша председателя Совета попечителей BBC — в противоположность моей Мэри — с трудом произнесла мою фамилию, но после того, как я продиктовал ее по буквам, тут же перевела мой звонок своему боссу:

— Юри?

— Да, господин Хасси, мне сказали, что вы звонили…

— Да, звонил, но мне ответили, что ты занят. Когда бы ты смог зайти ко мне? Да, и зови меня просто Дюк: здесь все меня так называют…

Остановимся на минуту на личности человека, пригласившего меня зайти и предложившего мне вот так запросто называть его Дюк.

Стоя рядом с бароном Мармадюком Джеймсом Хасси, многие баскетболисты, наверное, показались бы коротышками. Выходец из известной британской аристократической семьи, назначенный Маргарет Тэтчер председателем Совета попечителей BBC, барон Хасси был женат на одной из фрейлин королевы Елизаветы II. Образование в Оксфорде Хасси получил уже после Второй мировой войны, провоевав в гренадерском полку и получив тяжелые ранения: он потерял ногу, которую ему ампутировали, когда он в бессознательном состоянии попал в плен, а пуля, засевшая у позвоночника и не поддававшаяся удалению, всю дальнейшую жизнь доставляла ему острую боль. В плену, едва оправившись от ранения, Хасси пытался бежать из лагеря для военнопленных, был пойман и подвергнут пыткам. Его спас обмен пленными, предложенный Красным Крестом. Неудивительно, что после войны Хасси, ставший видным бизнесменом, не испытывал особого энтузиазма ни к немцам в частности, ни к Германии вообще… Передвигался он с трудом, всегда опираясь на палку. Все знали, что, когда боль становилась совсем уж нестерпимой, Хасси все равно отказывался принимать обычные болеутоляющие, предпочитая им порцию доброго шотландского виски. «Ну а если первая порция не помогала,— шутил Хасси,— ей на помощь отправлялась вторая…»

Кабинет Хасси находился в Центральном здании BBC. От места моей работы — штаб-квартиры Всемирной службы BBC в Буш-Хаусе — я бодрым шагом дошел до центра минут за двадцать, гадая по дороге, зачем я, редактор информационного отдела Русской службы BBC, мог понадобиться главе всей корпорации, сократившему свое аристократическое имя Мармадюк до псевдопролетарского прозвища Дюк (по-русски это прозвучало бы, как «зовите меня просто герцог»…)

— Заходи, садись,— приказным тоном армейского офицера сказал мне Хасси,— виски будешь?

Отказываться не было ни причин, ни смысла, ни тем более желания…

— Слушай, тут такая ситуация,— переходя от разлива целебного зелья сразу к делу, начал высокий начальник,— мне звонили из Форин-офиса и попросили, чтобы я принял человека, которого в России называют архитектором перестройки. Его имя (Хасси заглянул в свой дневник) Александр Яковлев. Твое начальство сказало, что ты сможешь помочь мне подготовиться к этой встрече… Понимаешь, я никогда не знал, как разговаривать с коммунистами. А мне говорят: «Дюк, он бывший главный коммунист, а теперь — он уже не только не главный, но и не коммунист…» Подскажи мне: о чем и как я должен говорить с человеком, который вроде был главным коммунистом, но теперь вовсе не коммунист… Да, кстати, ты, конечно же, тоже должен будешь прийти на встречу и переводить, хотя мне сказали, что он хорошо говорит по-английски…

И вот, под конец рабочего дня, один из самых влиятельных людей в системе британского вещания и редактор среднего уровня во Всемирной службе BBC сидели, попивая роскошный виски и обсуждали варианты предстоящей встречи с одним из главных персонажей нашей эпохи, который — без преувеличения! — вместе с Михаилом Горбачевым изменил жизнь всего мира. Важная деталь: сидели мы на низком и весьма неудобном диване, стоявшем в кабинете Хасси, настолько низком, что ноги не мог поджать ни он — гигант, ни даже я. Поэтому хозяин кабинета, не найдя более приемлемой позы, облегченно вздохнув, просто вытянул ноги перед собой. При этом одна штанина его брюк задралась, открыв на обозрение протез.

