Сотириос Маринидис о зеленом производстве в России

Пока рейтинговые агентства подсчитывают, как отразятся экологические риски на кредитоспособности эмитентов, компании потребительского сектора вынуждены менять бизнес-модели под давлением общества. Сколько российские потребители готовы переплачивать за товары под зеленым брендом и реально ли вести производство в стране по международным экологическим стандартам, “Ъ” рассказал вице-президент P&G в Восточной Европе и Центральной Азии Сотириос Маринидис.

— P&G утверждает, что инвестировала миллиарды рублей в экологическую модернизацию российского производства. Окупились ли эти инвестиции?

— Мы не только утверждаем, мы действительно инвестировали в расширение и модернизацию наших производственных площадок в России. На сегодняшний день с 1991 года это около $800 млн, из них свыше 3 млрд руб. мы объявили на ПМЭФ в этом году, и 5 млрд руб.— в предыдущий год. Но издержки и возврат инвестиций — это лишь один аспект. Экологичность производства сегодня — это не опция, это необходимость. 75% потребителей хотят, чтобы компания была экологически и социально ответственной.

— Российские потребители тоже?

— Нет никакой разницы. То, что Россия не соответствует глобальным трендам,— это миф. На самом деле около 66% потребителей крайне обеспокоены экологическими проблемами, особенно качеством воды и воздуха.

— Это данные вашего собственного исследования?

— Это глобальное исследование. Мы производим товары массового потребления и всегда ориентируемся на потребителя. Количество ресурсов в мире сокращается, и обеспечить прежний подход к потреблению становится невозможно. Поэтому нам важно минимизировать влияние на окружающую среду. Это означает, что упаковку надо делать пригодной для переработки или последующего использования, использовать меньше воды и энергии, производить меньше отходов — и разрабатывать новые продукты и решения, отвечающие этим требованиям. Из 3 млрд руб. инвестиций, о которых мы объявили на ПМЭФ, львиная доля будет направлена на строительство дистрибуторского центра — консолидация логистики поможет сократить выбросы углекислого газа. Другой аспект — реализация программы «ноль отходов на захоронение»: завод в Санкт-Петербурге в этом статусе с 2017 года, завод в Новомосковске Тульской области сейчас готов на 90%, и к началу следующего года мы сможем довести этот показатель до 100%.

— Переход к принципу «ноль отходов» — это дополнительные издержки или экономия?

— Вначале, конечно, это дорогостоящие инвестиции. Более того, например, помимо твердых отходов мы активно работаем над новой системой очистки воды. Мы не можем не делать этого, поскольку в нашей глобальной экологической стратегии до 2030 года мы четко сформулировали свои обязательства.

— Ощущаете ли вы поддержку российских властей?

— Прошлый год в России был объявлен Годом экологии — это говорит о том, насколько важна и критична эта тема для правительства. Так что я могу ответственно заявить, что требования потребителей идут рука об руку с политикой государства, оно активно вовлечено в этот процесс, оказывает помощь. Например, что касается прослеживаемости ингредиентов, мы участвовали в подготовке нового закона о маркировке, цель которого — сделать ее простой, понятной и прозрачной для потребителей. Или очистка сточных вод — мы работаем совместно с администрацией города Новомосковска Тульской области, чтобы обеспечить переход на новую систему очистки воды. Мы ощущаем поддержку властей в том, что касается необходимой экологической инфраструктуры, ведь мы не можем перейти к безотходному производству одномоментно. На это требуется год-два-три, необходимо вовлекать локальных партнеров и поставщиков, иначе просто невозможно обеспечить нужное качество воды или мощности по очистке или переработке отходов. Важно, что и в Санкт-Петербурге, и в Новомосковске у нас сложилось очень хорошее сотрудничество с местными властями, которые помогают создать необходимые условия.

— Мощностей хватает?

— Мы системообразующая компания, у нас тысячи поставщиков. Когда P&G заявляет: мы хотим перейти на безотходное производство в Новомосковске, нам нужно А, Б и В,— партнеры готовы сами инвестировать в эти мощности, потому что знают, что это всерьез и надолго. Мы всегда стремимся выстроить собственные цепочки поставок. Благодаря нашему последнему проекту — дистрибуторскому центру в Новомосковске, мы создадим дополнительно 500 рабочих мест, это не только наши сотрудники, но и наши партнеры и поставщики. Всего же в России у нас сейчас более 2,5 тыс. собственных сотрудников и еще 10 тыс. на стороне поставщиков.