И тут меня осенило!

— Дюк,— сказал я,— при прочих равных, что бы мы сейчас ни придумали в качестве основной темы для беседы, когда Яковлев придет сюда, вам обоим следует сидеть не за рабочим столом, а на этом диване…

Хасси хватило офицерской выдержки, чтобы не спросить, чем продиктовано такое предложение нерадивого подчиненного. К тому же я тут же обозначил ряд тем к разговору с московским гостем: система финансирования BBC; взаимоотношения между правительством и BBC; система редакционного контроля; Совет попечителей и Совет директоров — кто подчиняется кому; источники информации и методы ее проверки и перепроверки. В тот момент Яковлев был Председателем совета директоров Общественного российского телевидения и вместе с коллегами разрабатывал реформу Первого канала. Так что нетрудно было предугадать темы, которые могли бы его заинтересовать в разговоре с главой британского общественного вещания.

Под конец нашей подготовительной беседы с Хасси я предложил еще один ход: наверное, было бы правильно, если перед встречей на BBC я зашел бы за Яковлевым в гостиницу, чтобы хоть чуть-чуть «растопить лед». Хасси согласился.

На другой день в назначенное время я появился в гостинице. Александр Николаевич уже ждал меня в холле.

— Ну, и о чем я буду говорить с этим аристократом? — полушутя-полусерьезно спросил он меня.— Вы понимаете, мне надо бы встретиться с кем-то, кто реально разбирается в вопросах вещания на операционном уровне, кто знает все аспекты… Я понимаю, что Форин-офис хотел оказать мне таким образом честь, но поверьте — мне сейчас важнее разговаривать с теми, кто дело делает…

— Александр Николаевич! — стал успокаивать я Яковлева,— давайте сделаем так: вы поговорите с Хасси, а потом, если у вас останутся какие-то вопросы, я поведу вас в любой отдел BBC, и мы встретимся с кем угодно — от моей секретарши Мэри до выпускающего редактора телевизионных новостей…

Яковлев был явно недоволен надвигающейся потерей времени на предстоящей, как он предполагал, чисто протокольной встрече. Я думаю, что, зайдя в кабинет Хасси и демонстративно поздоровавшись на русском, Яковлев таким образом посылал сигнал мне: «Вот ты меня сюда привел — ты и переводи, а я, несмотря на то что окончил аспирантуру Колумбийского университета и говорю по-английски уж точно не хуже тебя, буду говорить по-русски…»

Хасси, будучи верным дисциплине, строго последовал разработанному нами плану встречи:

— Присаживайтесь на диван, господин Яковлев! Я сяду рядом, а Юри — Юри пусть посидит в кресле…

И, пригласив гостя занять место рядом с ним, Хасси со вздохом сам тяжело опустился на неудобный диван, вытянув при этом ноги… Как по команде, непослушная штанина его брюк задралась, представив на обозрение старый протез во всей его непривлекательной реальности. Лицо Яковлева — до этого унылое и насупившееся — вдруг озарилось доброй улыбкой.

— Вторая мировая? — спросил он Хасси, указывая на протез.

— Да, мать ее…— ответил хозяин кабинета…

Александр Николаевич в ответ медленно вытянул свою исковерканную ранением ногу, задрал штанину и в тон Хасси произнес по-английски:

— Вторая мировая… мать ее…

ВСЁ!

В эту минуту я перестал представлять для сторон какой-либо интерес: встретились два однополчанина, два друга, два брата…

Бог ты мой: как они общались!

Хасси буквально огорошил Яковлева своими знаниями самых мельчайших деталей работы корпорации: от глобальных стратегических вопросов он свободно переходил к деталям производственного процесса. Не стесняясь в выражениях, кого-то костерил, других — восхвалял. Придя на BBC с чисто коммерческого поста управляющего директора газеты «Таймс», Хасси был предельно честен и откровенен относительно слабых и сильных сторон общественного вещания; анализировал отношения с властью и давление со стороны коммерческого вещания. Он не пытался навешать лапшу на уши и говорил все как есть.

Яковлев платил той же монетой. Он говорил о необходимости вывода журналистики из-под контроля какой-либо исполнительной власти.

О том, как мечтает создать систему вещания, в которой журналисты будут работать без оглядки на какие-либо «вертушки». (Тут все же пригодился я, чтобы быстро объяснить Хасси функцию «вертушки».)

— Да, и «вертушек» в журналистике никаких не должно быть! — подытожил Александр Николаевич,— пусть сами решают, что правильно, а что нет. Неизбежно будут и ошибки в их работе, но это их право — право свободных журналистов на ошибку. Все заранее предугадать и предусмотреть невозможно… Вот нас с Горбачевым часто корят за то, что мы наделали ошибок… Возможно, наши критики правы: были ошибки. Но если вы думаете, что у нас был четкий план и мы знали, что мы делаем, вы ошибаетесь… Плана не было, но и для Михаила Сергеевича, и для меня было ясно, что так дальше продолжаться не может…Да, мы могли бы утопить весь Союз в крови и продержаться на штыках еще лет 15–20… Но ни он, ни я на это не были готовы… Да, наш народ потерял многое, но я горжусь тем, что мы вернули людям главное — их свободу… А что касается потерь… (Александр Николаевич улыбнулся.) Одну вещь мы точно потеряли навсегда, навечно…Догадайтесь, какую?

Хасси вопросительно посмотрел в мою сторону, но я только развел руками… Яковлев спас мою репутацию:

— Даже Юрий не догадается…— улыбнувшись, произнес он, а затем отчеканил каждое слово,— МЫ НАВСЕГДА ПОТЕРЯЛИ ИНСТИТУТ ДОНОСИТЕЛЬСТВА!.. Ведь я же был секретарем ЦК, ответственным за идеологию! Вы не можете себе представить, какие доносы люди писали друг на друга — даже в самом Политбюро! И все эти доносы шли ко мне. Какие только обвинения высокопоставленные мужи не выдвигали друг против друга: «левый уклон», «правый уклон», «антимарксизм», «антиленинизм», «низкопоклонство перед Западом», «аморальное поведение»… Все! Этому пришел конец! Доносительство у нас более невозможно по той простой причине, что оно больше никогда, более — повторяю, никогда! — не будет приносить никому пользу…

…Сын ярославского крестьянина, ставший секретарем ЦК, ответственным за коммунистическую идеологию, и отпрыск известной британской аристократической семьи прощались как братья: «Александр!.. Дюк!.. Пиши!.. Звони!.. Приезжай!..» и т.д. Были намечены общие планы работы двух корпораций, обмен визитами, стажировки. Энтузиазм двух ветеранов передался и мне, отчего я испытал полный восторг.

— Все плохое между нашими странами уже позади,— заключил барон Хасси,— я уверен, что Россия, как и Великобритания, никогда не свернет с демократического пути! Мы будем идти вперед вместе!

…Они были одногодки — Хасси всего лишь на каких-то три месяца старше Яковлева! Они оба были тяжело ранены во время страшной Войны. Вернувшись к мирной жизни, оба добились очень многого. Они были гораздо старше меня, к тому же блестяще образованы, многогранны, трудолюбивы. Оба на личном опыте познали все, что нужно было знать о фашизме, тоталитаризме и коммунизме.

Я уступал им во всем. Кроме одного: я был столь же наивен, как и они…

Это была середина 90-х годов прошлого века…

Юрий Голигорский, Лондон