— В недавнем интервью вы назвали Россию «сложным рынком», где приходится искать дополнительные возможности сокращения издержек. Значит ли это, что вам приходится жертвовать принципами устойчивости ради экономии?

— Нет, никогда. Как я уже сказал, это не выбор, это необходимость. Конечно, Россия — сложный рынок, посмотрите, что произошло за последние три года. Сегодня курс 66–66,5 руб./$, три месяца назад он был 58–60 руб. Мы не можем перенести эту курсовую разницу на потребительские цены, так что мы вынуждены увеличивать собственную эффективность для сокращения издержек, одновременно внедряя инновации, на которые есть запрос у потребителя. Но без соблюдения принципов устойчивого развития дороги вперед нет.

— Вы руководствуетесь едиными стандартами или для каждого рынка приходится искать баланс между устойчивостью и прибыльностью?

— Нет, мы глобальная компания с глобальными стандартами, мы не можем перейти на 100% возобновляемую энергию в США, а в России — на 70%, это так не работает. Цели устойчивого развития везде одинаковы. С 2016 года в России мы сократили потребление воды и энергии и объемы отходов на 20%. С 2017 года объем выбросов углекислого газа сократился на 2,3 тыс. тонн. С 2016 года все стиральные порошки компании не содержат фосфатов. Нам удалось договориться с ритейлерами о возврате паллет для транспортировки, которые мы затем используем повторно. Все это актуально в России, как и во всех других странах.

Наши стандарты едины для всех стран. Например, если мы хотим снять новый офис, мы вынуждены руководствоваться нашими внутренними требованиями по метражу и прочему, даже если это ограничивает выбор и вынуждает нас платить больше,— это то, как мы делаем бизнес.

— Но инфраструктура отличается. В Европе вы можете закупать полностью зеленую электроэнергию, в России сделать это будет труднее.

— Переход на полностью возобновляемую электроэнергию — одна из наших целей-2030. Мы дали это обещание, и оно справедливо для всего мира, включая Россию. Теперь это моя задача — и задача моего директора по снабжению — обеспечить ее достижение. Если для этого потребуются дополнительные инвестиции, мы это сделаем, у нас еще 12 лет впереди. Россия движется в том же направлении, что и весь мир.

— Не торопясь при этом ратифицировать Парижское соглашение...

— Этот вопрос я комментировать не могу. Но если 66% россиян заинтересованы в устойчивом развитии, это дает мне уверенность, что, заручившись поддержкой властей, мы сможем перейти на 100% возобновляемую энергию. Это в обоюдных интересах.

— Это не только жители Москвы и крупных городов?

— Нет, это средняя цифра по стране. Мы наблюдаем значительный относительно рынка рост продаж в категории товаров pure, произведенных на основе натуральных, экологичных компонентов. Потребители готовы платить за них больше.

— Насколько больше?

— Это зависит от категории. Если детально смотреть на всю индустрию товаров массового потребления с широкой сетью дистрибуции, доступных и по конкурентоспособной цене,— разумная премия будет 5–10%. Не удивлюсь, если для каких-то нишевых товаров, которые штучно привозятся из Японии или Германии, наценка может составлять и 100%, и 200%, и 250%.

— Но вы говорили, что вынуждены продавать большую часть вашей продукции в России со скидкой.

— Сегодня от 60% до 80% всех товаров в супермаркетах реализуется со скидками 25–40%, да. Но в этой ситуации мы основываем наши расчеты не на розничной, а на средней рыночной цене со скидками и промоакциями. Именно из нее я буду исходить, принимая решение о запуске нового экотовара. И если мне удастся обойти конкурентов, я получу эти 5–10% сверх, а принципы устойчивого развития, которые мы транслируем потребителям, трансформируются в прирост стоимости для всей категории и рост нашей прибыли.

— Как отражаются на вашем бизнесе изменения системы экологического регулирования в России?

— Мы следим за этим. Мы всегда исполняем требования законодательства, но по некоторым вопросам мы также ведем дополнительные консультации с властями, если наши стандарты и опыт могут помочь вывести индустрию на новый уровень.

Интервью подготовила Надежда Краснушкина